Война и мир Закавказья за последние три тысячи лет - Александр Широкорад
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Согласно правительственному сообщению, 28 декабря 1936 г. в 4 часа 20 минут утра в Тбилиси от сердечного приступа скончался председатель ЦИК Абхазской АССР Н.А. Лакоба. Ему было 43 года.
Однако многие русские и абхазские историки уверены, что Лакоба был отравлен Берия, в доме которого ужинал Нестор Аполлонович.
После осмотра трупа Лакоба его личный врач Иван Григорьевич Семерджиев сказал: «Нестор отравлен». Все внутренности, желудок, печень, мозг и даже гортань были изъяты врачами.
После смерти Лакоба был объявлен врагом народа. Начались аресты его соратников, друзей и родни.
После гибели Лакоба начался процесс «грузинивания» Абхазии. В первую очередь это стало проявляться в кадровой политике. Один из ближайших сподвижников Берия С.С. Мамулов позднее вспоминал: «Я наблюдал, что Берия и Лакоба внешне соблюдали хорошие отношения, а после смерти Лакоба Берия на бюро ЦК стал прямо заявлять, что в Абхазию нужно больше посылать работников мингрельцев, так как в Абхазии абхазцев мало и чуть ли не меньшинство. Ранее этого Берия не заявлял». То же показал и А.М. Дедян: «Я хочу отметить, что Н. Лакоба правильно проводил национальную политику в Абхазии. В период его деятельности в СНК Абхазии его заместителями были греки, армяне, мингрельцы. Но после «лакобовского процесса» в 1937 г. стала проводиться со стороны Берия такая политика, что армянин, русский, грек не могли найти работу в Абхазии. Все ответственные посты стали заниматься только грузинами, мингрельцами».[77]
В начале 1937 г. председателем ЦИК Абхазии стал А.С. Аграба. При нем в Абхазии начались массовые аресты. Аграба долгое время работал в аппарате Закавказской ЧК и были приближенным Берия, а после назначения последнего на пост первого секретаря ЦК Грузии стал председателем Закавказского ГПУ.
Историк Марк Блиев писал о 20—30-х годах ХХ века: «Концепция государственности, по которой Грузия делилась на метрополию и сателлитов-колонии, была неизменной и устойчивой. Особенно это сказывалось в налоговой политике, где также основная тяжесть налогового бремени ложилась на сателлитов и более щадящие налоги вводились для грузинских районов. По мере усиления в СССР тоталитарного режима и возвышения Сталина до роли «вождя всех народов» в Грузии наращивались националистические силы. Сталин становился для грузинского общества символом особого превосходства, благодаря которому происходил дальнейший расцвет грузинской фанаберии. Идеология особой исключительности, господствовавшая среди партийно-советской элиты, способствовала сохранению в грузинском обществе реакционных политических процессов, оживлявших прежде всего национал-шовинизм. Менялся у политической элиты Грузии взгляд и на саму Россию, которой теперь управляли два грузина – Сталин и Берия.
Национал-шовинистической политикой являлось финансирование экономики Южной Осетии по остаточному принципу. Несмотря на наличие богатых залежей цветных металлов, строительных материалов в Южной Осетии, автономная область держалась на традиционных сельскохозяйственных формах экономического развития. В этих условиях не приходилось ставить вопросов повышения материального благосостояния народа, строительства предприятий, жилых домов, школ и культурно-просветительных учреждений. Цхинвали, столица автономной области, производила впечатление полузабытого районного центра. Имея поблизости превосходные источники питьевой воды, которая по трубам поступала в Гори, жители Цхинвали постоянно испытывали недостаток в водоснабжении».[78]
В 1926 г. из бюджета Грузинской ССР на душу населения внутренней Грузии приходилось 9,3 рубля, на Абхазию – 5,6 рубля, на Аджарию – 7,3 рубля, а на Южную Осетию – всего 4,2 рубля.
Бюджет Грузии с каждым годом возрастал, но пропорция распределения его по административным образования оставалась такой же неравномерной. Так, в 1928 г. для Южной Осетии на душу населения отпускалось 9,2 рубля, в то время как в Грузии-метрополии (без Тифлиса) эта сумма составляла 15 рублей.
«Колониальное положение Южной Осетии особенно сказывалось в области школьного образования. В грузинской исторической литературе немало страниц посвящено тому, как Османская империя, господствовавшая в Западной Грузии, занималась отуречиванием грузин. Словно подражая турецким завоевателям, накануне 1944 учебного года, когда Советская страна все еще продолжала вести тяжелую войну с фашизмом, власти Грузии перевели школьное образование на русский и грузинский языки, запретив при этом преподавание на осетинском языке. Таким образом, осетинских учеников заставляли учиться по школьным учебникам, составленным на двух разных языках и изданным на ничего общего не имеющих алфавитах.
Школьное образование осетинских детей было особенно затруднено, когда в 1949 году на грузинский и русский языки были переведены также начальные классы югоосетинских школ. Это при том, что в Северной Осетии, где проживало около 12 тысяч грузин, власти республики открыли грузинскую школу и не забывали ее опекать…
В 1955 году первый секретарь Юго-Осетинского обкома партии А.Г. Имнадзе по поручению ЦК КП Грузии дал указание о переводе делопроизводства на территории Южной Осетии на грузинский язык. Дело здесь дошло до изъятия в Юго-Осетинском педагогическим институте всей литературы, изданной на осетинском языке. Введение делопроизводства на грузинском языке сопровождалось сменой кадров – во всех сферах государственной службы, в особенности в правоохранительных органах – вместо осетинских работников подбирались кадры грузинской национальности. Подобная политика особенно быстро набирала темпы при первом секретаре ЦК КП Грузии А. Мгеладзе, не скрывавшем своего негативного отношения к Юго-Осетинской автономии. Малейшее недовольство, которое высказывалось по поводу национальной дискриминации, проводившейся руководством Грузии, немедленно пресекалось правоохранительными органами – сажали в тюрьму без суда и следствия…
Обстановка на уровне первого эшелона власти несколько изменилась лишь после того, как в 1956 году Президиум ЦУ КПСС принял специальное постановление «Об ошибках и недостатках в работе ЦК КП Грузии». Это был единственный случай, когда открыто заговорили о грузинском национализме, хотя он никогда не сходил в истории Грузии с политической сцены. Постановление Президиума ЦК КПСС, нами упомянутое, имело несомненное значение, однако было видно, что оно носит временный характер. Грузинский национал-шовинизм, имеющий глубокие исторические корни, нельзя было изжить партийными постановлениями, какими бы они ни были принципиальными. Национальные болезни лечатся, очевидно, иными способами. Нет, по-видимому, готовых рецептов от этой чумы, одно лишь ясно – дело самой нации, чем ей болеть, главное, чтобы жертвами ее не становились другие народы. Стоит отметить, что несмотря на грузинский шовинизм, фанаберию и ксенофобию, получившие в советское время в Грузии свой дальнейший подъем, Москва не снижала уровень своего покровительства этой кавказской империи. В послевоенные годы, вплоть до середины 80-х годов, Грузия представляла собой одну из самых процветающих республик СССР. Грузинские фенаберисты не сравнивали свою столицу с Москвой – столицей великой державы, они называли Тбилиси вторым Парижем. Грузинская ССР по темпам экономического (за счет союзного бюджета!) и политического роста опережала все другие республики СССР».[79]
Несколько слов стоит сказать и о межконфессинальных спорах в Грузинской ССР. После вхождения Грузии в состав Российской империи Грузинская Церковь утратила свою автокефалию. Несмотря на то, что грузины единодушно приветствовали присоединение своей Церкви к Русской Церкви, осуществлено это было антиканоническим путем – решением светской власти. Последний грузинский Католикос Антоний V (1810) получил звание члена Святого Синода, но удержал за собою и звание Католикоса. Через год он был уволен на покой (1811 г.), а звание Католикоса упразднено. Согласно императорскому распоряжению, Русский Синод назначил вместо него экзарха Иверии, митрополита Мцхетского и Карталинского (с 1818 г. – «экзарх Грузии архиепископ Карталинский и Кахетинский»).
В начале XX века грузины начали ставить вопрос о восстановлении автокефалии своей Церкви. Этот вопрос рассматривался в 1908–1907 гг. на Предсоборном Присутствии, которое отнесло его к компетенции предстоящего Поместного Собора Русской Православной Церкви.
После Февральской революции 1917 года, 12 марта грузинские епископы, духовенство и миряне, собравшись в Мцхете в кафедральном соборе Двенадцати Апостолов, без благословения Святейшего Синода РПЦ приняли решение о восстановлении церковной автокефалии в Грузии, а до тех пор, пока будут проведены выборы Католикоса Грузинской Церкви, они назначили ее местоблюстителем епископа Горийского Леонида. Под его председательством было установлено временное управление Грузинской Церкви, состоявшее из духовенства и мирян.
