Римская кровь - Стивен Сейлор

— Далеко до Америи? — спросил я его.

Он пожал плечами:

— А насколько свеж твой конь?

Я огляделся и заметил свое отражение в латунном кувшине на стойке. Лицо мое было красным и потным, волосы спутались и были припорошены пылью:

— Не свежей моего.

Он снова пожал плечами:

— Час, если поторопишься. Дольше, если ты не хочешь загнать животное. Откуда ты?

— Из Рима. — Слово слетело с языка прежде, чем я сообразил, что лучше бы промолчать. Весь день я напоминал себе об опасностях, подстерегающих меня за городом, и вот пожалуйста: несколько мгновений в незнакомой таверне развязали мне язык.

— Из Рима? Весь путь за один день. Должно быть, ты рано выехал. Возьми еще чашу. Не беспокойся, я разбавляю вино, не жалея воды. Из Рима, говоришь. У меня там сын. Хотя, может, уже и нет. Сражался за Суллу. Рассчитывал получить за это клочок земли. Может, и получил. Уже много месяцев от него ни слова. Весь этот путь за сегодняшнее утро? У тебя в Америи семья?

Толстым лицам довериться проще, чем исхудалым. На изможденном лице коварство проступает, как шрам, надежно скрываясь за округлой, детской мягкостью. Но глаза не лгут, а в его глазах совершенно не было обмана. Трактирщик был просто любопытен, разговорчив, измучен скукой.

— Нет, — ответил я. — Не семья. Дело.

— А… Должно быть, важное дело, если ты скачешь так долго и так спешишь.

Обманщик он или нет, но я решил доверить ему не больше, чем требовала необходимость.

— Мой патрон очень нетерпелив, — сказал я. — Столь же нетерпелив, сколь богат. Рядом с Америей есть земельный участок, который его заинтересовал. Еду проверить для него, как там и что.

— А… В наши дни это случается постоянно. В моем детстве вокруг были одни мелкие хозяева — местные жители, передававшие свою землю от отца к сыну. Теперь из Рима прибывают чужаки, скупают все подчистую. Уже и не знаешь, кому принадлежит половина окрестных земель. Наверняка не соседям; нет, обычно это какой-нибудь богач из Рима, который наезжает сюда два раза в год, чтобы разыграть из себя крестьянина. — Он рассмеялся, потом его лицо помрачнело. — И чем больше поместье, тем больше они привозят с собой рабов. Они придумали проводить их прямо через эту площадь или провозили их на телегах, пока мы не положили этому конец и не прогнали их с главной улицы. Ни к чему людям в цепях проходить здесь и нюхать, как пахнет свобода. Чересчур много недовольных рабов, чтобы люди вроде меня чувствовали себя спокойно.

По-прежнему вглядываясь в пустоту, старик в углу стукнул чашей об стол. Трактирщик вперевалку пересек комнату. Малейшее усилие заставляло его хрипеть и ловить ртом воздух.

— Пошаливают беглые рабы? — спросил я.

— Бывает. В городе не особенно, но у меня есть сестра, она замужем за крестьянином. У них хозяйство к северу отсюда. Живут в самой что ни на есть глухомани. Конечно, у них есть и собственные рабы, и несколько вольноотпущенников для защиты. Все равно, только дурак не закроет на ночь дверь. Говорю тебе, в один прекрасный день дело не ограничится двойкой-тройкой беглых рабов. Представь себе, их будет двадцать — или сто, и некоторые из них профессиональные убийцы. Меньше чем в тридцати милях вверх по дороге стоит поместье, где из рабов готовят гладиаторов. Ты только подумай, сотня диких зверей, которым нечего терять, вдруг вырвется из своих клеток.

— Ну и дурак же ты! — рявкнул старик. Он поднял чашу и осушил ее одним глотком. Струйки красного вина стекали из уголков его землисто-серых губ и капали на седую щетину шеи. Он стукнул чашей, немигающим взглядом уставившись перед собой. — Дурак! — повторил он. — Нечего терять, говоришь? Да их распнут и выпотрошат! Ты думаешь, Сулла и сенат позволят сотне гладиаторов разгуливать на свободе, убивая землевладельцев и насилуя их жен? Даже рабу не хочется, чтобы его руки пригвоздили к дереву. Не беспокойся, несчастье не станет роптать до тех пор, пока не ослабнет страх, который держит его в узде.

Челюсть старика отвисла, и он злобно улыбнулся. Только теперь я понял, что он слеп.

— Конечно, отец. — Толстый этруск деланно улыбнулся и отвесил поклон, который старик не смог бы увидеть при всем своем желании.

Я наклонился вперед и повертел чашей в руке.

— Бояться рабов или нет, но иногда кажется, что человек подвергается опасности даже в собственном доме. Порой отец должен опасаться даже собственного сына. Только воду на этот раз, — я поднял чашу. Трактирщик засуетился.

— О чем ты? — Когда он наливал воду из кувшина, руки его дрожали. Он с тревогой посмотрел через плечо на старика.

— Я просто подумал о слухах, которые слышал вчера в Риме. Я обмолвился о моей поездке некоторым приятелям на Форуме и спросил, не знают ли они часом что-нибудь об Америи. Ну, и большинство никогда о ней не слышали.

Я сделал большой глоток и замолчал. Трактирщик щипал себя за бровь; вокруг глубокой морщины на его лбу пролегли бесчисленные пухлые складки. Старик наконец зашевелился, наклонив голову в мою сторону. В комнатке воцарилась гробовая тишина.

Этруск прохрипел:

— Ну, и?

— И что? — спросил я.

— Слухи! — Это заговорил старик. Он ухмыльнулся и отвернулся в сторону, внезапно потеряв ко мне интерес (либо просто сделав вид). — Маленькая свинья живет слухами! Хуже, чем его мать, честное слово!

Трактирщик взглянул на меня и сделал беспомощное лицо.

Я устало пожал плечами, словно о такой чепухе и рассказывать не стоит:

— Я слышал только о том, что в Риме вот-вот начнется процесс, в который вовлечен человек из Америи. Росций, кажется, так его зовут; да, как и знаменитого актера. Его обвиняют — мне почти стыдно произнести это — обвиняют в убийстве собственного отца.

Хозяин едва кивнул и отступил назад. Он вытянул из-за пояса тряпку, вытер бисерины пота со лба, затем обмахнул ею прилавок, тяжело дыша от усилий.

— Это правда? — сказал он наконец. — Да, я кое-что слышал об этом.

— Только кое-что? Подобное преступление, в таком небольшом городке, в такой близости от Нарнии, я уже было подумал, что здесь только и разговоров что об этом.

— Да, но на самом деле преступление было совершено не здесь.

— Не здесь?

— Нет. На самом деле все произошло в Риме. Говорят, именно там был убит старый Росций.

— Ты знал его, не так ли? — Я старался говорить непринужденно, как будто слушаю его в пол-уха. Трактирщик вряд ли отличался подозрительностью, чего нельзя было сказать о старике. Я понял это по тому, как он сложил губы и медленно вращал челюстью, прислушиваясь к каждому слову.

— Старого Секста Росция? Нет. Верней, не особенно. Он изредка заглядывал сюда, когда я был ребенком, это правда. Отец? Но не в последние годы. Тот давно уже стал горожанином, римлянином со светскими манерами. Ему приходилось изредка приезжать домой, но он никогда здесь не останавливался. Я прав, отец?

— Дурак, — проворчал старик. — Жирный, неповоротливый дурак…

Хозяин снова смахнул пот со лба, взглянул на отца и смущенно мне улыбнулся. Я посмотрел на старика с притворной симпатией и пожал плечами, как бы говоря: «Я все понимаю. Несносный старик, но чего не приходится терпеть хорошему сыну?»

— На самом деле, когда я спросил, знаешь ли ты этого Росция, я имел в виду сына. Если то, что ему приписывают, — правда, тогда не устаешь удивляться, что же за человек мог совершить подобное преступление.

— Секста Росция? Да, я его знал. Не очень хорошо, но достаточно, чтобы здороваться с ним на улице. Он примерно моего возраста. По праздникам приезжал сюда на рынок. Он частенько захаживал в «Блеющего агнца».

— И что ты думаешь? Ты можешь о чем-нибудь судить по его виду?

— О, он был зол на своего старика, в этом нет сомнения. Не то чтобы он распускал язык, он был не из болтливых. Но время от времени кое-что все-таки прорывалось. Возможно, другие бы ничего и не заметили, но я не из таких. Я прислушиваюсь ко всему, что происходит.

— Так ты думаешь, он действительно мог это сделать?

— О, нет. Я точно знаю, что это не он.

— Как это?

— Потому что его не было поблизости от Рима, когда это случилось. Когда пришли известия о смерти старика, — о, было много разговоров, и нашлось немало людей, которые подтвердили бы, что Секст не покидал своей главной усадьбы в Америи много дней.

— Но никто не обвиняет сына в том, что удар нанес именно он. Говорят, он нанял убийц.

На это трактирщику ответить было нечего, но мои слова явно не произвели на него впечатления. Он задумчиво наморщил лоб.

— Странно, что ты вспомнил об этом убийстве. Пожалуй, я был первым, кто о нем услышал.

— Ты имеешь в виду, первым в Нарнии?

— Первым вообще. Это случилось в прошлом сентябре. — Вспоминая, он уставился на противоположную стену. — Убийство произошло ночью; да, полагаю, так оно и было. Погода была холодная: сильный ветер, серое небо. Если бы я был суеверным, то, наверно, я рассказал бы тебе, что той ночью мне привиделся зловещий сон или что я проснулся в комнате.