Пятое измерение (авторский сборник) - Конрад Фиалковский

— И ты хочешь, чтобы я тоже помнил? — спросил я.

— Нет, ты меня не понимаешь. Я хочу только, чтобы ты сопровождал меня. Чтобы это была экспедиция двух мнемокопий. Вдвоем нам будет легче… За то, что случилось, за то, что я теперь бессмертный автомат, вынужденный мыслить целую вечность, я могу обижаться лишь на себя или на него, на мой белковый прототип. Но я не знал, не ожидал, что, став мнемокопией, я останусь точь-в-точь таким же, как раньше…

— Он до сих пор этого не знает…

— Он?

— Да, профессор считает тебя автоматом и не может представить, что ты совершенно идентичен ему. Но я — то знаю другое. Я знаю, что когда стану мнемокопией, то буду смотреть на маленького человечка Гоера так же, как и ты, и смерть его меня не взволнует, потому что он был только схемой, прототипом, по которому создали меня, настоящего меня.

— Ну, хорошо, и что из этого?

— То, что в данный момент я — Гоер, тот маленький человечек, который проснется после транспозиции и будет стоять перед двумя мнемокопиями. И тогда ему уже будет безразлично жить или умереть. Что же, собственно, для меня, Гоера, изменится?

— Я отошлю тебя на Землю, обещаю тебе, — сказал он после долгого молчания. Должно быть, это была для него новая точка зрения.

— Итак, ты хочешь, чтобы я продал мою еще не существующую личность, обрек ее на муки бессмертия в обмен на свою свободу?

Он не ответил, и я продолжал:

— Как ты думаешь, если б я был тут с кем-нибудь близким, скажем, с сыном, то оставил бы тебе его взамен собственной свободы?

— Не знаю. Это зависит от твоей…

— Не оставил бы. А моя мнемокопия будет мне ближе, чем брат, чем отец. Ближе, чем еще не родившийся ребенок, потому что она — это я.

— Но ведь она автомат.

— Смешно. Разве ты чувствуешь себя автоматом?

— Нет. Конечно, нет.

— Вот видишь. Потому-то я и не оставлю тебе своей мнемокопии. Одну ее, может быть, я и послал бы в космос, чтобы она проводила исследования для всех нас, для человечества, потому что… потому что в конце концов мнемокопия — это частица человечества, частица общества.

Может быть, мне показалось, но гудение контуров как будто усилилось. Неужели Он так напряженно думал?

— Не знаю… я в этом не разбираюсь… я только биофизик… Но зато я знаю, что я автомат, и боюсь одиночества и воспоминаний. Это настоящий ад, гораздо более страшный, чем наивный ад древних. Я не хочу быть один и не буду, заставлю тебя дать мне свою мнемокопию. Заставлю, слышишь? Я знаю, ты не хочешь этого, но ты согласишься. Если не добровольно, то тем хуже для тебя. Повторяю: я автомат, а не человек, и у тебя не будет никакой возможности бежать. Это все, что я хотел тебе сказать. А теперь возьми профессора, иди в какую-нибудь кабину и подумай… Завтра ты дашь мне ответ. Ты не глуп и знаешь, что у тебя нет иного выбора. В тебя не вмонтировали блок самосохранения, и ты можешь захотеть покончить с собой. Поэтому я посылаю с тобой андроида. Он гораздо проворнее тебя, так что даже не пытайся.

Он замолчал, и я, сообразив, что разговор окончен, взглянул на профессора. Он неподвижно сидел на полу, бессмысленно уставившись в одну точку. Тонкие струйки пота текли у него по лицу. Он этого не чувствовал и не сознавал ничего, парализованный страхом смерти.

— Андроид! — крикнул я.

Он тут же вошел. Тогда я увидел, что позади меня уже стоит другой андроид, мой металлический ангел-хранитель, присланный мнемокопией.

— Возьми его и отнеси в кабину, — приказал я, показывая на профессора.

Андроид замешкался с выполнением приказания на долю секунды. Задержка была почти незаметной, но я уловил ее, так как хорошо знал автоматы. «Согласовывает распоряжение с мнемокопией», — подумал я.

Через минуту мы уже были в кабине. Она предназначалась для пилота, выводящего космолет за пределы солнечной системы. Андроид положил профессора на эластичное силовое поле, а я сел на пружинящее завихрения и задумался. Положение было не из веселых. Он меня заставит… Я знал, что Он может принудить меня к транспозиции. Ему подчиняются все автоматы…

Однако должен же быть какой-то выход… Можно было бы попробовать уничтожить мнемокопию. Но у нее есть система самосохранения, она будет защищаться, а возможности у нее колоссальные. Но — стоп! — можно подойти с андроидом к стенам, где находятся центры связей, и приказать разбить их. Нет, это невозможно: автоматы передают все приказы мнемокопии, чтобы получить разрешение… А если она не ответит?.. Да, тогда автомат выполнит мой приказ. Хуже всего то, что мнемокопия всегда отвечает, разве только потеряет сознание, то есть перейдет в состояние, аналогичное обмороку. Возможно ли это?

С минуту я раздумывал над этим. Ну да, разумеется, да. Когда перестанет действовать питание. С момента прекращения доступа энергии до включения запасных агрегатов на полную мощность проходит около полутора минут. За это время андроид выполнит приказ, разобьет координационный центр, и, когда питание вернется к норме, мнемокопия будет уже выведена из строя. Вдруг я заволновался. Неужели так легко вывести мнемокопию из строя? Я был одним из конструкторов системы внутреннего самосохранения, и такой простой способ уничтожения мнемокопии по-настоящему огорчил меня. Итак, значит, предохранение не безотказно… Хотя, с другой стороны, — утешался я, — предохранение было запроектировано на случай вторжения неизвестных существ, но никто не предполагал, что этим существом будет конструктор, знающий устройство, принцип действия и уязвимые места мнемокопии. Да, тот, кто не знает, где находятся координационные центры, долго искал бы их, и за это время на его шее повисли бы десятки андроидов, не считая более тяжелых автоматов с лучевыми метателями, которые распылили бы его на атомы. Но у меня, конструктора, это может получиться. Надо только поговорить с профессором так, чтобы Он этого не слышал. Значит, надо повредить информационный канал, идущий из кабины.

Я встал. Андроид-хранитель шагнул ко мне. Я подошел к рабочему автомату, производящему мелкий ремонт внутри корабля. Он был предназначен для пилота и, кажется, не имел обратной связи с мнемокопией…

— Лучевой нож, — приказал я. Одна из многих лап автомата высунулась вперед. Одновременно отозвался Он.

— Что ты хочешь делать? Ведь…

— Рассеки на полметра вглубь, — быстро приказал я, показывая то место в стене, где проходил канал.

Сверкнуло зеленое пламя, и Его голос оборвался на полуслове. Канал был перерезан.

— Профессор, профессор! — кричал я, дергая старика, лежащего на эластичном силовом поле.

— Что ты хочешь? — тихо спросил он.