Королевский фаворит - Поль Феваль

— Балтазар! — вскричал он. — Говори скорее, а не то мое бедное сердце разорвется!

— Мисс Арабелла назначает вам свидание, сеньор Асканио.

— Свидание! О счастье! О райское блаженство! Где? Когда? Отвечай же!

— Завтра вечером в саду отеля, вот вам ключ от решетки.

— Не сон ли это? Кажется, что мне действительно удастся все устроить! — радовался Макароне, схватывая ключ.

— Будьте скромны! — сказал Балтазар.

— О, я буду нем как могила! — отвечал Асканио, кладя руку на сердце.

Потом он прибавил очень холодно:

— Приятель Балтазар, я теперь не при деньгах, но можешь считать меня своим должником на пятьдесят реалов. Теперь поговорим о другом: монах ушел…

— Хорошо, я доложу о вас милорду.

— Погоди немного. Этот монах сильно интересует меня. Балтазар, не можешь ли ты узнать, кто он?

— Может быть.

— И что он делает у милорда? — продолжал Макароне.

— Это не невозможно!

— Я тебя награжу по-царски, Балтазар. Подумай об этом, и проводи меня.

Лорд Ричард Фэнсгоу был старик с холодным, ничего не выражающим лицом. Его редкие и почти белые волосы росли только на затылке, оставляя открытым большой, но узкий и покатый лоб. Его борода, подстриженная по английской моде того времени, сохранила так же, как и усы, свой естественный цвет — белокурый, с рыжеватым оттенком. У него был острый подбородок и тонкие бледные губы, расстояние от носа до рта было совершенно непропорционально общему овалу лица. Маленькие, серые, близорукие глаза, постоянно полузакрытые веками без ресниц, бросали хитрые взгляды из глубоких орбит.

Общий вид этой физиономии дополнялся прямым носом, опускавшимся перпендикулярно к верхней губе. Этот, чисто британский, нос был настоящий нос дипломата. Глаза могли улыбаться, рот сжиматься, бледный цвет щек переходить из бледного в ярко-красный под влиянием радости или гнева, нос же всегда оставался неподвижен и был точно мертвый. Бывают нескромные носы, раздувающие ноздри или меняющие цвет и тем выдающие тайные мысли своих господ, но нос лорда Ричарда никогда не делал ничего подобного, вы могли бы уколоть его, но он все-таки остался бы неизменен, вы скорее сломали бы его, чем заставили покраснеть.

Читатель поймет, как должен был дорожить им лорд Ричард, если узнает, что вышеозначенный лорд заплатил за этот нос три гинеи одному хирургу в Йорке, на родине лорда.

Нос был из картона, на серебряном каркасе, и так прекрасно сделан, что Фэнсгоу был очень рад, что утратил тот, которым его первоначально наделила природа.

Остальная часть особы лорда Ричарда была безукоризненна. Его называли горбатым только люди, не любившие его, а чтобы не заметить, как он хромает, надо было предварительно быть ослепленным его орденом подвязки.

Англичане по большей части красивы, хорошо сложены и вообще безукоризненны относительно правильности форм, тем не менее нельзя сказать, чтобы у них была приятная наружность. В их наружности есть что-то отталкивающее, под свежим цветом лица просвечивает эгоизм, самая любезность их напоминает собою сухой столбец цифр.

Бессмертному дон Жуану никогда не приходило в голову воплотиться в англичанина; чтобы соблазнять дам, ему подходила меланхолическая маска германца, живое и страстное лицо итальянца, жгучий взгляд испанца или, по крайней мере, живая и остроумная улыбка чистокровного француза. В образе же англичанина — одного из тех прекрасных англичан, которые кажутся восковыми фигурами, у которых на теле Аполлона сидит голова куклы, дон Жуан говорил бы в нос: «Я тебя люблю», и умер бы от сплина прежде, чем завоевал бы сердце какой-нибудь неутешной вдовы.

Не будучи обольстительным, даже когда он хорош собою, англичанин отвратителен, когда некрасив.

Лорд Фэнсгоу, можно сказать, превосходил эту привилегию своей нации. Его вид внушал недоверие и отвращение. За его некрасивой улыбкой виднелось коварство и надо было быть очень доверчивым, чтобы не замечать хитрое выражение его глаз.

Тем не менее, глубоко пропитанный основными правилами английской политики, он был сносным дипломатом и пользовался доверием Букингэма.

В ту минуту, когда прекрасный падуанец был введен в кабинет лорда, последний писал письмо. Он сделал знак вошедшему подождать и продолжал свое занятие.

Макароне отвечал грациозным жестом и непринужденно опустился в кресло.

— Не обращайте внимания, милорд, — сказал он, — я был бы в отчаянии, если бы вы стали со мною церемониться.

— Фэнсгоу поднял на Асканио свои полузакрытые глаза и на мгновение остановил перо. Его лоб слегка нахмурился. Презрительная улыбка мелькнула на его губах.

Макароне начал играть кружевами своей манжетки и взглянул на милорда со снисходительной улыбкой, которая, казалось, говорила:

«Между друзьями все должно быть просто».

«Этот дурень порядочный оригинал», — подумал Фэнсгоу.

Затем он снова стал писать.

Размышляя, он совершенно забыл о присутствии падуанца и начал, как это делают многие, шепотом диктовать себе письмо.

Макароне весь обратился в слух, но мог уловить только несколько отрывочных фраз, смысл которых совершенно ускользал от него. Он понял только то, что милорд был в восторге от оборота, который принимали дела, и скоро надеялся достичь желаемого результата.

Окончив письмо, Фенсгоу позвонил, и в комнату вошел Балтазар.

— Отнеси это письмо к Виллиаму, моему секретарю, — сказал лорд, — и принеси мне назад, когда он перепишет его. Что могу я для вас сделать? — прибавил он, обращаясь к Асканио.

— Вы можете сделать многое, милорд, — отвечал падуанец, придвигая свое кресло к Фэнсгоу. — Вы и я, мы можем многое сделать друг для друга.

Лорд Ричард вынул часы.

— Я спешу, — сказал он.

— Точно так же, как и я, но дело идет не о пустяках; будьте так любезны, выслушайте меня. Мое имя…

— Я вас знаю; дальше.

— Мне делает большую честь, что ваше сиятельство знает меня. Смею надеяться, что вы точно так же знаете и моего патрона, дона Луи Суза, графа Кастельмелора?

Фэнсгоу поклонился.

— Это благородный человек, — продолжал Асканио, — он могуществен и может сделаться еще могущественнее, так как у него великие планы.

— Что мне до этого за дело?

— Такое дело, что вам надо разрушить их, милорд. Видите ли, я наизусть знаю вашу политику и политику моего знаменитого друга и покровителя. У вас есть один общий враг — королева; но ваши цели не могут быть одинаковыми. Вам, милорд, на португальском троне нужен призрак короля, манекен, вроде Альфонса VI, например; для графа же Кастельмелора нужно…