По сложной прямой - Харитон Байконурович Мамбурин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вас когда-нибудь обнимала трехметровая девочка? Нет? Ну, значит вы и не жили как следует.
Не совсем поняв порыв Викусика, я поступил, как и полагается любому уважающему себя мужчине — стоял и молчал, пока меня не отпустили, а затем, похлопав маленькую гигантессу по плечу, продолжил путь домой. Родная хата, сколько с тобой связано всего плохого и даже опасного, но я всё равно стремлюсь каждый день увидеть сияющую задницу на канделябре. Надо будет одолжить у кого-нибудь фотоаппарат и наделать снимков. Правда, удары током… Но, всё равно, дома — хорошо!
Правда, на этот раз меня там ждал сюрприз. В принципе, я более чем был готов морально увидеть припершуюся домогаться до меня Кладышеву, одетую, а точнее, раздетую самым похабным образом, но такое…
— Кхх…, — удивленно подавился я воздухом, обозревая полностью крышесносящую картину. Аж к косяку плечом прислониться пришлось и подышать поглубже.
Как такую реакцию могут вызвать два мирно сидящих за столом человека, перед одним из которых стоит кружка чая?
Да запросто.
Когда один из них — Вадим. В данный момент быстро и слегка дёргано встающий из-за стола. Палатенцо же только голову повернула, хотя бровки и поднялись.
— Эээ…, — пробормотал я, всецело радуюсь тому, что на морде у меня маска, а заодно заученно отводя взгляд в сторону, чтобы не спровоцировать Юсупова, — Всем… привет.
— Виктор, — глухо произносит Вадим, сжимая и разжимая кулаки несколько раз. Потом он, закрыв глаза, начинает глубоко и ритмично дышать.
Гм. Не хочу, чтобы он разнёс мне всю квартиру, поэтому стою тихо, дышу через раз, молчу в тряпочку. Юлька тоже не делает резких движений, не издаёт звуков. Что тут творится? Что происходит? Зачем наш тихоня у меня? Почему он так возбудился, когда я зашёл?
Чувствую себя невовремя вернувшимся домой мужем.
— Ты не мог бы…, — наконец, сдавленно произносит Вадим, — … отойти от входа? Я сейчас… уйду.
— Конечно, — очень ровно и спокойно произношу я, сдвигаясь как балерун в сторону. Нежно, медленно и аккуратно.
Вадим неспешно бредёт на выход, но в дверях замирает, стоит так пару секунд, а потом говорит, не смотря на меня:
— Я… приходил… сюда… просто поговорить. С Юлей. Иногда. Просто… поговорить… Витя. Не подумай… чего. Мне больше… не с кем.
— Мы не хотели тебе мешать, — неожиданно добавляет Окалина-младшая, — Поэтому нас обычно предупреждали, когда ты возвращаешься.
Оп-па гангам стайл! Так вот почему я вечно натыкаюсь на Вадима в лифте!
— Эээ…, — задумчиво промычал я, — А почему украдкой? Почему так не прийти?
— Я опасен, Вить, — в голосе Юсупова мелькает грусть, — Ты же знаешь.
— А я могу стать неуязвимым к физическим проявлениям, — парирую я чуть более твердым голосом, уже полностью разобравшись со своим удивлением, — Так что, товарищ, заходите. Не стесняйтесь. Если Юлька не против, то я тем более. Даже «за».
— … что? — потрясенный Вадим поворачивается ко мне.
— Приятель, ты один из самых вежливых, тактичных и понимающих людей в моей грустной жизни, — тихо улыбаюсь я в сторону, — Так что совместить твои визиты с моими тренировками мне будет только в радость. Приходи в любое время.
Тем более, что оно, это время, кончается. При успехе проекта «Воскрешение» призраки обретут эмоции, а значит, их общество вполне может стать для Юсупова неприемлемым. Кроме того…
— Я просто сочиню табличку «Здесь Вадим», — предложил я, — Будешь её вешать, когда будешь приходить. И я её буду вешать, когда захочу, чтобы никто кроме тебя не приходил. Так мы все и выиграем.
Хитрый, умный, прозорливый я. А тихий шепот за спиной, идущий от интеркома и звучащий как одна не в меру хитрожопая бабуля, мы проигнорируем. Самое приятное в жизни — это когда ты делаешь доброе, хорошее и альтруистичное дело, повышаешь свои отношения с окружающими, создаешь себе хорошую репутацию, а потом, в дополнение, еще и извлекаешь из этого материальную прибыль! Или, как следует в этом случае — получаешь спокойный сон и табличку, способную отпугнуть почти всех обитателей общаги.
Следующие несколько дней прошли почти без происшествий. Я показывался в институте, пропуская лекции, но посещая семинары. Один из моих клиентов, являющихся одновременно и одногруппником, мог создавать существующие около суток копии небольших предметов, так что мне даже писать ничего не приходилось. Один грамм сухого суперспирта — и у тебя есть тетрадка с последними лекциями, которые ты запросто запоминаешь в туманном состоянии. Удобно.
Еще выполнил несколько вылазок по поручениям пушеров, заключавшихся в основном в перетаскивании очередного мешка «сяпы» из точки А в точку Б. Платили мне за такой ночной рейд порядка 100 рублей за мешок, что было более чем прилично. Такая деятельность хорошо сочеталась с «бойцовским клубом», куда я заваливался каждый раз, как синяки начинали проходить.
В целом, получалось неплохо. Утром идёшь в институт, днем приходишь, быстренько запоминаешь материал и спишь до вечера, позволяя Вадиму и Юльке потрындеть о… чем-то. Затем выходишь с Коморской, конечно, дождавшись кивка сидящего в будке дежурного, которому приходит сигнал о моем приближении с часов. Затем незаконная деятельность в ночи, либо визит в клуб, а незаконная деятельность потом. Когда как.
Мордобой оказался штукой невероятной полезности! Как выяснилось, уважаемая публика, люди ненавидят получать по морде! А еще сильнее, вы будете смеяться, они ненавидят, когда им это оформляют легко и непринужденно, сколько угодно раз и с разных позиций! Получившие по морде человеки после этого делятся на 2 вида: лелеющие пустую месть и соображающие, как выдать по морде в ответ.
С этим у меня были большие сложности, потому что «когти» были не только опытными бойцами, но и раскачанными неосапиантами первого поколения. Первого. То есть, они сначала выучились в опытных солдат, а лишь потом получили деревяшку. Они помнили каково это — быть слабаками. Мне же, в свою очередь, было не применить не голозадое суперусиление, ни туманную ужасающую форму. Всё, что у меня было в наличии, так это жилистое тело в спортивных трусах, бывшее лишь в два раза сильнее простого смертного (ну, может, чуть больше) и… слизь. Последней я уже мог выделить литров пять, а вот грамотно ей пользоваться меня как раз научили душевные побои.
— Сволочь.
— Гад…
— Скользкий говнюк.
— Пацаны, если кто-то кому-то расскажет… сука, хотя бы намекнет на то, что здесь произошло… я ему почки отобью, понятно?!
— Да *ляя…
Нет, я бы с радостью стоял над этими избитыми мной и гравитацией (ладно, только гравитацией) грудами мышцатого мяса, но немногим от них отличался, также валяясь на полу и