Схватка с судьбой (СИ) - Гичко Екатерина

Внутри не почувствовалась должная уверенность.

Тяжёлые тёмные эмоции вяло шевельнулись и замерли, скованные неверием.

Это не могло произойти с ним.

Риш уже не помнил, как вышел и оказался в коридоре. Не помнил, как ступал босыми ногами по истоптанным за ночь коврам. Голова кружилась, звуки смазывались, тени пугливо убирались с его дороги. Кто-то похлопал его по плечу, что-то сказал. Глаз зацепился за серебристую змею. Узор из переплетающихся полос. Проясняющееся сознание шепнуло, что это всего-то коса.

– Риш, ты как?

Узээриш не ответил и даже не обернулся, продолжая смотреть на хозяина косы. Холодные жёлтые глаза. Невысокий рост.

– Тяжёлое время, да. Давай я провожу тебя в спальню. Пошли к детям. Зиш может проснуться, испугаться. Натерпелся, бедолага…

Сухая, но сильная рука приобняла его за талию и потянула за собой, но Риш не сдвинулся с места. Сквозь пелену, застилающую реальность, он всё же смог рассмотреть и узнать харена. И в груди разгорелась жаркая, необъяснимая ничем ненависть.

– Это твоя вина! – Риш рванулся вперёд, но две пары крепких рук удержали его на месте. – Отец доверился тебе, а ты не смог защитить! Рылся, рылся, но так и не дорылся! Бесполезный кусок дерьма!

Харен продолжал стоять перед ним и выводить из себя спокойным взглядом.

– Риш, это наша вина, – уверял его кто-то, но хайнес не обернулся, продолжая ненавидяще смотреть на главу сыска.

– Отец поручил расследование тебе, – сквозь зубы прошипел Риш, – именно тебе. Он был уверен, что ты справишься. Но ты оказался ни на что не годен. Только со своей девкой и миловался!

Горькая и ядовитая боль потери выплёскивалась наружу.

– Вотый, – со злобной насмешкой выдохнул Узээриш и вырвал свои руки из чужой хватки. – Теряет всемогущее семейство схватку, плодит беззубых щенков.

– Риш…

– Не трогать! – хайнес отдёрнул локоть и подался вперёд, приближаясь к лицу Ранхаша. – Можешь попрощаться со своей Майяри. Ни один жрец в Салее не осмелится связать вас узами брака.

Отпрянув, Узээриш, покачиваясь, обогнул харена и, пройдя ещё пару шагов, скрылся за дверью.

Шерех проводил его обеспокоенным взглядом и утешающе похлопал Ранхаша по плечу.

– Не обижайся. Сердце болит у мальчишки. Позже отойдёт.

Обижаться Ранхаш точно не думал, но слова хайнеса запомнил, впрочем, не придав им особого значения: даже если боги не захотят назвать Майяри его женой, он сам назовёт её супругой.

– Здесь? – он кивнул на дверь, за которой располагалась госпожа Лийриша, и, дождавшись кивка, в одиночку зашёл внутрь.

– Эй, Шерех, – домоправитель Фоший пихнул патриарха рода Вотый в бок, – ты уверен, что отойдёт? Наследник-то упрямством своим ох как известен.

– И мы, Вотые, упрямы, – рассеяно отозвался Шерех.

Он, как и правнук, о горячих словах Узээриша и не размышлял. На мальчишку столько всего свалилось. Немудрено, что и нервы шалят, и виноватого найти хочется, а тут ещё и совиные инстинкты… Оборотень покачал головой, представляя, каково сейчас Ришу: и мачеха, и тётка, и отец. Сестричка раненая. Маленькая шестилетняя девочка! С ума сойти недолго.

– Занять его надо. Чтоб в себя пришёл. В городе-то мы сейчас и сами приберёмся, но это неделя, а дальше-то он уже сам должен, – Шерех задумчиво пошкрябал щетинистый подбородок. – Притащи с чердака гостевое гнездо.

– Зачем? – удивился Фоший. – Хайрени туда сейчас нельзя. Её вообще двигать нельзя. А…

– Гнездо. Принеси, – Шерех исподлобья уставился на друга, и тот, пожав плечами, похромал исполнять приказ.

Риш прошёл в спальню и медленно, малоосмысленно осмотрелся. Тусклый свет. Широкая постель, на которой под толстым одеялом спал напоенный успокаивающим зельем братишка. Небольшая кроватка с решетчатыми высокими бортиками, в которой лежала сестричка. И сиделка. Крепкий оборотень. Шерех, зная по Иерхариду, в какое беспамятство могут приходить совы от беспокойства за детей, женщину оставлять не рискнул. Иерхарид в таком состоянии не различал ни самцов, ни самок, ни комнатных растений и даже себя в зеркале не узнавал.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Опустившись рядом с постелькой сестры на корточки, Узээриш уткнулся носом между прутьями бортика и вдохнул сладкий детский аромат тонких волос, сейчас пропитанных горечью лекарств. Малышка спала. Личико её было спокойно, бровки не хмурились от боли, но Риш помнил, что под тёплой рубашечкой и одеялом нежное тело Иии опоясывает плотная повязка. Пару часов назад он в отчаянии мерил комнату шагами, укачивая на руках хнычущую от боли сестрёнку, пока бессердечный лекарь не счёл, что прошло достаточно времени, чтобы без вреда дать ребёнку очередную дозу обезболивающего.

Отстранившись от кроватки, Риш замер, уставившись на сиделку. Тот ответил спокойным ровным взглядом.

– Господину угодно, чтобы я ушёл?

Помолчав почти минуту, Узээриш с трудом ответил:

– Нет.

Присутствие незнакомца его злило, но он боялся, что не сможет защитить брата и сестру в одиночку.

Неприятное, сколькое чувство уязвимости и бессилия.

Осторожно опустившись на постель, Риш обернулся вокруг брата и замер, прислушиваясь к тихому внутреннему уханью совы. Истерзанный зверь радовался присутствию птенцов.

Дверь не скрипнула, но Риш мгновенно вскинулся и неподвижным взглядом уставился на вход. Там замер домоправитель семьи Вотый, господин Фоший.

– Простите, господин, мы ненадолго, просто…

– Вон, – жутковато прошипел хайнес.

– Сейчас, – оборотень покладисто улыбнулся и посторонился, пропуская внутрь парочку лакеев, тащивших большое, им по плечи, гнездо.

Риш было вскочил, но брат захныкал во сне, и, пока хайнес разрывался между желанием утешить Зиша и разорвать незваных гостей, «гости» торопливо установили гнездо и ретировались.

В комнате опять повисла тишина, нарушаемая лишь дыханием и треском поленьев в камине. Зиш больше не хныкал, сестричка спокойно спала, а сиделка-оборотень благоразумно притворялся спящим.

Риш смотрел и не мог оторвать глаз от принесённого гнезда.

– Остолоп! – Фоший от души, аж голова мотнулась, отвесил оплеуху подчинённому. – Хоть у кого-то из вас хоть какое-то соображение работает? Хотя бы иногда?!

– Да он страшенный такой, – лакей обиженно потёр затылок. – Вот я впопыхах и оставил, как привесил, на боку. Может, и боги с ним? Там масла-то на донышке…

– Гнездо из сухого дерева! А если займётся?

Тяжело дыша от негодования, Фоший перевёл взгляд на дверь и пожевал губами, решаясь. Нет, оставлять зажжённый фонарь висеть прямо на гнезде не дело. А вдруг боги на что-то разгневались на всю правящую семью и воспользуются этой крохотной возможностью, которую им по недогляду оставили?

Решившись, Фоший осторожно приоткрыл двери и заглянул внутрь.

– Прошу прощени… – растягиваемая улыбка так и замерла на губах.

На полу в луже растёкшегося масла валялся разбитый фонарь.

Но не он заставил домоправителя замолчать.

На краю гнезда сидела огромная снежная сова и сосредоточенно чистила пёрышки на груди. По крайней мере так казалось со спины. Птица медленно повернула голову – Фоший увидел в её клюве белые перья, – а затем с настораживающей неспешностью развернулась полностью, переступая лапами по сучковатому краю гнезда.

На груди розовело выщипанное пятно размером с мужскую ладонь.

– Простите, – Фоший торопливо закрыл дверь и озадаченно перевёл дыхание. – Ну ладно, пусть обживается.

Ранхаш вернулся к Майяри сразу после того, как побывал у госпожи Лийриши и постоял у двери в покои господина Иерхарида: туда никого не пускали. Но нашёл возлюбленную в постели отца, трогательно свернувшуюся калачиком у него под боком. И задавил все встревоженные мысли, все страхи, все горькие чувства. Если ему опять станет плохо и он вновь выкачает из отца магию, то вряд ли тому это поможет на пути выздоровления.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Для Ранхаша стало неожиданностью, что отец серьёзно ранен. Он узнал об этом, уже добравшись до дома прадеда. И облегчение от встречи с Майяри сменилось тревожным ожиданием.