Охотники на Велеса (СИ) - Иванова Татьяна Всеволодовна

Творимир догнал Любаву и отвел ее в сторону. Муромцы по-прежнему показательно ничего не замечали. На полянке за деревьями беглецов ждали их кони.

— Ну как? — довольно усмехнулся Творимир. От своей заметной рыжей бороды он уже избавился.

— Нет слов.

Любава с трудом устроилась в седле. Очень мешали длинная рубаха, теплая панева, длинная свитка и тулуп, тоже длинный, но хоть широкий. Творимир поскакал первым, указывая путь. Они выбрались на поляну с времянкой, построенной еще Негорадом для охоты на кабанов. Поляна была вытоптана множеством копыт. Негорадовская же времянка превратилась в приличную зимнюю избу. Даже с печкой. Правда, топилась она по-черному, но зато низко стелющийся дым из-за деревьев будет трудно увидеть.

— Вот здесь и подожди, пока все кончится, девонька. За тобой кто-нибудь приедет. А я поеду к нашим. Они, видишь, только что ускакали.

Он поцеловал ее в лобик, прошептал «Кирие элейсон» и умчался в лес по протоптанной конниками дороге.

Любава осталась одна в звенящей тишине зимнего леса. Какое-то время она просто стояла неподвижно, обнимая свою кобылу, успокаиваясь и снова молясь. На этот раз уже благодарно. Потом девушке надоело стоять неподвижно. Она завела Гулену в конюшню позади избы, отвязала тюки с вещами и едой, притороченные к кобыле, подняла их в избу и начала суетиться по хозяйству. Ей придется здесь ночевать и, скорее всего, не одну ночь.

* * *

Всеслав сумел взять себя в руки настолько, что вернулся в свой двор, оседлал коня и конным поехал по дороге к святилищу. Он уже доехал до трясины, через которую раньше никогда не переходил, как навстречу ему из леса выбежали несколько муромцев. Всадник спешился, заставил себя дождаться путников, стараясь выглядеть спокойным. Он терпеливо ждал, пока люди перейдут через промерзшую сверху, но все равно опасную трясину. По неизвестным ему причинам иногда эти трясины до конца не промерзали. Поэтому, только дождавшись, пока люди переберутся на сухую землю, он спросил.

— Вы куда? Что-нибудь случилось?

— Не ходи туда, польский посланник. Целее будешь, — ответил кузнец Житобуд.

— Здорово, Житобуд, — успешно скрывая то, как сильно колотится сердце, сказал Всеслав. — Что происходит?

— А, Велесовы копыта! Возле святилища выяснилось, что Любава пропала.

Всеслав еле удержал в себе выдох неимоверного облегчения.

— Она же ведьма, с другой стороны. Они, что думали, она добровольно убьется, что ли? Сама в жертву принесется? Я так и не сомневался, что она исчезнет в конце. И пока волхвы эти из-за нее мельтешились и копошились, с другой стороны, из леса вдруг въехали на конях…

— На конях?! Тут же кругом болота.

— Что видел, то видел. Въехали на конях воины и принялись живехонько окружать все сборище. Мы-то с краю стояли, вот и бросились наутек.

Кузнец с товарищами быстро пошли обратно в Муромль, а Всеслав остался стоять. Что-то не давало ему покоя. Наконец, он сосредоточился на этой ускользающей мысли. И точно. Когда он, обо всем забыв, скакал от города по дороге к святилищу, он мельком видел след Любавиной кобылы, уводящий в сторону. Гулену недавно перековали, и, по настоянию Всеслава, кузнец отметил подковы небольшими звездочками.

Всеслав, когда он находился в хладнокровном устроении, считался неплохим следопытом. И сейчас он решил вспомнить о былой славе своей. Неторопливо вернулся назад, нашел то место, где след уводил в сторону и проехал по следу. Таким образом, он сначала попал на поляну, где Гулена дожидалась Любаву, по следам понял, что кобыла дождалась хозяйку. И далее поехал по протоптанной тропинке.

Любава как раз решила перенести дрова из-под навеса в избу, поближе к печке, как на полянку точно по ее следам въехал Всеслав. Одно полешко девушка от неожиданности выронила. Но только одно. Полуобернулась, кивнула своему преследователю и неторопливо вошла в избу. Неторопливо. Не выдавая своей тревоги.

Маловероятно, что польский посланник приехал с добром. Сообразил уже, скорее всего, что его использовали новгородцы в своих целях. Оскорбленный мужчина, воин. А она здесь совсем одна. Помощи ждать неоткуда. Кругом пустой, заснеженный лес.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И Любава сняла с крюка и пристегнула к перевязи меч в ножнах. Кинжал-то у нее всегда висел на поясе.

Всеслав, пока возился со своим конем под навесом конюшни, а сена и соломы здесь хватило бы на несколько лошадей на пару недель, действительно, все более и более раздражался. Он мог забыть, что его дурачили, более того, использовали в своих целях новгородцы, только пока верил, что самой Любаве грозит мучительная смерть. Убедившись в том, что с ней все в порядке, никто ее в жертву приносить не будет, что новгородцы обвели вокруг пальца не только его самого, но и всю здешнюю и нездешнюю колдовскую братию, он почувствовал, что это его до глубины души задевает.

Да, напрямую, надо отдать ей должное, Любава его никогда не обманывала, но дурачить дурачила. А он так беспредельно испугался за нее, что даже предложил ей стать его женой, чтобы спасти. Как же он, наверное, смешно выглядел в ее глазах. Ведь она точно знала, что смерть ей не грозит.

С большим трудом обуздав нарастающую злость, недостойную воина, он вошел в избу, сам еще не зная, что он сейчас сделает или скажет.

Любава стояла в полутемном углу, скрестив руки на груди, и ждала его. Печка топилась по-черному, но дым уже вышел в маленькое открытое окошечко под потолком, через которое свет зимнего дня проникал в избу.

Всеслав остановился в дверях и молчал, не зная, с чего начать. Рядом с этой девицей его досада, боль и горькая злость слегка поутихли. Он был все же рад, ее видеть. И чувство облегчения, которое он так недавно пережил, узнав, что она жива, снова наполнило его душу.

— Есть хочешь? — прервала молчание Любава.

— Потом можно? Сначала поговорим.

— Хорошо, — Любава обрадовалась мирному тону Всеслава и мирному желанию поесть после разговора. Нужно попытаться спокойно поговорить. Может, он выскажется, плюнет ей в лицо, допустим, и уедет? Правило второе дружинницы: никогда не извлекай меч без крайней необходимости.

— Садись хотя бы. Тебе все рассказали обо мне? Нет, тебе не могли рассказать все. Что тебе рассказали обо мне?

Всеслав снял тулуп, повесил его на гвоздь у входа и заставил себя сесть. Глухо звякнул его меч.

— Из Суждаля вернулся мой брат, — начал воин невыразительным голосом. — Мы с ним обсудили тебя, и он заподозрил, что ты и вправду не ведьма. Он помнил тебя еще по тому времени, когда ваша Ингигерд мирила варягов Брячислава с Ярославом.

Любава обхватила себя руками.

Какой промах Гостомысла. А если бы Мечислав приехал из Суждаля раньше? Или он бы не приехал?

Всеслав откинулся к стенке и, не отрываясь, наблюдал за ней.

— Мы наведались к тебе домой и нашли скрепленные пергаменты с записью наговоров. После чего нам все стало ясно.

— Не знаю, что вам стало ясно…

— … мы поняли, что ты не ведьма, что ты сознательно выдавала себя за ведьму…

— … но теперь я могу все рассказать, — обезоруживая его своей искренностью, сказала Любава. — Теперь уже можно. Я дружинница княгини…

— Мечислав вспомнил.

— … и выполняла приказы своего воеводы. Вот ты, Всеслав, скажи. У тебя, наверняка, была своя дружина. Ты бы потерпел дружинницу, которая хотя бы колеблется в выполнении твоих приказов?

— Не потерпел бы, — ошарашено признал Всеслав. — Но я бы и вообще не потерпел дружинницу в своей дружине.

— Ну и ладно. Тебя никто и не просил. Ты выполнял приказы своего воеводы, а я — своего.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Ага, но у тебя бы ничего не вышло, — сквозь зубы процедил Всеслав, — если бы не я. Твой воевода включил меня в свои планы?

— Да, — виновато прошептала Любава. — Это Гостомысл. Он легко предсказывает поведение людей в разных обстоятельствах.

— А то, что я, как последний дурак, потеряю из-за тебя голову и попрошу тебя стать моей женой, чтобы спасти от ужаса жертвоприношения, это он предсказал?