Ларец Самозванца - Денис Субботин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Сотник! – донёсся до Марека глухой оклик. – Когда же привал?
-Как найдём место! – возразил могучий, красивый голос.
-Пора бы… Кони устали!
-Как найдём место! – повторил тот, кого назвали сотником…
Мареку больше нечего было делать здесь – он всё узнал. А ещё, он знал место, подходящее для привала одной сотни всадников. То место, где недавно удобно отдыхали они с Яцеком! И он очень сомневался, что Яцек сумел правильно прибрать за собой. Ох, надо поспешать!
Обратная дорога была труднее и опаснее. Рядом, всего в десятке шагов, по дороге ехали враги, и они были настороже – даже рушницы далеко не убирали. Мареку же надо было умудриться их обогнать, да ещё не на пару мгновений. Пару раз он врезался в деревья, раз сухая ветка под его ногой треснула, словно выстрелила… Ему повезло, и на опушку он выбежал, имея некоторое время в запасе. Яцека и коней там не было. И ничто не говорило о том, что здесь вообще кто-то был. Даже примятая трава успела расправиться… Ну, скоро ей придётся куда как туго!
-Яцек! – позвал он громким шёпотом.
Приятель почти тут же высунулся из кустов.
-Чего орёшь? – его шёпот был куда тише, почти беззвучный. В руках Яцек держал рушницу и фитиль её дымился.
-Ишь, развоевался… не придётся! – ухмыльнулся Марек. – Видишь ли, дружище, мы уходим. Я всё разузнал… Пора и честь знать!
Яцек так обрадовался, что даже не обиделся – редкий случай в последнее время.
-Вот и славно! – пролепетал он. – Поехали скорее!
-Да уж, скорее! – согласился Марек. – Но тихо! Они вот-вот будут здесь!
Лес сомкнул за ними свои ветви. Спустя несколько мгновений на дороге показался казачий дозор…
9.
-Сотник, мы нашли место! – голос казака-разведчика был полон самых радужных предчувствий. – Отличное место!
Мрачно усмехнувшись этой радости, Кирилл взмахом руки послал отряд в указанную воином сторону. Ничего, недолго им радоваться! Скоро уже узнают, что он сократил остановку до полудня вместо обещанного дня! Скоро!.. Только бы не взбунтовались! По правде сказать, что люди, что кони выглядели предельно измождёнными.
Но место пленяло своей красотой. Опушка леса, огромные дубы в десять человеческих ростов, трава, доходившая коню по грудь… Речушка течёт – небольшая, с хрустально чистой водой, плавно перетекающей через запруду. Птички поют, жучки-червячки ползают… Идиллия!
Пока здесь не объявились люди. Сотня здоровых, потных, грязных мужиков и сотня не менее потных и грязных коней. Воды речушки-ручейка побурели от грязи и стали солёными от пота. Травяные пущи вытоптали копытами кони, что не вытоптали в первый миг – выжрали. Дубы лишились ветвей, дабы люди могли из этих ветвей развести себе костры… Птицы замолкли, испуганные. И только жукам да червякам некуда было деваться, они героически ползали, их давили десятками, их прихватывали лошади, вместе с травой…
-Еда! – радостный Шагин поставил перед господином и воспитанником котелок с дымящейся, раскалённой кашей. – Никитка сегодня в ударе!
Сотник, задумчиво уставившийся куда-то в землю, без особой радости отреагировал на это заявление.
-Каша… - уже не так радостно и уверенно пробормотал Шагин, усаживаясь подле хозяина и понадёжнее утверждая котелок в траве. – С салом, со шкварками! Пшённая, как ты любишь… Что с тобой, господин?
Кирилл коротко вскинул на него взгляд и снова уткнулся носом в колени. Щёки его побледнели, глаза в краткий миг, что он смотрел на слугу, были полны странной тоски.
-Да что случилось-то?! – воскликнул Шагин. – Господин, ты пугаешь меня!
-Вот уж чего меньше всего хотел! – фыркнул Кирилл, не глядя на него. – Тебя, Шагин, раз испугай, сам потом икать будешь… Долго!
Шагин сделал вид, что обиделся, не забывая, впрочем, следить за господином из-под упавших на лицо волос.
-Я вот думаю, что творится на Руси! – с тяжёлым вздохом, внезапно сказал Кирилл. – Народ, смерды, словно взбесились! Против царя бунтуют! Опять же, немцев[13] всяких развелось… Словно еретики могут нас чему-то доброму научить!
-Ну… а почему же нет? – осторожно спросил Шагин. – Среди них вдоволь настоящих мастеров. Те же пушкари, каменщики, потом эти… богомазы!
-Ну да, ну да! – поморщился Кирилл, которому иконы, писанные старым письмом, были куда больше по душе, чем новомодные работы московской школы. – Богомазы!.. Своих, что ли, мало?! Пушкари – да. Пушкари иногда знатные приходят. Токмо за те деньги, что им у нас платят, десять наших можно было воспитать. Да хотя бы и в той же Аглицкой земле!
-Я слышал, царь Дмитрий хотел отправить детей боярских учиться… - осторожно, помня о яростном неприятии господином любого упоминания о Самозванце, возразил Шагин. – Я даже слышал, будто полста человек он успел отправить! Вот, правда, не знаю, куда…
-Всё-то ты у меня знаешь, Шагин! – усмехнулся Кирилл, беря, наконец, в руки котелок и поперву без особого аппетита вкушая кашу. Поперхнулся. Попробовал ещё одну ложку. Ухмыльнулся, искоса глянув на слугу…
-Распробовал? – равнодушно поинтересовался Шагин, которому молодой Никитка-кашевар, сын Митрохи-Косаря, был крестником и которого он опекал именно как сына.
-Распробовал! – подтвердил сотник. – Добрый кашевар растёт! Что, татарским травкам его научил?
-Не только татарским! – заверил его Шагин. – Ногайским, башкирским, даже Сибирским!.. Было дело, ходили и туда! На Кучума-хана[14]!
-С отцом, кажется? – припомнил Кирилл.
-С кем же ещё! – подтвердил Шагин. – С господином Егором Александровичем, пусть земля будет ему пухом! Славный был витязь! Уж не обессудь, господин, а если ты половину того сотворишь, что он успел, быть тебе не просто воеводой – в стремянном полку головой!
-Так почему он – не стал?! – с болью и стыдом прошептал Кирилл.
-На то – своя причина была! – сердито нахмурившись, возразил Шагин. – Вишь ты, боярин Борис, сын Фёдоров[15], его невзлюбил! Потому только твой отец жив остался, что сам Государь Иван Васильевич его ценил! Под Нарвой да Юрьевом[16] твой батюшка отличился. Опять же, по крымским вестям дважды в походе был[17]!.. Тогда и меня взял на меч… Помнишь ли?
-Помню! – подтвердил Кирилл. Чего ж не помнить, когда всю жизнь своего отца, стараниями матери и Шагина он помнил чуть ли не по дням. Героический отец, которого он помнил седовласым богатырём, гневливым сверх меры, тяжёлым на руку и злым на язык, выглядел в них совершенно по-иному. Чуть ли не святым выглядел!
-Вот… - со вздохом продолжил Шагин. – Потом, когда царь Иван-то умер, тот боярин вовсе во власть вошёл, отца твоего только возраст да былые заслуги спасли! Не посмел Борис-царь его обидеть. Да и Василий Иванович, князь Шуйский, значит, сумел защитить! Господин-то, твой отец, значит, всегда его руку держал! Он ведь в те годы уже в Шуе жил… Славные были годы! Чего смеёшься?!
