Не любо - не слушай - Наталья Арбузова

Стараюсь… уж как выходит (Артём).

Нам с Викой без Тёмы трудно: будто встали ребром нерешаемые вопросы. Мы были Тёмкина команда, и всё в шоколаде. Теперь не догонишь кто. У Тани последняя сессия перед дипломом. В субботу я Мишку в тачку – и на Речной: он Вику давно не видел, всё больше Димку. Узнал – в первый раз сказал полностью: Вика. Долго глазел на ее красоту – дети въезжают в это. Как всё, однако, запуталось.

В феврале я был приглашен в Дом литератора на примечательный вечер одного прозаика, имя которого слышал к стыду своему впервые. Меня просили о кратком выступленье, но книгу заранее не дали. Я думал – пойму по ходу дела и что-нибудь да скажу. На входе был непривычный двойной контроль. Пускали по пригласительным билетам, мое же имя было на входе в списке. Сам автор, по виду олигарх, солидно молчал. Никаких отрывков из обсуждаемой прозы я не услышал. Известные люди хвалили, но без цитат. Наконец один изобретательный человек всё же привел цитату: «Он повернулся невыразительным затылком». Действительно, очень умно.

Это Кирилл взял грех на душу – сам придумал… нельзя же совсем без цитат. А книги никто не видел. Зато какой был фуршет! десять заслонов поставишь. (Аня).

В начале марта Тёма венчался в церкви - он всегда считал, что так нужно, а расписываться не в счет. Привенчали и Ваню: водили вокруг аналоя – отца у него нет. Меня назначили шафером – я повел Тёму к венцу. С утра рассиялось, пятна синего неба играли в пятнашки меж облаков. Вика со строгой прической держала витую свечу, и на душе было тихо, и никакого сомненья не было, что существует душа. Свадьба была негромкая – в квартире на Руставели, двадцать пять человек. Таня сидела рядом со мной, после сказала: надо было и нам. Я ничего не ответил.

Всё-таки я женат на Алле и должен заботиться о малолетней дочери. Четверть доцентской зарплаты – не густо. Я организовал Алле постянную работу в «Мурзилке» -

во брехня (автор) -

она делает большие успехи в детской поэзии:

Где же наши кулики?

Вон, гуляют у реки.

А чего они хотят?

Накормить своих ребят.

Где же дети? на песочке.

Сколько их? сынок и дочка

Ходит дочка не спеша,

Очень дочка хороша.

Взято без малейшего изменения из детской книжки и без зазрения совести приписано Алле (автор).

Девочка прехорошенькая и на меня похожа (Юрий).

Вот и славно (ботичеллиевская Нина с воздушными волосами).

Нет ничего кудрявей апреля. Димка возит Мишку в прогулочной легкой коляске. Пока ему это нравится – не Мишке, конечно, а Димке. Мишке больше нравится возить ее самому. Вместо любви постоянной я получила временную, но сейчас она классная - просто полный улет. Я знаю про эту Вику… сейчас мне по барабану. Красивая, блин, девчонка, но я ничего не боюсь. Вот защищу диплом – тогда, блин, и буду думать. Я подумаю завтра… сегодня мне хорошо.

На Пасху я поехал во главе делегации православных писателей в Сербию. Она нас встретила изрядной разрухой, но радостно. Пили и пели, качаясь: дэ-то далэко… Читали друг другу стихи – всё понимали.

Слова понимали, но насколько бездарно, во всяком случае с нашей стороны – не въезжали (автор).

Колокола звонили, и Людмила была в делегации. Было так здорово, что мы с ней вернулись вместе, и я припоздал явиться домой к Ане. Прошло незамеченным - я умудрился скрыть.

Где твой дом, Юрочка, никто уже толком не знает (обворожительный призрак Нины).

Теперь у меня две музы – поэзии и прозы. А вообще-то муз девять (Юрий).

Ну девять так девять… вербуй, набирай. Я такой музы прозы не знаю. Но невозможно отрицать - Юрочка делает успехи на сексуальном фронте (ангелоподобная Нина).

Нина, голубка, что ты зациклилась на Юрочке? ты Павла вообще помнишь или нет? ну? на подлокотнике кресла сидела… совсем недавно (автор)

Не… я этого тут не помню… (Нинины потупленные глаза, еле видные – безо всякого телесного сопровождения)

Тут – это где? (автор)

Ответом Нина меня не удостоила.

Зато я помню. Помню юную улыбку и сияющее лицо, на котором всё читалось черным по белому. Это было преображенье… на дороге не валяется. Если б мне показали, где пресловутое «там» находится, и сказали, что я ее там опять такую застану, я бы попер хоть к черту на рога. Ну Вы же автор… сообразите что-нибудь (Павел).

Никакой дельной мысли в голове (автор, виновато).

Опять плывем на байдарках, как безденежная молодежь. Мой сын не от Вики остался дома, и Таня с Димоном воркуют над его головой. Тёмка плывет со своими – Ольгой и Ваней, я с Викой. Опять высокие берега – река прорывается сквозь возвышенность. Там, наверху, деревни угадываются крышами. Над крышами легкое небо - того гляди улетит. Ваня не сводит глаз с Артёма. От нашей байдарки они слегка отстают, мы их ждем и идем бок о бок. Без Вики я уже не могу… это не сразу сделалось. Хвалился, что разлюбил – нет, гнал, блин… она меня приручила, я теперь беззащитен. Что хочет, то со мной сделает… разлюбит – и я пропал. Чужая душа потемки, но и своя потемки. Кто бы во всё в это въехал… я всё бы отдал ему.

После воспоминаний об интересных людях я начал писать православную прозу. Возобновившиеся отношенья с Людмилой мне в этом существенно помогли – она наделена глубоким религиозным чувством.

Ханжа крашеная (насупленная Нина).

Я писал о провинциальных священниках, об их больших семьях – заботливых матушках и послушных, богобоязненных детях. О чудесах, мироточивых иконах, о помощи бедным. Об исцеленьях, диковинных избавленьях, обетах и их исполненье.

Ты же, Юрочка, когда был небольшим начальником в почтовом ящике, вступил в партию. Воинствующий атеист (памятливая Нина).

***

Да полно тебе! кто старое помянет, тому глаз вон (автор).

Издательство «Благовест» уже заключило со мной договор на будущую книгу.

С изрядным гонораром (Людмила и Аня – хором).

Грести вместе с Владом просто супер – он сильный, и мы гребем слаженно. Еще не знает, что у нас будет сын. Именно сын – УЗИ показало. Артём Томилин. Я не хочу, чтобы он разводился… буду скрывать от него до последней возможности… гнать пургу по-черному. Дарственную на ту, щелковскую квартиру – Татьяне – он с моей подачи уже оформил и через Мишкины лапки вручил. Я ничего не загадываю. Жалко, блин, хорошей работы в фирме. Ништяк, найму няньку. Кругом всё сияет – смотрю глазами Влада, и мне ничего не надо.

А я всё знаю – нашел спрятанные ею медицинские бумажки. Взял ее в поход – без нагрузки, предлог она сама симулировала: ногу потянула! Пусть такой родится, какими мы всё начинали в точке слома: не знающий, что впереди и ничего на свете не боящийся. Вот повернет река – тогда увидим. Увидим и выгребем. Татьяна пока не знает, но и Вика Татьяны не знает. Сама подаст на развод безо всякой дополнительной информации. Верней всего в момент получения диплома. И фамилию возьмет девичью – она гордая. Как бы я ее любил, если б не Вика! А я буду Владимир Томилин, еще в юности задумал. Жизнь крутая штука, она нас очень редко когда спрашивает. Только в загсе стандартными словами. Не жизнь, а вестерн. Вон, чуть с Тёмой не столкнулись. Один Артём Томилин с другим, будущим. Что Вика разрешит мне так его назвать, я ни минуты не сомневаюсь. Оля, табань! Ваня, за правую веревку тяни! правую, я сказал… сено-солома!

Я уже подала на развод, перед самыми майскими. Влад еще не знает. Написала – фамилию хочу взять: Краскова. Не стала ждать защиты диплома. Пусть там стоит правильная фамилия. Дядя Паша меня одобрил. Спустил Мишку с колен, порылся в потертой сумке, достал дарственную на квартиру: улица Костякова, дом шесть. Отдал не через Мишку, а прямо в руки, с прекрасной улыбкой. Дядя Паша, у Вас что, крыша поехала? Вам всего пятьдесят семь. И тут только я заметила, как он похудел в последнее время и как слабо, но устойчиво от него пахнет спиртным. Перестройке обрадовался, а против рыночной стихии выгрести не сумел. Вынул из той же облупленной китайской сумки помятую репродукцию. Посмотри, говорит Димычу – похоже на Таню? это мадонна с цветком. Димыч вежливо кивнул и дарственную припрятал в стол. Сдает за второй курс и достаточно повзрослел, чтоб стать самым обыкновенным человеком. Павел Алексеич снова взял Мишку на колени, но вроде будто ему тяжело, уж больно тот стал здоров. «У него бабушкины широко открытые миру глаза. Нет, нет, не смотрите на фотографию… такой ее видел только я, и то недолго». Вообще я дядю Пашу всегда понимаю, что он хочет сказать. Неформальное родство, приходящее ниоткуда.

Еще мои «Христианские были» на прилавки не поступили – меня представили к государственной премии. Результат предрешен – сказал Петербурженко. Столь прекрасного образца религиозной прозы не видано.