Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

Долго не было выстрела. Нога в одном сапоге затекла, невозможно было больше терпеть. Немного вытянул ее из головки сапога, как будто легче стало, можно было пошевелить разбухшими пальцами.

Наконец, выстрел прозвучал, и Алехин появился в палатке. В руках у него были сапоги.

Он заговорил несколько смущенно, был сбит с толку:

- Товарищ комиссар, этот, которого сейчас по вашему приказанию…

- Не по приказанию, а по приговору революционного суда, - строго поправил его Раскольников.

- Так точно, по приговору. Он перед тем, как идти к месту, снял сапоги и попросил, чтобы я вам отдал. Потому- у вас худые…

- Ты в своем уме, Алехин? - вскочил с места Раскольников. - Что ты мне предлагаешь? Убирайся вон…

- Что такое? Сапоги добрые, могли бы взять… - бормотал растерянный Алехин, чувствуя, что в чем-то дал маху, и не понимая, в чем.

- Убирайся! И забери это. Выбрось! Все! Уходи. Передай своим, пусть идут обедать. На обед и отдых - час.

Оставалось еще несколько дел, хотелось бы покончить с ними до конца дня, чтобы утром отправиться в очередную часть.

С наслаждением стянул сапоги, ступил босыми ногами на прохладную землю, даже засмеялся от удовольствия. Выставил сапоги на солнце, разложил на подсохшей травке сырые портянки.

Алехин не торопясь удалялся с сапогами убитого, разглядывая их с разных сторон, покачивал головой, как бы разговаривал сам с собой, недоумевая, почему их надо выбросить.

И, правда, надо ли?

Раскольников колебался.

- Алехин, вернись! - крикнул он.

Алехин с готовностью развернулся и кинулся к комиссару.

- Может, правда примерить? - сказал Раскольников.- Вдруг подойдут?

- Я ж говорю: сапоги добрые. Как не примерить, - с укоризной в голосе подтвердил Алехин.

Навернул на стопу сухую часть портянки, сунул ногу в сапог - в самый раз. Надел второй сапог - тоже впору.

- Хорошо, возьму. Иди, Алехин. Отдыхай. Через час быть здесь.

Вскоре после начала работы партийно-следственной комиссии Раскольников получил от Ленина письмо, в котором Ленин спрашивал, установлен ли должный контроль и за Вацетисом: "Достаточно ли энергично работают военные руководители и Вацетис? Хорош ли контроль комиссаров за ними?.." Но, похоже, за Вацетиса можно было не беспокоиться. Этот бывший полковник с примерной решительностью пытался выправить положение фронта.

Еще не выдохся напор каппелевцев, стремившихся развить успех в северном направлении - на Казань, и наступали чехословацкие части в Заволжье, а Вацетис подготовил и обсудил с членами реввоенсовета план контрудара, предусматривавшего разгром скопления войск чехословаков в Заволжье охватывающими ударами с юга и севера. Начало операции намечалось на середину августа. Каждый член реввоенсовета отвечал за определенный участок фронта. Раскольников - за действия речной флотилии. Подготавливая операцию, Вацетис на ходу проводил реорганизацию воинских частей, формируя их п о образцу старой армии. Вводились строгая дисциплина и субординация, отменялась выборность командного состава. Бойцов обмундировывали в солдатскую форму - гимнастерки, ботинки с обмотками, фуражки с красными звездами вместо кокард.

Белые упредили красных. 1 августа они начали наступление на Казань. Большой десантный отряд пехоты и кавалерии, чехословаки и белогвардейцы, на шести вооруженных пароходах и пятнадцати вспомогательных судах поднялся от Симбирска вверх по Волге до деревни Бадтымиры, пройдя треть пути до Казани. Здесь с белогвардейскими кораблями встретились высланные им навстречу Раскольниковым суда Волжской военной флотилии. Завязался бой. Но силы были неравны, и суда флотилии отошли назад.

Одновременно белые перешли в наступление и на других направлениях. На севере двинулись вдоль железной дороги Екатеринбург-Пермь на Вятку, на юге - вдоль линии Вольск-Саратов на Царицын.

Четвертого августа белые захватили устье Камы. Создавалась непосредственная угроза Казани.

Рано утром 5 августа Раскольников двинул флотилию, все готовые к тому времени вооруженные пароходы, к устью Камы, с жестким предупреждением: выход судов из боя с нерастраченным боекомплектом будет рассматриваться как предательство со всеми вытекающими последствиями. Флотилия встретилась с кораблями белых в нескольких верстах от Казани. И опять бой был неравный. Расстреляв все снаряды, суда флотилии стали отходить вверх по реке. Более быстроходные пароходы белых нагнали два отставших парохода флотилии у деревни Верхний Услон, несколько выше Казани, и захватили их. Взятых в плен матросов белогвардейцы отсортировали: комиссаров, комендоров и пулеметчиков тут же утопили, предварительно связав всех вместе колючей проволокой и прицепив для грузила пароходный якорь, остальных повезли вниз, к Симбирску.

В этот же день к вечеру флотилия белых высадила на левом берегу Волги под Казанью, западнее города, десант, который повел наступление на город. Утром 7 августа Казань пала.

Перед выходом из Казани, на рассвете, Раскольников виделся мельком в штабе фронта с Ларисой, она навешивала на себя бумаги, печати, все ценное и секретное, что нужно было унести с собой, и условились, что она и сопровождавшие ее два матроса будут пробираться в Свияжск, это верст двадцать на запад от Казани, вверх по Волге, на правой стороне ее, там находился штаб формировавшейся Пятой армии. Там и встретятся. Если, конечно, выберутся из Казани.

Сам он уходил с отрядом красноармейцев, который прикрывал отход обозов с беженцами и воинским имуществом, выбиравшихся на Сибирское шоссе. Шли в арьергарде, отстреливаясь от наседавших чехословаков. Но уже перед самым выходом из города попали в окружение и пришлось с боем прорываться к шоссе.

Получилось так, что, прикрывая с фланга какую-то часть, решившую зацепиться на задворках лесопильного завода, задержались, оторвались от обозов, они ушли далеко вперед. И тут неожиданно, отсекая отряд от шоссе, из-за окраинных хибар вымахала конная батарея белоказаков, две упряжки низкорослых гривастых сибирских лошадей с всадниками и полевыми пушками, с грохотом, гиканьем понеслись полем к лесопилке. Лихо развернулись там, всадники поспрыгивали с коней, мигом привели орудия в боевое положение и стали лупить разрывными снарядами по лесо пилке. А следом за батареей из-за хибар высыпали пехотинцы в темно-серых мундирах, не чехи и не казаки, должно быть, какой-то отряд армии Комуча, с винтовками наперевес устремились в том же направлении, к лесопилке. Державшие оборону на заводе дрогнули и стали отходить в сторону, противоположную шоссе.

Нужно было прорываться к шоссе. Командовал арьергардным отрядом красноармейцев немолодой солдат с черной бородой, в черной барашковой, несмотря на жару, папахе, в шинельной скатке через плечо. Раскольников не вмешивался в его распоряжения, солдат был человек бывалый. Солдат приказал всем подтянуться к нему; не высовываясь, он сидел на корточках перед забором, отделявшим пустырь от узкой и кривой улицы, выводившей из города. Та сторона улицы тоже представляла собой пустырь, с разбросанными по нему убогими деревянными строениями - жилыми домишками, складами, обывательскими сараями.

- Значит, так, - сказал солдат, оглядев свое воинство, штыков двадцать, лишь комиссар с револьвером. - Двум смертям не бывать, одной не миновать. Возьмем на испуг. Всем держаться кучей. Выйдем за хибары - и бегом к шоссейке. Орудовать штыком, патроны зря не жечь. Перемахнул шоссейку - дуй вдоль нее с той стороны, там вроде низина.

- А в спину будут стрелять? - спросил кто-то.

- Нехай стреляют. Не останавливаться, не отвечать. Кто убежал, тот, считай, в рубашке родился. А кто не добежал… Словом, ясно?

- Куда яснее!

- Тогда за мной.

Вышли за последние дома и побежали. Оказавшиеся у них на пути солдаты в незнакомых мундирах замешкались, увидев несущуюся на них молча, с выставленными штыками ораву красноармейцев, брызнули в стороны, не думая сопротивляться. Но не все успели убраться с дороги, два или три человека упали, наколотые на штыки, еще одного, опомнившегося из первых, выставившего было свой собственный штык, застрелил Раскольников. Это был румяный молодой мужик с голубыми глазами, веселой ямочкой на щеке, он хотел пырнуть пробегавшего мимо него Раскольникова, тот увернулся, солдат изготовился послать винтовку сильнее, и Раскольников, не целясь, пальнул в его сторону из револьвера.

Добежавшие низиной до рощицы, налево от шоссе, остановились, переводя дух, стали совещаться, как двигаться дальше. Шоссе, судя по всему, заняли белые, в их руки попали обозы и беженцы. Следовало пробираться либо на север, вдоль реки Казанки, пытаясь догнать отходившие с боями части Второй армии, либо на запад, к позициям формировавшейся левобережной группы войск Пятой армии. Неизвестно было, что творится на территориях, занятых белыми, поэтому решили двигаться небольшими группами.