Крещение огнём - Анджей Сапковский

— Ха, совсем было запамятовал. — Лютик, который только что опрокинул очередную мензурку, громко отрыгнул. — Мандрагора сильно ядовита! А я брал ее в руку! А сейчас мы хлебаем этот отвар, не задумываясь…

— Токсичен лишь свежий корень растения, — успокоил его Регис. — Мой выдержан целый сезон и приготовлен соответствующим образом, а дистиллят профильтрован. Опасаться нечего.

— Это уж точно, нечего, — согласился Золтан. — Самогон завсегда самогон, гнать его можно даже из цикуты, крапивы, рыбьей чешуи и старой шнуровки от сапог. Давай посуду, Лютик, народ ждет!

Последовательно наполняемая мензурка снова пошла по кругу. Все удобно расположились на глинобитном полу. Ведьмак зашипел и выругался — боль в колене снова дала о себе знать. Он заметил, что Регис внимательно присматривается к нему.

— Свежая рана?

— Не совсем. Но докучает. У тебя нет каких-нибудь трав, чтобы боль унять?

— Смотря что за боль, — едва заметно улыбнулся цирюльник. — И по какой причине. В твоем поте, ведьмак, я ощущаю странный запах. Магией лечили? Давали магические энзимы и гормоны?

— Всякие лекарства давали. Понятия не имею, что еще можно вынюхать в моем поту. У тебя чертовски тонкое обоняние, Регис.

— У каждого свои достоинства. Для нейтрализации недостатков. Что тебе лечили волшебством?

— Рука была сломана и бедренная кость.

— И давно?

— Месяц с небольшим.

— И уже ходишь? Невероятно. Брокилонские дриады, верно?

— Как ты угадал?

— Только дриады знают лекарства, способные так быстро восстановить костную ткань. На твоих руках я вижу темные точки, места, в которые проникали корешки конинхаэли и симбиотические побеги пурпурного окопника. Конинхаэлью умеют пользоваться только дриады, а пурпурный окопник не растет нигде, кроме Брокилона.

— Браво! Безошибочный вывод! Однако меня интересует другое. Мне сломали бедренную кость и предплечье. А сильные боли я почему-то чувствую в колене и локте.

— Типично, — покачал головой цирюльник. — Магия дриад восстановила тебе поврежденные кости, но одновременно произвела небольшую революцию в нервных стволах. Побочный эффект, который сильнее всего ощущается в суставах.

— Что можешь посоветовать?

— К сожалению, ничего. Ты еще долго будешь предчувствовать ненастье. Зимой боли усилятся. Однако я не рекомендовал бы тебе пользоваться сильными обезболивающими средствами. Особенно наркотиками. Ты — ведьмак. Тебе это абсолютно противопоказано.

— Значит, полечусь твоей мандрагорой. — Ведьмак поднял мензурку, которую ему только что вручила Мильва, выпил до дна и закашлялся так, что опять слезы потекли из глаз. — Мне уже лучше. Дьявольщина!

— Не уверен, — Регис улыбнулся, не разжимая губ, — ту ли болезнь ты лечишь. И вообще лечить надо причины, а не проявления.

— Это не для ведьмака, — фыркнул уже немного зарумянившийся Лютик, прислушивавшийся к разговору. — Ему-то как раз против его хворобы водяра поможет.

— Хорошо бы тебе тоже. — Геральт остудил поэта взглядом. — Особенно, если у тебя от нее язык задубеет.

— На это вряд ли можно рассчитывать, — снова улыбнулся цирюльник. — В состав препарата входит белладонна. Много алкалоидов, в том числе скополамин. Прежде чем на вас как следует подействует мандрагора, всех вас разберет элоквенция.

— Что разберет? — спросил Персиваль.

— Элоквенция. Красноречие. Простите. Давайте пользоваться простыми словами.

Геральт скривил губы в деланной улыбке.

— Справедливо. Легко впасть в манерность и начать пользоваться такими словами ежедневно. В таких случаях люди начинают считать болтуна невежественным шутом.

— Или алхимиком, — добавил Золтан Хивай, зачерпывая мензуркой из бадейки.

— Или ведьмаком, — фыркнул Лютик, — который начитался всякой муры, чтобы произвести впечатление на некую чародейку. А чародейки, милостивые государи… и милостивые государыни, ни на что не клюют так охотно, как на изысканный треп. Я верно говорю, Геральт? Ну, расскажи нам чего-нибудь…

— Пропусти очередь, Лютик, — холодно прервал ведьмак. — Слишком уж быстро на тебя подействовали содержащиеся в этом самогоне алкалоиды и… скополамин. Ишь, разговорился. Элоквенция разобрала!

— А, перестань, Геральт, — поморщился Золтан. — Секретничаешь-то напрасно. Ничего нового нам Лютик не сказал. Ты давно уж стал ходячей легендой. Тут никуда не денешься. Истории о твоих похождениях разыгрывают в кукольных театриках. В том числе и историю о тебе и чародейке по имени Гвиневера.

— Йеннифэр, — вполголоса поправил Эмиель Регис. — Видел я такой спектакль. История об охоте на джинна, если мне память не изменяет.

— Был я при той охоте, — похвалился Лютик. — Смеху, доложу я вам…

— Расскажи всем, — поднялся Геральт. — Запивая и разукрашивая по возможности. Я прогуляюсь.

— Эй! — встрепенулся краснолюд. — Нечего обижаться.

— Ты меня не понял, Золтан. Мне надо облегчиться. Что делать, такое случается даже ходячим легендам.

Ночь была ужасно холодная. Кони топали и похрапывали, пар валил у них из ноздрей. Залитый лунным светом домик цирюльника выглядел прямо-таки сказочно. Ну, один к одному — домик лесной волшебницы. Ведьмак застегнул брюки.

Мильва, вскоре вышедшая за ним, неуверенно кашлянула. Ее длинная тень поравнялась с его тенью.

— Чего ты обратно злишься? — спросила она. — Что ли всерьез на них обозлился?

— Нет.

— Так какого беса стоишь тут один?

— Считаю.

— Э?

— С того момента, как мы выбрались из Брокилона, прошло двадцать дней, за это время мы прошли всего верст шестьдесят. Цири, если верить слухам, находится в Нильфгаарде, в столице империи, в городе, от которого меня отделяют, по осторожным прикидкам, что-то около двух с половиной тысяч верст. Из элементарных расчетов получается, что при таком темпе я доберусь туда через год и четыре месяца. Как тебе это нравится?

— Никак. — Мильва пожала плечами, снова кашлянула. — Я не умею считать так хорошо, как ты. А читать и писать и вовсе. Я глупая, простая девушка из деревни. Никакая тебе не компания. Не друг для разговоров.

— Не говори так.

— Так ведь правда же. — Она резко отвернулась. — На кой ты мне эти версты и дни перечислял? Чтобы я присоветовала тебе что-нибудь? Страх твой разогнала, тоску приглушила, которая свербит тебя сильнее, чем боль в поломанной ноге? Не умею! Тебе нужна не я, а та, другая, о которой болтал Лютик. Мудрая, ученая. Любимая.

— Лютик — трепач.

— Ну-ну. Но часом с головой треплется. Вернемся, хочу напиться еще.