Поцелуй меня ложью - С. М. Сото
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мы держимся подальше от темы других девушек. Я заговорила об этом раньше, к моему большому огорчению, но, к счастью, он больше ничего не упоминал. Он также не пытался объясниться, а я не спрашивала. Так умнее. Чем меньше я знаю, тем лучше. Меня даже не должно волновать, с кем он спит. Я не имею права знать, чем занимается этот человек. Единственное, что меня должно волновать, это то, как искренне он относится к смерти моей сестры.
Мне трудно подавить мысли о ней, сидя напротив него. Когда он смеется над чем-то, что я говорю, и его кадык дергается, или когда он что-то обдумывает, и его брови сдвигаются, я смотрю, гадая, видела ли Мэдисон подобный жест в ночь своей смерти. Она тоже смотрела на Себастьяна и удивлялась, как кто-то может быть таким красивым? Она тоже удивлялась, как кто-то из них может быть таким обманчивым?
Пока Баз рассказывает о своей работе и семье, я смотрю на его большие руки. Руки, которые бродили по моему телу и касались меня там, где он не имел права касаться. Эти ли руки убили ее? Эти ли руки лишили ее последнего вздоха?
Острая боль пронзает мою грудь при мысли о том, что Баз может быть убийцей. Я представляю его на скале Поцелуев с Мэдисон. Представляю, как он стоит над ней, причиняет ей боль, убивает ее, и не могу заставить это уйти. Я пытаюсь дышать сквозь это, но все только ухудшается. Оно проходит через грудь, сдавливая легкие, делая невозможным вдохнуть. Я понимаю, что мои глаза слезятся, когда большая фигура База плывет передо мной, склонив голову набок. Мои эмоции застревают в горле, мешая сглотнуть. Я смаргиваю блеск и чувствую, как по щеке скользит слеза.
— Маккензи?
Голос База звучит издалека, будто он за много километров отсюда. Я хватаюсь за край стола, пытаясь удержать реальность, но краем глаза вижу ее. Я чувствую, как она наблюдает за мной, осуждает меня, ждет, что я все испорчу, как она знает я могу.
Я качаю головой и закрываю глаза, заставляя ее уйти.
Ее здесь нет.
Это не реально.
Она мертва. Мэдисон мертва.
Какое-то движение, затем теплое прикосновение к моей руке пугает меня. Я прерывисто вдыхаю, и мои глаза распахиваются. Баз сидит на корточках возле моей стороны стола, наблюдая за мной с напряженным выражением лица. Это странное сочетание льда и беспокойства, смешанных в одном. Как будто ему не все равно, но не совсем.
Все это чертов фарс.
— Все в порядке?
Его голос пробуждает все во мне. Его голос заставляет все остальное полностью исчезнуть, включая Мэдисон. Его голос заставляет меня почувствовать то, что я не должна чувствовать, и меньше всего рядом с ним.
Я отталкиваюсь от стола, спотыкаясь на ходу о стул. Быстро смахнув слезу с лица, я смахиваю ее, хотя ясно, что он ее уже видел.
— Думаю… мне вдруг стало нехорошо. Думаю, мне пора…
Я делаю неуверенный шаг назад, когда Баз смотрит на меня, и складка между его бровями становится глубже с каждой секундой. Кроме этого, его лицо остается отстраненным и абсолютно бесстрастным к моему потрясению.
Развернувшись, я торопливо выхожу из ресторана и проталкиваюсь мимо людей, толпящихся вокруг, блокируя мой побег. Мой нос горит, а горло сжимается от гнева и пассивно-агрессивных эмоций. Я чувствую жар его взгляда у себя за спиной, наблюдая, как я убегаю. Все вокруг меня кружится, разрушая затуманенный алкоголем разум. Я знаю, что это связано с вином. Это происходит каждый раз, когда я слишком много выпью. Прошлое всплывает на поверхность, угрожая унести меня с собой. Это всегда Мэдисон. Она всегда рядом, когда я меньше всего ожидаю.
Гнев быстро разливается по моим венам. На Мэдисон. На себя.
Мы просто все испортили. Мы все испортили. По-королевски.
Неужели она не понимает, что все испортила?
Баз больше никогда не захочет меня увидеть после сегодняшнего вечера. Он был моим единственным путем к остальным ребятам. Он единственный из всех этих бессердечных ублюдков, кому я хотела доказать свою невиновность. И как, черт возьми, мне теперь это делать?
Вернувшись в свой номер, я захлопываю дверь и сердито швыряю свою сумку в стену. Она ударяется, отскакивает и падает на пол. Я сжимаю руку в кулак, и, будто у него есть собственный разум, он сбивает лампу с торцевого столика, падая на пол с оглушительным треском. Еще больше слез наворачивается на глаза, когда тяжесть, лежащая на моей груди, становится невыносимой.
— Ты не могла просто остаться в стороне хотя бы на одну гребаную секунду? — кричу я, кружась по кругу с раскинутыми по бокам руками. — Я делаю это ради тебя! Неужели ты не понимаешь? Ты все портишь, Мэдс!
Я кричу на нее, хотя знаю, что она меня не слышит.
Она, блядь, никогда меня не слышит.
Я падаю на пол и даю волю слезам. Это не должно было быть так. Вся моя жизнь не должна была быть такой. Я не должна все еще соревноваться с ней. Но соревнуюсь. Каждый божий день я соревнуюсь с человеком, который мертв.
Это должна была быть я.
Это должна была быть я.
Если бы роли поменялись местами, Мэдисон сейчас процветала бы.
Без сомнения, она добилась бы успеха. Красивая сама по себе, когда такой мужчина, как Баз, ловит каждое ее слово. Она не чувствовала бы необходимости соревноваться с мертвецом, потому что оставила бы прошлое в прошлом. Именно такой была Мэдисон. Она преуспела во всем. И вот я здесь, девять несчастных лет спустя, и мне нечего показать в своей жизни. У меня нет больших успехов. У меня нет кольца на пальце, нет счастливой семьи. У меня нет работы, в которую я влюблена. У меня нет ничего, кроме гнева, моего сожаления и вины.
Уронив голову на руки, я глубоко вдыхаю, пытаясь взять себя в руки. Вот что я ненавижу в себе — в своей жизни. Внутри меня такая пустота. Часть меня знает, что это связано со смертью Мэдисон: годы жизни в ее тени и пренебрежения. Дело в том,