Гитлер был моим другом. Воспоминания личного фотографа фюрера - Генрих Гофман

В один из подобных случаев я как-то сказал ему:

– Герр Гитлер, вам остается только сделать выбор. Я уверен, что ни одна женщина вам не откажет.

– Вы же знаете, Гофман, что я думаю. Да, я люблю цветы, но из-за этого я же не пойду в садовники!

Он не отдавал предпочтения никакому типу внешности. Больше всего его привлекала индивидуальность и родственный склад души. Простушка Гретхен или утонченная светская львица, пышнотелая или по моде стройная – все они по-своему восхищали его. Если б он вообще имел какие-то предпочтения, то я сказал бы, что ему нравились элегантные, тонкие женщины. Кроме того, он ничего не имел против губной помады и лака для ногтей, которые так сурово осуждались в партийных кругах.

В старые времена, когда в партии возникла дискуссия по поводу коротких стрижек, партийные консерваторы призывали «не допускать женщин с короткими стрижками на партийные собрания», но Гитлер решил дело в пользу коротких волос.

Он отверг форму, первоначально разработанную для Союза германских девушек, и заявил, что в вопросе женской униформы мы должны следовать примеру аналогичных союзов за границей. На первом же торжественном параде, который проходил в его присутствии, он обратился к вождю гитлерюгенда моему зятю Бальдуру фон Шираху:

– Что за мешки! На бедных девочек не посмотрит ни один мужчина. Партия не собирается выращивать племя старых дев!

По приказу Гитлера известному берлинскому модельеру поручили сконструировать новую форменную одежду для женских отрядов молодежного движения, и эти модели, куда более привлекательные, тут же вошли в обиход.

Во время борьбы за власть Гитлер хорошо понимал роль женщины как фактора политического влияния и был убежден, что женский энтузиазм, упорство и фанатизм могут иметь решающее значение. На митингах в его поддержку женщинам отводилась особая роль. Задолго до начала митинга, вооружившись спицами и швейными иглами, эти «неподкупные»[10] садились в первых рядах и тем самым не подпускали слишком близко к Гитлеру оппонентов, без которых не обходился ни один митинг.

Их восторженные возгласы и яростные овации, прерывавшие речи Гитлера, обычно определяли успех первых митингов. Эти женщины были лучшими партийными агитаторшами; они убеждали мужей примкнуть к Гитлеру, они жертвовали свободным временем ради политических мероприятий и полностью посвящали себя делу партии.

Хотя они часто приводили Гитлера в смущение, ему не оставалось иного выбора, кроме как принимать восторг и преклонение, которые щедро расточали ему эти преданные сторонницы, – и надо сказать, зачастую весьма надоедливым образом! Это правда, что женщины сыграли решающую роль в партийном строительстве, но нельзя отрицать и того, что их неуемное рвение подняло не одну бурю в политическом стакане.

Однако женщины почти не допускались к управлению партийными делами, и в Третьем рейхе ни одна женщина не занимала важного положения.

– Я никому не дам совать палец в мой политический пирог, – как-то сказал мне Гитлер. – И уж конечно, женщине!

Мы столько раз отмечали Новый год с Гитлером, но никогда у нас не было таких же счастливых и беззаботных праздников, как в первые годы дружбы. Уже в то время Гитлер не пил спиртного, и, хотя его воздержанность в некотором смысле обуздывала компанию, она совсем не портила вечеринку, но удерживала веселье в разумных рамках.

После того как Бергхоф расширили и пристроили к нему несколько гостевых комнат, Гитлер стал приглашать туда членов своего ближайшего круга с женами, чтобы вместе отпраздновать Новый год. Это были по-настоящему веселые праздники, хотя самое буйное веселье обычно начиналось только после ухода Гитлера, то есть вскоре после полуночи. Ему очень нравились традиционные новогодние игры и гадания с помощью расплавленного свинца[11].

Очень соответствовал случаю обычай берхтесгаденских горных егерей, которые ровно в двенадцать часов встречали Новый год выстрелами из огромных охотничьих ружей. Громоподобные отзвуки отражались от окружающих холмов, и, когда стихало последнее эхо, сквозь зимнюю ночь до террас Бергхофа долетал колокольный звон берхтесгаденской церкви. Красота и торжественность этого момента всегда глубоко волновала нас. Новогодний охотничий ритуал уходил в глубь веков, и Гитлер поддерживал его тем, что каждый год делал горным егерям щедрый дар в виде запасов пороха, когда после стрельбы депутация егерей приходила в Бергхоф, чтобы поблагодарить Гитлера и пожелать ему всего наилучшего в наступающем году.

Мои мысли невольно возвращаются к кануну нового 1925 года, который Гитлер провел в моем мюнхенском доме. Мы собрались скромной компанией примерно из двадцати молодых людей и девушек из числа наших близких друзей из творческой среды. Комнаты весело украшали цветы, китайские фонарики и цветные бумажные гирлянды; в эркере столовой стояла ель в своей нетронутой красоте, увенчанная крошечной фигуркой младенца Иисуса, и «снег» на ней сверкал в отсветах множества разноцветных свечей. Праздничный ужин состоял из холодного фуршета, стол ломился под тяжестью всевозможных вкусностей, которые так любят немцы и так искусно готовила моя жена: там были бутерброды с маслом и горами восхитительных колбас и прочих деликатесов, разные салаты, а еще большой поднос с разноцветными желе, кремами, кексами и пирожными, которые только можно себе вообразить. На удобном расстоянии друг от друга стояли большие чаши с крюшоном из белого и красного вина, любовно приготовленные моей собственной умелой рукой, а для тех джентльменов, которые предпочитали что-нибудь более бодрящее или что-нибудь менее сладкое, на маленьких столиках по бокам маняще выстроились бутылки шнапса и пива.

Словом, это была обычная новогодняя вечеринка, беззаботная компания близких друзей, любителей повеселиться, с игрой и музыкой, чуть-чуть флирта, много смеха и хорошего настроения, поцелуи под омелой[12] и добрые пожелания в последний час уходящего года.

Вечеринка едва началась, когда меня спросили, придет ли Адольф Гитлер.

– Нет, – сказал я, – я приглашал его, но, кажется, в этом году он уже не сможет выбраться.

– Ах, Генрих, какая жалость! – воскликнула одна молодая девушка. – Мне так хочется на него посмотреть. Ты не мог бы позвонить ему, ну еще один разочек, и уговорить его прийти?

Компания очень настаивала, и я решил еще раз попытать удачи. К моему удивлению, Гитлер согласился зайти, но «только на полчаса».

Все очень волновались, дожидаясь его прихода. Кроме меня самого, никто лично не был с ним знаком, и, когда он в конце концов появился, его встретили с большим энтузиазмом, особенно дамы.