Личный номер 777 - Игорь Поль

Вдруг он заметил — мелькнула тень. Метрах в тридцати слева от него человек карабкался вверх по склону, оскальзываясь и цепляясь руками за траву.

Брук нажал на спуск, дернул стволом и безумная автоматика вмиг высадила весь магазин.

Человек завертелся волчком.

Брук торопливо перезарядил карабин и выстрелил снова.

Партизан подскочил на месте, упал на землю и скрючился, как зародыш.

Захихикав, как безумный, Брук перекатился, сменил магазин и приник к стволу. Попал! Наконец-то он хоть в кого-то попал! Он почувствовал, как к нему возвращается уверенность. По крайней мере, убойная сила у этой электрической жужжалки оказалась хоть куда. Пробить панцирь оборонительного модуля — это надо постараться!

Снова мелькнула тень. Брук вскинул оружие. На этот раз карабин выпалил из подствольника. Приклад больно толкнул в плечо, заряд вытолкнул гранату из барабана, и через мгновение она полыхнула дымным хвостом и умчалась в заросли. Ее звонкий хлопок растворился в какофонии боя.

Он так и не узнал результатов своего выстрела. Бой затихал. Пулеметы больше не крошили кустарник. Мельтешение трассеров сменилось редкими искрами. Смолкла и артиллерия. Прекратились удары в колокол, от которых дрожала земля. Дымная пелена медленно поднималась вверх и постепенно рассеивалась.

Вскоре стрельба прекратилась совсем. Брука начала сотрясать запоздалая дрожь. Он никак не мог отдышаться. Пот катился по лицу. Руки дрожали. Он задыхался под маской, присосавшейся к лицу, словно огромный слизень.

Вернулся шелест наушника. Командиры групп устраивали перекличку. Они называли позывной, и каждый докладывал свое состояние и количество оставшихся боеприпасов.

— Триста пять! — произнес голос сержанта.

— Ранений нет. Остаток патронов… — Брук торопливо перечислил количество оставшихся магазинов.

— Расход гранат, бестолочь! — взъярился сержант.

— Э-э, две единицы!

Вдруг что-то зашумело. Дрогнули кусты. Брук вскинул ствол и замер.

— Свои, свои! — поспешно крикнул ему чумазый и грязный с ног до головы боец. — Лихо ты «паука» грохнул. Я уж решил — труба нам.

— Просто повезло, — ответил Брук. — Я эти штуки знаю. Не думал, что «Бронко» можно расколошматить простой очередью.

— Разведка их прохлопала. Во вводной сказано — живая сила. Гаубицы газ пустили. А тут эти… — Он яростно поскреб грязную шею. — Еще бы парочка таких зверушек — и нас можно было бы соскребать с деревьев…

Солнечный свет там и тут начал пробивать дорогу сквозь рассеивающиеся пласты тумана. Ветер стих. Воздух стал тяжел и влажен, вновь запахло, как в сыром подвале. Брук отважился снять маску. Стало слышно, как в измочаленном подлеске ползают и скребутся какие-то твари. Слышать-то он их слышал, только вот никак не мог углядеть. Да и трудно было что-либо толком разглядеть за деревьями и лианами, которые плотно переплелись между собой в яростной борьбе за свет и воздух.

Брук настороженно оглядывался. Он не чувствовал себя в безопасности. Было жутковато знать, что где-то за зеленым занавесом притаились сотни, а быть может, и тысячи партизан. И еще он помнил, что это территория раннерсов. Одичавших потомков членов религиозной секты, что высадились на континенте задолго до прибытия колониального флота. С собой они привезли почти сотню тысяч замороженных единоверцев. Санин рассказывал, что за последующие двести лет раннерсы мутировали и превратились почти что в зверей. Живут под землей огромными коммунами, организованными по принципу муравейников. Похищают скот и человеческих женщин. В районах, граничащих с миром людей, дикарей активно используют все противоборствующие стороны. Правительственные спецслужбы и партизанские коммандос вооружают их и пытаются обучить сражаться против своих противников. Где-нибудь поблизости, под поваленным деревом мог располагаться вход в их туннель, который, в свою очередь, вел в разветвленную сеть подземных ходов и убежищ. Отравленная стрела или пуля из бесшумного ружья могла вылететь из-под любого куста. Это была вражеская территория. Зона свободного огня.

Медики колдовали над мычащими от боли ранеными. Брук вместе с остальными стаскивал в кучу твердые, как поленья, тела в камуфлированной форме. Лица парализованных партизан были искажены невыносимой мукой, пальцы сведены и скрючены, как птичьи лапы. Открытые глаза, не мигая, смотрели перед собой. Их форма в местах попадания парализующих пуль была изорвана в клочья. Воздушные маски на зачерненных лицах были точь-в-точь как у солдат.

Двое бойцов обшаривали карманы, сортировали по кучкам оружие, документы и личные вещи пленных.

Брук бросил ноги бесчувственного человека и остановился перевести дух.

— Куда их теперь? — поинтересовался он у сержанта.

— Известно куда, — ответил сержант. — Допросят и передадут в полицию.

— Их расстреляют?

— Еще чего! Сначала будет следствие, потом суд, потом им сотрут память и сунут на передовую, в самое пекло. Воевать против своих. Так что будь повежливее — перед тобой будущие союзники, — и сержант глумливо ухмыльнулся.

— А они не откажутся — против своих?

— С чего это вдруг? У них будет новая жизнь. Новая физиономия. Новые документы. Ничего от прежнего человека. Иногда смотришь и гадаешь — то ли в самом деле призвали служивого родину защищать, то ли он, — сержант кивнул на бесчувственные тела, — из этих, из бывших.

— Триста пятый! — позвал кто-то из зарослей. — Эй, Триста пять! Где ты там? Глянь-ка на чувака, которого ты завалил. Тот еще видок. Фу, ну и вонь…

Брук посмотрел на сержанта:

— Можно?

Тот пожал плечами.

— Ну глянь, ежели невтерпеж.

И Брук отправился взглянуть на убитого им врага.

Высокий темноволосый андроид в комбинезоне, так похожем на его собственный, лежал, обхватив руками разорванный живот. Изодранная пулями форма. Измазанное лицо. На теле расстегнутая разгрузка с туго набитыми подсумками. На поясе нож и продырявленная фляга. На спине ранец весом никак не меньше двадцати килограмм.

Все тело изломано, как кукла, попавшая под колесо, одежда пропиталась кровью и стала почти черной. Кишки валяются, как куча разноцветных пластиковых трубок. На лбу темнеет маленькое входное отверстие. В дыру на затылке можно просунуть кулак. Высокие матерчатые ботинки на шнуровке заляпаны грязью.

«Какой он был? — думал Брук. — Почему хотел убить меня?»

Он смотрел и ничего не чувствовал. Начни убивать с детства — и совесть не будет тебя доставать, так говаривал отец. И еще: смерть всюду одинакова. Чем отличался труп этого парня от трупа соседской девчонки, убитой ящерами? От трупа его отца? От десятков растерзанных и разорванных на части мертвецов, что довелось ему увидеть за свой короткий век?

Ничем.

Та же восковая кожа и тусклые глаза. Та же густая красная лужа вокруг головы. Насекомые так же облепили тело, словно разноцветный шевелящийся ковер.

Насилие — страшный грех, поучала его тетя Агата. И где бы он теперь был, кабы не насилие? Лежал бы сейчас вместо этого куска мяса? Он вдруг понял, что убийство человека ничем не отличается от убийства ящера.

— Как это ты умудрился? — спросил боец.

Но Брук не понял скрытого смысла вопроса и равнодушно пожал плечами. Он слышал запах прелой листвы и древесного сока. Запахи джунглей смешивались с вонью, исходящей от мертвеца. Он всматривался в изуродованное тело. Изучал лицо партизана больше с любопытством, чем с отвращением.

Интересно, кто-нибудь будет скучать по этому парню? Говорят, андроиды у партизан сделаны без ограничений. Думают и ведут себя совершенно как люди. Они даже могут заводить семьи. Была ли у этого парня девчонка? Он хоть понял, что его прикончило?

Потом он подумал: вот бы отец увидел меня сейчас! Ведь он не струсил. Справился не хуже горожан. Вот она — его доказанная победа. Плюс один враг на личном счету. Он читал об этом в старых книгах о войне. Его первая жертва — и в первом же бою. Наверное, теперь его наградят. Выпишут премию, которую он сможет промотать на каком-нибудь курорте для солдат.

На какой-то миг его охватило возбуждение от войны, прямо как после отражения волны Большой миграции, когда перегретые стволы дымятся, а пространство вокруг завалено издыхающими тварями. Он больше не был никчемным болваном, неспособным постоять за себя. Полчаса назад все изменилось. Сейчас Брук ощущал себя членом боевого братства, в которое не было доступа тем, кто не бывал в настоящем сражении — сколько бы денег и власти у них ни было. Членом братства пехоты, выжившей в лесной засаде за тридевять планет от родного дома.

Он услышал голос сержанта в наушнике, отдававший приказ собраться у зоны высадки, и вышел из транса. План боя изменился — боевые роботы партизан сломали всю диспозицию. Сержант вызвал удар авиации. Через несколько минут после авиаудара район накроют гаубицы, сказал он. Пора было сматывать удочки. И поживей.