Ничьи котята - Евгений Валерьевич Лотош

– Вот так. Ну что, пять минут перерыв на утряску содержимого в брюхе, и двигаем домой. А то уже полдевятого, домой раньше девяти не попадем. А чуть придержим шаг – вообще к полуночи доберемся.

За пять минут Карина почти заснула в уютных диванных объятиях, так что Яне с Палеком пришлось ее расталкивать с двух сторон. Она нехотя выбралась из-за столика и как сомнамбула потопала ко входу следом за Цуккой. Впрочем, из оцепенения ее почти сразу вырвали ойканье Яны и визгливый женский голос:

– Смотреть нужно, куда идешь, милочка!

Встрепенувшись, Карина оглянулась по сторонам. Справа от нее Яна потирала руку, а перед ней возвышалась, упирая руки в бока, та самая женщина в роскошном платье, сидевшая за соседним столиком. За ее спиной прятались двое детей.

– Сначала толкаешься, а потом еще и грубишь! – не успокаивалась женщина. – Что за дети пошли такие! Невоспитанные, неряшливые, к старшим никакого уважения.

Яна растерянно смотрела на нее. Она и не думала ничего говорить. Судя по выражению на физиономии, сейчас она хотела одного: оказаться от странной тетки как можно дальше.

– Он сам на нас налетел! – дерзко заявил Палек, выступая вперед. – Он бежал и натолкнулся на нее, а мы просто…

– Нет, вы только посмотрите на нахала! – возмущенно всплеснула руками тетка. – Теперь еще и он грубит! Метрдотель! Метрдотель! Сюда! Вызовите кто-нибудь полицию!..

С соседних столиков начали оглядываться. Черный человек у входа всплеснул руками и бросился к ним, лавируя между столиков.

– Великолепная госпожа, при всем моем уважении, в столкновении виноват ваш ребенок, – Дзинтон положил руки на плечи Палека и Яны и оттянул их назад от тетки. – Кроме того, в любом случае я не вижу повода для…

– Ты и сам, похоже, нахал и невежа! – подоспела тяжелая артиллерия в лице мужа тетки. – Как ты смеешь грубить моей жене? Да ты хоть знаешь, кто я такой?

– А разве имеет значение, кто есть кто? – Дзинтон приподнял бровь. – Блистательный господин, я не вижу повода для ссоры. А если он есть, приношу свои нижайшие извинения. Я надеюсь, ваш сын не слишком повредил себе, ударившись о мою девочку. Мы уходим.

– Правильно, убирайся! – буркнул владелец судов и депутат Ассамблеи. – Молодой оборванец! Таких, как ты, в приличные места и пускать-то нельзя. И куда смотрит охрана!

– Мы уходим, блистательный господин, – с нажимом повторил Дзинтон. – Еще раз приношу свои нижайшие извинения. Яна, Палек, идемте. Карина, не отставай.

Он повернулся и, подталкивая перед собой Яну с Палеком, двинулся к выходу. Цукка ухватила Карину за руку и почти волоком потащила следом. Набежавший человек в костюме суетился вокруг расфуфыренной семейки, бормоча невнятные извинения и бросая вслед Дзинтону огненные взгляды, от которых Карина, оглядывающаяся через плечо, вздрагивала, как от ударов.

По улице какое-то время шли молча. Потом Дзинтон вздохнул и пробормотал:

– Бедняга…

– Ты о ком? – осведомилась Цукка. – Если о Яне, то она вроде бы не слишком пострадала. Яни, ты как? Он тебя не слишком ушиб?

– Не слишком, – буркнула Яна. – Но почему тетя на меня кричала? Я же ничего не сделала!

– Потому что стерва! – заявил Палек.

– Лика! – Цукка всплеснула руками. – Ну что за слова такие!

– Слова как слова, – буркнул мальчик. – Я еще и похуже знаю. И она стерва, и дядька скотина. Надо сказать им…

– Что сказать? – поморщился Дзинтон. – И зачем? Чего бы ты добился? Вселенского скандала? Приезда полиции? Объяснений в участке? Или думаешь, что твои слова заставили бы их понять свою неправоту? Палек, если таким людям перечить, они не задумываются, правы ли они. Они даже не слушают. Они просто укрепляются в вере, что именно они и правы, и тогда сломать противника для них становится делом принципа. Если начать возражать, становится только хуже. Самый простой выход – уйти.

– И что, позволять им делать, что захотят? – зло спросил мальчик, насупившись. Он засунул руки в карманы шорт и топал, чуть сгорбившись.

– Позволить себе делать все, что захочет, не может даже президент. Ребята, да вы только представьте себе жизнь этой тетки! Она же весь день придумывает, чем себя занять, потому что работать не позволяет положение, да и образования толком не получила, потому что сразу после школы удачно выскочила замуж. Детьми на каникулах занимаются няньки и гувернантки, в учебное время – учителя закрытой школы-пансионата. Подруги в кавычках – змеи подколодные, невесть что шипящие за спиной на светских раутах. Сплетни, осточертевший телевизор и нетерпеливое ожидание вечера, когда с работы вернется муж, на котором можно сорвать настроение. Она сыта, обедает с дорогущего фарфора, ходит в модный тренировочный зал, где двухчасовое занятие стоит больше нашего сегодняшнего ужина, носит драгоценности стоимостью в годовой бюджет твоего, Лика, детского дома – и на стенку готова лезть из-за бессмысленности жизни. Вы думаете, она хорошо живет? Да она завидует нам черной завистью – нам, оборванцам, которые еще умеют радоваться светлым пятнам в жизни вроде редкого похода в дорогой ресторан! Она завидует тем, у кого есть цель в жизни, пусть даже самая мелкая и ничтожная.

Дзинтон покачал головой.

– Если человек бросается на окружающих по каждому поводу и без повода, он глубоко несчастен. Он не может жить в согласии не то что с окружающим миром, но и даже с самим собой. С такими не цапаться надо, таких надо жалеть. Вы же не станете драться со злобным калекой без рук, без ног? Вот и тетка – такая же калека, только не телесно, а душевно.

– Ты прямо святой, – грустно усмехнулась Цукка. – Призываешь жалеть врагов своих и прощать их. А враги-то тебя пожалеют, если что?

– Я не святой, – неожиданно жестким тоном откликнулся Дзинтон. – И у меня на совести много такого, о чем в приличном обществе и рассказать-то нельзя. Но жить следует в гармонии с собой и окружающим миром, и на пустом месте ссориться с незнакомыми людьми, пусть даже они тебя и провоцируют, глупость несусветная.

Он резко выдохнул.

– Ребята-котята, давайте не станем портить вечер препирательствами, а? – жалобно попросил он. – Не хватало нам еще из-за какой-то чужой тетки поругаться! – Он взъерошил Палеку волосы. – Расслабься, дружище. Умение уйти от ненужного конфликта – признак ума, а не слабости. Ты же веришь, что я умный, да? – Он негромко рассмеялся. Палек невольно улыбнулся в ответ.

Они свернули с широкой улицы на узкую и начали круто подниматься в гору. Блеск проспекта остался позади, и здесь лишь отдельные неяркие фонари да восходящий Звездный Пруд разгоняли плотную черноту горной южной ночи. Карина почувствовала, как в грудь