Марш Мендельсона на бис - Мария Жукова-Гладкова

– Собака предпочитает мясо, – заявила я. – Можно курицу или утку. Только без перца, соли, специй. Ему нельзя острое.

Ромаз Георгиевич крикнул некоего Колю, это оказался уже знакомый мне водитель, отдал ему распоряжение, Коля презрительно глянул на моего любимого зверя, устроившегося у моих ног, но кивнул начальнику и удалился, чтобы вскоре вернуться с мелкой тарелкой, на которой лежали куриные косточки.

– Что вы принесли моей собаке?! – завопила я. – Это же не бездомная тварь, которая готова есть все, что ей кинут! Мясо – кусками, вернее кусочками – ему надо мелко порезать. Он не будет есть ваши кости! И попить не забудьте. Воды простой в пол-литровую банку. До ободка.

С гневным видом я отвернулась от Коли, застывшего с тарелкой в руке у двери и вопросительно посматривающего на Ромаза Георгиевича. Пес рыкнул. Анзор пока не проронил ни звука. Не онемел, случайно? Насколько я его помнила, он всегда орал по поводу и без повода и носился по квартире с диким криком «Зарэжу!» и фамильным кинжалом, след от которого до сих пор имеется у меня на боку.

– Желание гостя – и гостьи – для нас закон, – заявил Ромаз Георгиевич. – Коля, сделай, как просят.

Коля помялся и обратился непосредственно ко мне с просьбой дать более точные указания. Что там давать? – не понимала я, но тут же сообразила, что могу получить возможность осмотреть дом, а это будет для меня очень кстати. Мало ли что? И я предложила свои услуги по приготовлению еды для любимой собаки. Ромаз Георгиевич отправился меня сопровождать в кухню, неизменный Коля замыкал шествие.

К моему великому сожалению, кухня находилась совсем рядом с каминным залом и осмотреть дом мне не удалось. Я даже не могла сказать, какую площадь он занимает и сколько тут этажей.

Вскоре мы с Тимкиной тарелкой и банкой вернулись в каминный зал, где Анзор, не дожидаясь нас с дядей, уже приступил к трапезе, за что Ромаз Георгиевич его пожурил. Анзор пробормотал что-то на родном языке, бросив на меня испепеляющий взгляд, но набивание своего вместительного желудка временно прекратил, а я порадовалась (или огорчилась?), что он еще может говорить.

Дядя бывшего мужа открыл красное вино, произнес длинный тост, ввернув туда историю сорта винограда, из которого его делают, пару слов про технологию и сотню про то, как долго они оба ждали этой встречи со мной. Мы чокнулись и вино выпили. Откровенно говоря, я вино не люблю – никакое. Не понимаю я всех этих букетов. Мне бы чего покрепче. А Ромаз Георгиевич спрашивал, почувствовала ли я вкус чего-то там особенного, когда священная жидкость только попала на язык. Причем вкус этот, после того как немного подержать вино во рту, должен чуть-чуть измениться. Я ляпнула что-то умное, порадовавшись, что после вина мне в самом деле стало лучше – почти полностью исчезли неприятные ощущения от попавшего в организм газа. О чем я и заявила вслух.

Ромаз Георгиевич усмехнулся и заметил, что о делах не говорят сразу же. Надо насладиться трапезой, а уж потом…

Но у меня словно шило попало в определенное место. Возможно, на меня так подействовала нежданная встреча с бывшими родственниками, которых я уж никак не чаяла увидеть. Или меня так раздражал мрачный вид Анзора в противоположность болтающему без перерыва дяде? Насколько я помнила, раньше как раз было наоборот: Анзор страдал словесным поносом, а дядя говорил относительно мало, но строго по делу.

– Катенька, ну столько ж лет прошло! Давно не виделись! Захотели пригласить тебя в гости! Посидеть, поговорить! Давай вина выпьем, покушаем хорошо, а потом о делах поговорим! А?

Ромаз Георгиевич просто источал радушие, но я не была намерена сдаваться или отдаваться на волю волн, вернее бывших родственников.

– Если вы вдруг загорелись желанием пригласить меня в гости, зачем было делать это при помощи газового баллончика? – резонно заметила я.

Ромаз Георгиевич опечалился, но тут же нашелся, заявив, что они опасались моего отказа, и опять завел песню о необходимости выпить еще вина и хорошо покушать.

Не дожидаясь нас с дядей, Анзор снова молча приступил к трапезе. Я же решала: злить или не злить Ромаза? Может быть, сразу расставить все точки над известной латинской буквой? Зачем меня сюда привезли, причем силой? Почему считали, что я могу не согласиться?

– Не могли бы вы выразить одной фразой, что вам от меня нужно? – посмотрела я на Ромаза Георгиевича без тени улыбки.

Он открыл рот, чтобы опять пуститься в пространные рассуждения о вине и пище, но передумал, глянул на меня холодным взглядом, лицо его тут же стало напряженным, все радушие как водой смыло. Нет, его не перекосили ненависть или ярость, с таким лицом, какое было в ту минуту у бывшего родственника, хладнокровно убивают – по крайней мере, у меня возникла именно такая ассоциация. Вонзают в тело противника фамильный кинжал, стреляют из принадлежавшего еще деду «нагана» или прибегают к помощи других, более современных орудий убийства.

– Мы хотим предложить тебе сделку, Катя, – сказал Ромаз Георгиевич. – Заплатим хорошо. Даже по твоим меркам хорошо. Но можешь и головы лишиться. Предупреждаю сразу.

Я откинулась на спинку кресла, вытянула ноги и внимательно посмотрела на Ромаза. Что затеял этот хитрый жук? И какую роль в своем плане он отвел мне? Не планирует ли он перевести все стрелки на меня? Ну, не сразу, а в конце? С чего бы это он стал предлагать мне сотрудничество после того, как одиннадцать лет назад мы расстались отнюдь не друзьями?

Анзор как-то завязан с делами Казанского. Или Ромаз? Эх, знать бы точно… Кто там кого убивал? Кто кого подставлял? Из речи капитана Туляка я не очень-то в этом разобралась. Пожалуй, капитан сам не знал сути хитросплетенных отношений между личностями, интересующими органы. Кто в меня стрелял? Чья троица была у меня вчера? Кто за мной следит? Столько вопросов… Вот только даст ли мне кто-нибудь ответы на них?

– Давай вначале покушаем, – снова расплылся в улыбке Ромаз Георгиевич. – Бери пример с Анзорчика. Ты посмотри, Катя, что тут у нас. Специально для тебя старались. Я помню, что ты всегда любила грузинскую кухню. А потом поговорим. Как ты себя чувствуешь? Уже лучше?

И дядя бывшего мужа снова разлил вино и поднял тост за мое здоровье и мою красоту. Грех было не выпить. Мы приступили к трапезе, временно рассуждая ни о чем. Вспомнили родственников. У моей бывшей грузинской родни «все было хорошо». У моих родителей, как я сказала, – в меру, насколько позволяет возраст. Потом поговорили про ситуацию в России, в Грузии, в мире. В основном, конечно, разглагольствовал Ромаз, мы с Анзором налегали на яства.

Я с нетерпением ждала, когда наконец дядя перейдет к делу. Уж больно долго готовится. И что подумает Казанский, когда заявится сегодня ко мне? А если еще и Туляк пожалует, хотя я и просила его не делать этого? Вот будет мило, если они встретятся у меня под дверью. А если бросятся на поиски? Мне вообще это нужно, чтобы они бросались на поиски? Чтобы они знали о моей встрече с бывшими родственниками? Для начала следовало послушать Ромаза Георгиевича.

После окончания трапезы Коля быстренько убрал со стола, а затем вернулся в каминный зал с каким-то желтовато-коричневым конвертом среднего размера и протянул его Ромазу Георгиевичу. Тот бегло глянул внутрь – наверное, чтобы убедиться, все ли на месте, – и передал конверт мне.

В конверте лежали фотографии.

На некоторых из них была изображена я.

Это были снимки, по всей вероятности, сделанные с записи, которую вели видеокамеры в цюрихском банке господина Тума. На фотографиях были запечатлены мы с Тумом, операционный зал, работающие там клерки, посетители и на одной – люди в масках, врывающиеся в зал. Видимо, этот кадр удалось сделать до того, как видеокамеры были расстреляны налетчиками.

– Что скажешь, Катя? – осведомился Ромаз Георгиевич после того, как я внимательнейшим образом изучила снимки, больше всего заинтересовавшись теми, на которых фигурировали бандиты.

– Как вам удалось их получить? – ответила я вопросом на вопрос, в самом деле не представляя как. Эти записи должны храниться в швейцарской полиции, что-то, конечно, показывали по швейцарскому телевидению. Я не помнила всех кадров, которые видела в Цюрихе в тот вечер, когда сидела одна в гостинице с бутылкой шнапса. Швейцарцы прокрутили небольшую часть пленки – по-моему, только с налетчиками. Тут же в основном фигурировали мы с господином Тумом. И швейцарская полиция навряд ли стала бы продавать какие-то вещдоки или информацию заинтересованным лицам из России, определенно не являющимся представителями официальных правоохранительных структур.

Ромаз Георгиевич таинственно улыбнулся и произнес избитую фразу, гласящую, что секрет фирмы – залог успеха.

– Факт тот, что они у меня есть, – констатировал он. – Саму пленку, к сожалению, достать не удалось, но достаточно и этого. И я знаю, что ты находилась там во время ограбления.