Троянская тайна - Андрей Воронин

Прямо под этим плакатом на жестком казенном стуле, пригорюнившись, сидела зареванная девчонка лет двадцати, с симпатичной, хотя и несколько подпорченной потеками туши для ресниц мордашкой. На ногах у нее были резавшие глаз своей вызывающей новизной кроссовки, которые никак не сочетались с длинными, покрытыми темным лаком ногтями и крупными сережками из дешевой бижутерии.

С двух сторон на девчонку наседали одетые в штатское опера; судя по всему, допрос был в самом разгаре, но желаемых результатов пока не дал: девчонка ревела в три ручья и, кажется, никак не хотела брать вину в двойном убийстве и ограблении магазина на себя.

При появлении начальства оперативники встали. Подполковник солидно кашлянул в кулак и коротко объявил:

– Свободны.

Один из оперативников перед уходом вознамерился было сунуть в ящик стола протокол допроса, но подполковник его остановил.

– Это оставь, – сказал он. – Чего прячешь-то – грамматические ошибки? Тоже мне, Глеб Жеглов! Свободны, я сказал!

Выходя, один из оперов сильно толкнул Глеба плечом. Сиверов не обратил на это внимания. В жизни везет далеко не всем; многие рождаются бесталанными дураками и пытаются восполнить этот печальный недостаток хамством, которое их с детства приучили считать признаком настоящей мужественности. Другие дураки приучили, такие же, как они, а то еще и похуже...

– Работайте, товарищи. Не буду вам мешать, – сказал подполковник, адресуясь в основном к Федору Филипповичу, и вышел, тихонько прикрыв за собой дверь.

Сквозь дверь стало слышно, как он в коридоре вполголоса распекает за что-то своих подчиненных.

Федор Филиппович остановился посреди кабинета, с каким-то ностальгическим выражением лица рассматривая убогую обстановку.

– Дела давно минувших дней, преданья старины глубокой, – грустно процитировал он из Пушкина и доброжелательно посмотрел на сидевшую под сердитым красноармейцем девушку: – Добрый день.

– Зд-д-дра-а-авст-т-т-т...

Федор Филиппович посмотрел на Глеба. Глеб взял стоявший на сейфе графин с водой, дунул на всякий случай в стакан, вынул из графина пробку и, с сомнением понюхав горлышко (мало ли что!), набулькал с полстакана воды, поскольку в графине, слава богу, оказалась именно она.

Свидетельница, которую еще не успели превратить в обвиняемую, жадно схватила стакан и припала к нему, пролив почти половину себе на блузку. В тишине кабинета был отчетливо слышен дробный стук зубов о стекло.

– На дверцах полицейских машин в Америке, – негромко сказал куда-то в пространство Федор Филиппович, – пишут девиз: "Служить и защищать". М-да...

Глеб цинично подумал, что по сравнению с тем, что по приказу гуманного и доброжелательного Федора Филипповича творил иногда агент по кличке Слепой, топорная работа здешних ментов показалась бы детским лепетом.

Федор Филиппович присел к столу, на котором одиноко белел листок протокола, отобрал у девчонки пустой стакан и взамен сунул в ее трясущуюся руку носовой платок.

– Ну-с, – он заглянул в протокол, – Елизавета Павловна, расскажите, что с вами стряслось.

Глеб сел за второй стол, поморщившись оттого, что сиденье стула оказалось теплым, нагретым чужим задом – может быть, того самого мента, что так грубо толкнул его в дверях, – и, вынув из кармана пачку сигарет, протянул ее девчонке. Та с благодарным кивком взяла сигарету, со второй попытки ухитрилась-таки попасть ею в рот и кое-как прикурила от поднесенной Глебом зажигалки. Курила она неумело, возможно вообще первый раз в жизни, но это было еще лучше: сосредоточившись на непривычном процессе, она могла немного отвлечься от своих несчастий и хотя бы отчасти успокоиться – ровно настолько, чтобы с ней можно было говорить. Глеб подумал, что вместо сигареты ей было бы лучше выпить чашечку кофе, а еще лучше – выпить валерьянки, но ни того, ни другого в кабинете, естественно, не было. А может, и было, только он не знал, где искать – может быть, в сейфе?

– Так что там произошло, в этом вашем магазине? – умело скрывая нетерпение, повторил свой вопрос Федор Филиппович.

– Так я же все рассказала, – снова начиная хлюпать и вздрагивать плечами, плаксиво ответила Елизавета Павловна. – Пять раз рассказывала, а они... они...

– Отставить! – негромко прикрикнул на нее Потапчук. – Слезами горю не поможешь. У вас, между прочим, тушь потекла. Утритесь, Елизавета Павловна. Платок у вас в руке. Да не в этой, в левой, что вы делаете, это же сигарета, обожжетесь...

Упоминание о потекшей туши, как и следовало ожидать, возымело действие. Девчонка перестала хлюпать, недоверчиво взглянула на Федора Филипповича, провела платком по щекам и посмотрела на платок. Платок почернел.

– Одеколон у вас хороший, – сказала она и шмыгнула носом. – А с тушью меня опять надули. Такие деньги отдала! Стойкая, "Макс-Фактор"... Вот тебе и "Фа-а-актор"...

Конец фразы потонул в рыданиях, на этот раз – по поводу поддельной "фирменной" туши. Глеб откинулся на спинку стула и закурил, пережидая дождик и с интересом наблюдая за тем, как Федор Филиппович понемногу начинает терять терпение. Сам он никуда не спешил: что-то подсказывало ему, что, пока они с Потапчуком не выйдут на очередного участника этого дела, новых трупов не будет. Таможня была в курсе, стукачи всех мастей и рангов, от бомжа до профессора, тоже были в курсе и держали ушки на макушке; картину уже расчленили, Андронова находилась в полной безопасности в загородной резиденции своего высокопоставленного любовника, и в данный момент ничто не мешало им с Федором Филипповичем сосредоточиться на злоключениях этой сопливой Елизаветы Павловны. Что же до раздражения, все явственнее проступавшего в крутом изломе генеральских бровей, так это, надо полагать, с непривычки: Федор Филиппович уже давненько не допрашивал продавщиц, специализируясь в основном на олигархах.

Он немного стыдился этих циничных, ернических мыслей, но, с другой стороны, лить слезы, оплакивая парочку жуликоватых охранников, с его стороны было бы чистой воды лицемерием. Он давно привык к покойникам, и гибель этих двоих не вызывала у него ничего, кроме раздражения по поводу следа, который снова привел в тупик и оборвался.

– Так что случилось? – в третий раз повторил свой вопрос Федор Филиппович. – Вы уж, пожалуйста, объясните нам по порядку, как все было. То, что вы им рассказывали, – он кивнул в сторону закрытой двери, – забудьте. Считайте, что разговора не было.

– Да, не было, – хлюпая носом, возразила Елизавета Павловна. – Пристали с ножом к горлу: говори, кому звонила, кто твой сообщник!

– Ага, – с понимающим видом покивал головой генерал, – это, значит, вы вроде наводчицы, да?

– Да какая я наводчица! – истерично выкрикнула Елизавета Павловна, явно нацеливаясь опять удариться в слезы. – И вы туда же?!

– Мы не туда же, – сказал Потапчук. – Мы как раз в прямо противоположном направлении.

– Не надо дурочку из меня делать! – продолжала гнуть свое Елизавета Павловна, которая, похоже, решила, что терять ей нечего, и поперла напролом. – Никому я не звонила, и никакая я не наводчица! Думаете, если у человека высшего образования нет, так его можно ни за что в тюрьму сажать?

– Ничего подобного мы не думаем, – возразил Федор Филиппович. Шея у него над воротником белой рубашки начала понемногу краснеть, но тон оставался ровным и доброжелательным. – Мы как раз чаще сажаем в тюрьму людей с высшим образованием, чем без него. И даже с двумя, иногда с тремя...

– Бывало, что и с пятью, – добавил Глеб, любуясь прихотливыми извивами струйки дыма, что поднималась с кончика его сигареты.

– Издеваетесь, да? – обиженно сказала Елизавета Павловна. – Конечно, вы милиция, вам все можно. Думаете, если продавщицей работаю, так я полная дура?

Глеб подумал, что местные оперативники не теряли времени даром, за какой-нибудь час загнав девчонку в такую истерику, что вывести ее оттуда можно было, разве что выстрелив из пистолета прямо у нее над ухом. Он как раз обдумывал эту идею, когда Федор Филиппович решил эту проблему гораздо более эффективным способом: просто вынул из кармана свое служебное удостоверение, развернул и сунул Елизавете Павловне под нос.

– Читайте, – сказал он.

Читать Елизавета Павловна не хотела.

– Чего я там не видела?! – выкрикнула она. – Верю я вам, верю! Это вы мне не верите!

– Нет, вы прочтите, пожалуйста, – мягко, но настойчиво сказал Потапчук.

Елизавета Павловна нехотя перевела на удостоверение зареванные глаза, всхлипнула и вдруг перестала рыдать. Со своего места Глеб видел, как у нее расширились зрачки.

– Ой, мамочка, – прошептала она. – Генерал ФСБ...

– Правильно, – сказал Федор Филиппович, убирая удостоверение в карман. – А теперь, Елизавета Павловна, подумайте хорошенько и скажите: по-вашему, мне что, делать нечего? По-вашему, я приехал сюда исключительно для того, чтобы делать из вас дурочку и издеваться?