Книга снобов, написанная одним из них - Уильям Теккерей

Например, в газетах была напечатана заметка об одной молодой особе, которая, будучи введена в заблуждение гадалкой, взяла и отправилась в Индию и даже проделала часть пути (кажется, доехала до Бэгниг-Уэлза) в погоне за обещанным ей мужем. Неужели вы думаете, что эта простая душа бросила бы свою лавочку ради мужчины ниже себя рангом или ради кого-нибудь ниже душки-капитана в красном мундире с эполетами? Снобизм и тщеславие ввели ее в заблуждение и сделали жертвой мошенницы-гадалки.

Второй случай произошел с мадемуазель де Согреню, "интересной молодой француженкой с черными как смоль кудрями", которая жила бесплатно на полном пансионе в Госпорте, потом ее перевезли в Фэрем, тоже даром; и там, отдыхая на кровати доброй старушки, которая приютила ее, эта милая девушка, улучив минутку, распорола матрас, украла копилку и сбежала с ней в Лондон. Чем вы объясните удивительное благодушие, проявленное к интересной молодой француженке? Неужели ее кудрями и прелестным личиком? Что вы! Да разве дамы любят себе подобных за миловидные личики и черные кудри? Она назвалась родственницей лорда де Согреню; рассказывала про ее светлость, свою тетушку, и про себя, как члена семьи де Согреню. Простаки-хозяева и гости пансиона сразу пали к ее ногам. Добрые, честные, простодушные, любящие лордов дети Снобландии!

Наконец, был еще случай с "высокородным мистером Верноном", в Йорке. "Высокородный" был сыном вельможи и сначала обрабатывал одну старушку. У нее он получал обеды, деньги, носильное платье, серебряные ложки, безграничное доверие и полный комплект нового белья. Лотом он забросил свою сеть на целое семейство: папашу, мамашу и дочек, одной из которых он сделал брачное предложение. Папаша давал ему взаймы, мамаша готовила для пего варенья и соленья, дочки соперничали одна с другой, стряпая для "высокородного" обеды, - и чем же все это кончилось? В один прекрасный день изменник сбежал, захватив чайник и корзину с холодной закуской. Звание "высокородный" и было приманкой на крючке, который заглотали эти жадные простаки-снобы. Разве их мог бы провести человек простого звания? Какая старушка, дорогой мой сэр, взяла бы нас с вами к себе, как бы плохо нам ни приходилось, и стала бы нас утешать, и одевать, и наделять деньгами и серебряными вилками? Увы, увы! Какой смертный, ежели он привержен правде, может рассчитывать на такую квартирную хозяйку? Однако же все яти примеры легковерного и любвеобильного снобизма попались нам на глаза в течение одной недели, а кто знает, сколько еще таких случаев было отмечено в газетах?

Не успели мы изложить все эти соображения, как нам принесли хорошенькую записочку, с хорошенькой бабочкой вместо печати, с почтовым штемпелем Северной Англии - и следующего содержания:

Ноября 19-го

"Мистер Панч!

Весьма интересуясь Вашими очерками о Снобах, мы очень хотели бы знать, к какому разряду этого почтенного братства вы нас отнесете.

Нас три сестры, от семнадцати до двадцати двух лет. Отец наш, честное слово, очень хорошего рода (Вы скажете, что упоминать об этом - снобизм, но я хочу просто отметить это обстоятельство), а наш дедушка с материнской стороны был графом {* Боюсь, что упоминание о дедушке есть все-таки снобизм.}.

Наши средства позволяют нам выписывать и Вас, и все романы Диккенса, как только они выходят в свет, но в доме у нас нет ни "Книги пэров", ни даже "Книги баронетов" {* Браво! "Карманный справочник Панча" - вот что им нужно, и эти милые барышни получат экземпляр бесплатно.}.

Мы живем в полном достатке, у нас превосходный погреб, и т. д., и т. д., но держать дворецкого нам не по средствам, и за столом прислуживает опрятная горничная (хотя наш отец был военный, много путешествовал, вращался в лучшем обществе, и т. д.). У нас есть кучер и его подручный, но мы их не заставляем носить пуговицы и прислуживать за столом, как Страйпс и Тамс {* Это - как вам угодно. Я не возражаю против пуговиц в умеренном количестве.}.

Мы относимся к титулованным особам совершенно так же, как и к простым людям без титулов. Мы носим самые умеренные кринолины {* Совершенно правильно!} и никогда не ленимся по утрам {* Вот умницы-то!}. Едим мы очень хорошо и сытно на фарфоре (хотя у нас есть и серебро) {* Снобизм! И я сомневаюсь, следует ли вам обедать без гостей так же хорошо, как и при гостях. Этак вы избалуетесь.} и нисколько не хуже без гостей, чем при гостях.

Так вот, дорогой мистер Панч, будьте настолько любезны, ответьте нам в следующем Вашем номере, хотя бы очень коротко, и мы Вам будем так благодарны. Никто не знает, что мы Вам пишем, даже наш батюшка; и мы больше не будем Вам надоедать {* Мы любим, чтоб нам надоедали; но все-таки скажите папе.}, если только Вы ответите нам, - хоть просто ради шутки, ну, пожалуйста!

Если Вы дочитаете мою записку до этого места, что очень сомнительно, то, верно, бросите ее в огонь. Если бросите - что же делать; но характер у меня жизнерадостный, и я всегда надеюсь на лучшее. Во всяком случае, я с нетерпением буду ждать воскресенья, потому что Вы к нам попадаете в этот день, и хоть стыдно признаться, но мы никак не можем удержаться и распечатываем Вас еще в коляске, когда едем из церкви {* О подвязки и звезды! А что скажут на это капитан Гордон и Эксетер-холл?}.

Остаюсь, и т. д., и т. п., за себя и за сестер.

Извините мои каракули, но я всегда пишу как попало, не задумываясь {* Какая милая восторженность!}.

P. S. На прошлой неделе Вы были что-то не очень остроумны, как по-Вашему? {* Мисс, еще никогда в жизни вы так не ошибались.} Мы не держим лесника, но дичи для наших друзей-охотников всегда много, несмотря на браконьеров. Мы никогда не пишем на надушенной бумаге, - короче говоря, если б Вы с нами познакомились, то, мне кажется, не назвали бы нас снобами".

На это я ответил следующим образом:

"Мои милые барышни, по почтовому штемпелю я узнал ваш город и буду там в церкви через воскресенье; и тогда не откажите в любезности нацепить на ваши шляпки тюльпан или другой пустячок в этом роде, чтобы я вас узнал. Меня вы узнаете по костюму: скромный молодой человек в белом пальто, малиновом атласном галстуке с изумрудной булавкой, в светло-синих панталонах и в сапогах с лаковыми носками. На белой шляпе у меня будет черный креп, а в руках- моя всегдашняя бамбуковая трость с богато позолоченным набалдашником. Очень жаль, что за эти две недели я не успею отрастить себе усы.

От семнадцати до двадцати двух лет! Боги! Какой возраст! Мысленно я вижу вас всех трех, милые мои девушки. Семнадцать лет мне больше подходят: это ближе всего к моему собственному возрасту. Я не говорю, что двадцать два - слишком много, нет-нет. А эта прелестная, шаловливая, скромная средняя цифра! Молчи, молчи, глупое, трепетное сердце!

Вы - снобы, милые девушки? Да всякому, кто это скажет, я глаза выцарапаю! Ничего нет плохого в том, что вы хорошего рода. Вы же в этом не виноваты, бедняжки. Что в имени? И что в титуле? Откровенно признаюсь, я и сам ничего не имел бы против герцогского титула, и, между нами говоря, нога у меня не так уж плоха для Подвязки, бывают много хуже.

Вы - снобы, милые, добродушные создания? О нет! То есть, я надеюсь, что нет, полагаю, что нет, я бы не стал утверждать наверное, - ведь никто из нас не может быть уверен, что мы не снобы. Эта самая уверенность отдает надменностью, а быть надменным - значит быть снобом. Во все общественные слои, от раба до тирана, природой включено удивительное и многоликое порождение, а именно снобы. Но разве нет на свете добрых натур, нежных сердец, душ смиренных, простых и любящих правду? Подумайте хорошенько над этим вопросом, милые барышни. И если вы сможете ответить на него - а вы несомненно сможете, то вы будете счастливы, и счастлив будет почтенный Герр Папа, и счастливы те три представительных молодых человека, которым вскоре предстоит стать свояками".

Глава ХL

Снобы и брак

Каждый человек среднего сословия, который совершает свой жизненный путь, сочувственно относясь к дорожным товарищам, во всяком случае, каждый, кому пришлось потолкаться по свету лет пятнадцать - двадцать, не мог не накопить множества печальных размышлений о судьбе тех несчастных, которых общество, то есть снобизм, каждодневно приносит в жертву. Снобизм вечно враждует и с любовью, и с простотой, и с естественной доброжелательностью. Люди не смеют быть счастливыми из боязни снобов. Люди не смеют любить из боязни снобов. Люди изнывают в одиночестве под игом снобов. Честные, добрые сердца сохнут и умирают. Доблестные и великодушные юноши, цветущие здоровьем, раздуваются, превращаясь в обрюзглых старых холостяков и, лопнув, издыхают. Вянут и чахнут, погибая в одиночестве, нежные девушки, у которых снобизм отнял то естественное право на счастье и любовь, которое дала нам всем природа. Сердце у меня разрывается, когда я вижу грубую работу этого слепого тирана. Глядя на дело его рук, я весь киплю от дешевой ярости и пылаю гневом против этого сноба. Сдавайся, безмозглый тиран, издыхай, гнусный мучитель. Выходи на бой, говорят тебе, ползучая тупая гадина. И, вооружившись мечом и копьем, простившись с моим семейством, я вступаю в бой с этим мерзким великаном-людоедом, с этим свирепым властителем Замка Снобов, который держит в рабстве и мучает столько кротких сердцем.