Гуляка и волшебник. Танские новеллы (VII-IX вв.) - Антология

На следующий год было объявлено всеобщее помилование, название годов правления было изменено, и новый император вернулся в столицу. Сюань-цзун принял титул государя-отца и поселился сначала в южном дворце, а потом — в западном.

Шло время, чередовались события, кончилась радость, пришло горе. Наступили весенние дни, проходили зимние ночи, раскрывались летом на прудах лотосы, опадали осенью листья акаций во дворце, флейтисты Грушевого сада[118] играли мелодию «Из радуги яркий наряд», но не сходила печаль с лица Сюань-цзуна, и все вокруг вздыхали, скорбя вместе с ним. Три года он жил одними воспоминаниями о Ян гуйфэй. Мечтал о том, чтобы хоть на миг, во сне, душа умершей возлюбленной явилась ему, но мечта не сбывалась.

В это время прибыл из края Шу один даос. Узнав, что сердце бывшего властителя томится тоской по прекрасной Ян гуйфэй, он сообщил, что владеет искусством Ли Шао-цзюня.[119] Сюань-цзун, полный радостной надежды, приказал ему вызвать дух возлюбленной. Даос стал усердно творить заклинания, но дух все не являлся. Владея искусством возноситься на небо и углубляться в недра земли, даос оседлал ветер и отправился в обитель духов. Осмотрел все небесные сферы, проник в глубь подземного царства, всюду искал красавицу, но нигде не нашел ее. Наконец добрался до острова Пэнху,[120] что лежит среди моря на крайнем востоке. Там увидел он гору бессмертных и чудеса ее: на вершине — многоярусный дворец, на западном склоне — волшебные гроты, а на восточном — запертые ворота, с надписью «Чертог Тай-чжэнь».[121]

Даос постучал в ворота, на стук выбежали две молоденькие прислужницы. Не успел он им доложить, в чем дело, как они исчезли. На смену им вышла служанка в лазоревых одеждах и осведомилась, откуда он. Даос сообщил ей, что он — посланец императора Сюань-цзуна и прибыл сюда по его повелению. Служанка молвила в ответ:

— Госпожа еще почивает, прошу вас немного подождать.

Скоро выплыли на небо разноцветные облака, и над горой бессмертных взошло солнце, но двойные двери из драгоценной яшмы были плотно закрыты, из внутренних покоев не доносилось ни единого звука. Даос стоял в почтительной позе у порога, сложив руки для приветствия. Так прошло немало времени. Наконец опять появилась служанка в лазоревом платье и возвестила:

— Вот и госпожа.

Перед даосом предстала женщина с золотыми лотосами в волосах, в платье из пурпурного шелка. На поясе висели подвески из красной яшмы. Кругом нее суетились слуги, а позади шествовал феникс.

Поклонившись даосу, женщина спросила, здоров ли государь, затем осведомилась, пришел ли конец прискорбным событиям, что начались в четырнадцатом году «Тяньбао».[122] Когда даос поведал ей обо всем, что случилось с тех пор на земле, она опечалилась; велела служанке в лазоревых одеждах принести золотую шпильку и ларец для украшений и вручила их посланцу Сюань-цзуна, а себе оставила крышку от ларчика и кусочек шпильки.

— Поблагодари от меня государя и почтительно передай ему это в память о нашей прежней любви, — сказала она.

Даосу уже пора было уходить, но вид у него был не совсем довольный, Ян гуйфэй заметила это и спросила, что его тревожит. Упав на колени, даос попросил:

— Прошу вас, поведайте мне какой-нибудь сокровенный случай из вашей жизни, о котором никто другой, кроме императора и вас, не знал бы. Пусть это послужит знаком для вашего бывшего властелина. Иначе, пожалуй, ваш подарок он сочтет подделкой, а мой рассказ — лживой выдумкой.

Ян гуйфэй стояла в смущении и раздумывала, а затем, словно вспомнив что-то, медленно заговорила:

— Однажды в десятом году «Тяньбао» мы с государем скрывались от жары во дворце на горе Ли. В ту самую ночь седьмой луны, когда Пастух и Ткачиха приходят на свидание друг к другу,[123] жители земли Цинь, согласно обычаю, развешивают ночью под открытым небом парчу, вышивки и цветные гирлянды, ставят вино, выносят на блюдах лакомства и плоды, в домах воскуряют ароматные свечи. А девушки просят Ткачиху научить их ее искусству.

Посреди дворцовых зданий лежит широкий двор. Оттуда особенно хорошо наблюдать это свидание звезд в небесах.

Близилась полночь. Слуги и стража были отпущены на покой и находились в восточном и западном флигелях, а мы с государем остались вдвоем. Государь стоял посреди двора, опершись на мое плечо, и мы смотрели на небо. Вспоминая трогательную историю Пастуха и Ткачихи, мы дали друг другу тайный обет на веки вечные остаться мужем и женой. Поклявшись так, мы взялись за руки и пролили слезы. Об этом никто, кроме государя, не знает. Ах, зачем я это вспомнила! — стала сокрушаться она. — Теперь конец моему покою! Хочу снова вернуться на землю, чтобы наш союз продолжался неразрывно. На небе или в мире смертных, но я должна увидеть его и соединиться с ним, как прежде!

Даос стал утешать ее:

— Государю-отцу недолго уж осталось жить на земле. Не тревожьтесь так и не мучьте себя.

Расставшись с ней, даос вернулся и сообщил обо всем Сюань-цзуну. Император впал в глубокое уныние и целые дни проводил в безысходной тоске. Летом того же года, в четвертую луну, он скончался в южном дворце.

Зимою, в двенадцатую луну первого года «Юаньхэ», Бо Лэ-тянь из Тайюаня был назначен правителем в город Чжоучжи. Я, Чэнь Хун, и Ван Чжи-фу из Ланъе[124] жили тогда в этом городе. Как-то в свободное время мы втроем поехали в храм, именуемый «Долина прогулок Бессмертных». Речь зашла об этой истории, и она навеяла на нас печаль.

Чжи-фу поднес вина Лэ-тяню и сказал:

— Если необыкновенные события не будут описаны кистью гениев, то с течением времени они исчезнут из памяти людей, и сказания о них не дойдут до грядущих поколений. Вы, Лэ-тянь, талантливый поэт и человек большого чувства. Что вам стоит написать песню об этом?

И тогда Бо Лэ-тянь в назидание потомкам написал свою «Песнь о вечной печали». Он не только хотел воспеть любовь и верность, но