Её вина - Анна Джолос

спустя они и вовсе начали открыто встречаться, несмотря на мои предостережения и запрет.

Разозлили меня оба. Вправить мозги сестре не получилось. Сопли-слюни, люблю-не-могу. Да и этот упрямо терпел мои «намёки» на протяжении месяца.

Ладно, скрипя зубами я решил не вмешиваться. Подумал, пусть встречаются, но Лёхе пригрозил, что если с моей сестрой он поступит так, как привык поступать со своими бывшими, то я его собственноручно сотру в порошок. И мы вроде как поняли друг друга.

Но вот это вот… То, что он её втихаря к себе перевёз… Перебор! Не маленькая? Да ей только-только исполнилось восемнадцать!

В общем, Алёша в очередной раз заслуженно получает по щам. Один из костылей валится на асфальт, друг хватается за морду и скулит, а я, опираясь на здоровую ногу, пытаюсь не потерять равновесие от резкой боли, пронзившей лёгкое. И несколько непечатных слов всё-таки слетают с языка.

– Эй, ну что ты сделал! – Женька кидается к своему Ромео, а я только сейчас замечаю, что у нас тут оказывается зрители сидят в первом ряду.

Старые перечницы, оккупировавшие лавку, пялятся на меня во все глаза.

– Ой…

– Здрасьте, – откашлявшись, здороваюсь мрачно.

Тупо пройти молча не позволяет воспитание.

– Держи, – перепуганная насмерть Оля поднимает мой костыль. – Зачем ты так, Громов? Да ещё прилюдно! – принимается отчитывать меня дрожащим шёпотом.

– А я вот тебя поддерживаю! – громко выступает Антонина Петровна, бойкая старушенция, которая живёт в третьей квартире. – Связалась не пойми с кем твоя Женька! Мне Бондарев никогда не нравился. Хулиган треклятый.

– Чё эт я хулиган? – обиженно гундосит Лёшка. – Подумаешь, листья когда-то в юности поджёг. Вы мне до гроба теперь вспоминать это будете?

– Чуть не погорели из-за тебя, гад! – кричит она.

Молча иду вперёд. Хотя «иду» это конечно громко сказано. Ползу как улитка.

– А что такое-то с тобой, родименький?

– Вай… это же что ж стряслось? – начинают наперебой кудахтать бабки.

– Максим, – из подъезда спешно выходит мама.

Глаза на мокром месте. Смотрит на мои жалкие попытки передвижения и морщится так, словно больно ей самой.

– Громов, ну дела! – заценивает моё состояние проходящий мимо неё сосед. – Сочувствую, парень.

– Иди… гланды заливай, Василич…

Передвигаю костыль, глядя себе под ноги. Настырно иду вперёд, превозмогая боль. Рядом трётся подбитый Лёша, который сейчас изрядно подбешивает. Слева Оля. Страхуют типа.

С трудом одолеваю несколько метров и понимаю, что вряд ли поднимусь наверх сам. Ступеньки мне пока не осилить точно.

И хоть ты взвой.

Вон и любопытные повылазили из окон.

Вот она потеха! Ещё вчера один из первых спортсменов страны, уже сегодня – инвалид. Пусть и временно. Меньше всего мне хотелось настолько эффектно здесь появиться.

– Бро, щас мы тебя поднимем, – из темноты подъезда показываются Гарик и Олег, ребята из моего спортклуба.

Они шустро отбирают у меня ненавистные палки и в прямом смысле слова на себе затаскивают наверх. Благо мой позор длится недолго. Спасибо, что нам нужен второй этаж, а не пятый.

– Ну вот, всё, – открывают двери и заводят меня в квартиру.

Помогают добраться до постели, на которую я обессиленно сажусь.

Вздыхаю с облегчением. Откидываюсь на подушки и слушаю болтовню, доносящуюся из коридора.

– Алёшенька, а что с тобой? – восклицает мать.

Приложил кулаком здоровой руки я его неслабо, несмотря на своё ущербное физическое состояние. Впрочем, сам виноват.

– Да всё нормально, Галина Юрьевна, – убеждает её Бондарев.

– Руки все помойте, – громогласно командует Оля.

– Куда костыли? – басит Олег.

– Сюда поставь, – отвечает ему Лёша.

– Я сейчас супчик Максиму разогрею, – начинает по привычке суетиться мать.

– Кормите, а я пойду схожу в аптеку, куплю все необходимые лекарства, – проявляет заботу Оля. – Ребят, идите к нему. Приободрите немного…

Какофория звуков раздражает всё больше.

– А я, кстати, умею ставить уколы, если надобно… Своей Туське (собаке, чтоб вы понимали) делала не раз! – горделиво заявляет Антонина Петровна, которая, оказывается, тоже тут.

Прекрааасно…

Устало закрываю глаза. Как никогда жалея, что не могу встать и закрыть дверь.

Потому что сейчас я точно предпочёл бы остаться в одиночестве…

Глава 19 Максим

Все мои дни становятся похожи один на другой. Таблетки горстями, бесконечные уколы, от которых уже болит пятая точка, правильное дробное питание, сон и жалкие попытки двигаться. Все рекомендации врача я выполняю неукоснительно, потому что хочется как можно быстрее покончить с тем отвратительным состоянием, в котором я нахожусь. И сперва мне кажется, что прогресс налицо. Я всё больше бодрствую, рёбра и пострадавшее лёгкое уже беспокоят не так сильно, голова после сотрясения тоже приходит в норму.

Однако моя радость длится недолго. К концу недели я начинаю замечать странную регрессию. Прооперированная нога беспрестанно болит, она опухла и стала выглядеть неважно. Края раны подразошлись, образовался нехилый отёк. Хуже того, днём позднее у меня поднимается температура. Тут и врачом быть не нужно, чтобы понимать – что-то идёт не так. Когда очередная ночь проходит без сна, я в этом лишь убеждаюсь.

На дом Патрушев не выезжает, поэтому снова приходится тащиться в больницу. Только на этот раз мы с Олей едем туда на машине её отца. И пугает меня то, что эта поездка даётся мне тяжелее, чем предыдущая. Нехороший знак.

Битый час ожидаем в холле. Тошнотворный запах хлорки бьёт в ноздри. Справа от нас громко визжат дети, а мимо постоянно туда-сюда бегают люди в белых халатах. Всё это до невозможного раздражает, хотя подозреваю, дело в том, что меня измучила адова боль в ноге. В прямом смысле слова хочется лезть на стенку.