Контракт Паганини - Ларс Кеплер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Йона позвонил Натану Поллоку в Комиссию по расследованию убийств. После двух гудков послышался слегка гнусавый голос:
— Натан.
— Вы с Томми Кофоэдом осматривали круги следов под телом Пальмкруны.
— Расследование закрыто, — ответил Поллок, и Йона услышал, как он что-то печатает на компьютере.
— Да, но теперь…
— Знаю, — перебил Поллок. — Я говорил с Карлосом, он рассказывал о твоих подвигах.
— Ты можешь еще раз посмотреть, что там со следами?
— Как раз смотрю.
— Отлично, — обрадовался Йона. — Когда будет готово?
— Уже готово. Следы принадлежат Пальмкруне и его помощнице по хозяйству — Эдит Шварц.
— Других следов нет?
— Нет.
Сага гнала машину со скоростью 140 километров в час; они ехали на север по шоссе Е4.
…Йона с Сагой сидели в управлении полиции, слушали запись допроса Эдит Шварц и одновременно читали рукописные заметки Йона Бенгтссона.
Сейчас комиссар прокручивал беседу с Эдит Шварц в голове. После обычных формальностей Бенгтссон объяснил, что полиция не считает, что было совершено преступление, но он надеется, что госпожа Шварц поможет пролить свет на обстоятельства гибели Карла Пальмкруны. Потом стало тихо; из вентиляционной системы доносился слабый шелест, поскрипывал стул, ручка царапала по бумаге. В протоколе Бенгтссон написал, что он предпочел дожидаться первых слов Эдит, так как женщина выказывала совершенное безразличие к происходящему.
Прошло больше двух минут, прежде чем Эдит заговорила. Две минуты — это очень долго для человека, сидящего за столом напротив полицейского в полной тишине.
— Господин Пальмкруна снял плащ? — наконец спросила Эдит.
— Почему вы об этом спрашиваете? — доброжелательно отозвался Бенгтссон.
Эдит снова замолчала. Оба ничего не говорили с полминуты, потом Йон первым нарушил тишину:
— На нем был плащ, когда вы видели его в последний раз?
— Да.
— Вы говорили комиссару Линне, что видели, как с потолка свисает веревка с петлей.
— Да.
— Как вы думаете, зачем она там оказалась?
Эдит не ответила.
— Как долго она там висела? — спросил Йон.
— Со среды, — спокойно ответила Эдит.
— Итак, вы увидели веревку с петлей вечером второго июня, потом поехали домой. На следующее утро, третьего июня, вернулись, опять увидели петлю, поговорили с Пальмкруной, ушли, вернулись пятого июня в половине третьего… и встретили комиссара Линну.
В расшифровке было написано, что Эдит пожала плечами.
— Попробуйте рассказать об этих днях собственными словами, — попросил Бенгтссон.
— Я поднялась к господину Пальмкруне в шесть часов утра в среду. Мне разрешено пользоваться ключами только по утрам, потому что Пальмкруна спит до половины седьмого. Он всегда встает в одно и то же время, не залеживается, даже по воскресеньям. Я смолола кофе, отрезала два куска хлеба, намазала их маслом «Бреготт» сильного соления, положила сверху два ломтика печеночного паштета с трюфелями, маринованные огурцы и рядом — ломтик сыра «чеддер». Накрыла стол накрахмаленной скатертью и поставила летний сервиз. Подготовила утренние газеты — из них надо убирать рекламные и спортивные вкладки, а сгиб должен быть слева.
Эдит исключительно подробно рассказала о приготовлении телячьих отбивных в сливочном соусе, имевшем место в среду, и о приготовлениях к обеду следующего дня.
Добравшись до момента своего возвращения в четверг с продуктами на выходные, она снова умолкла.
— Понимаю, что вам нелегко, — сказал Бенгтссон, помолчав, — но я слушал все, что вы говорили. Вы рассказали о среде и четверге, вспомнили каждую деталь, однако никак не упомянули о внезапном уходе Карла Пальмкруны из жизни.
Эдит, молчала, никак не реагируя на его слова.
— Я вынужден просить вас снова вспомнить этот день, — терпеливо продолжал Бенгтссон. — Когда вы звонили в дверь, вы уже знали, что Карл Пальмкруна мертв?
— Нет.
— Разве вы не спросили комиссара Линну «он еще висит?»? — Йон слегка повысил голос.
— Спросила.
— Вы уже видели Пальмкруну мертвым?
— Нет.
— Что за ерунда, — явно рассердился Йон. — Разве нельзя просто рассказать, что вы знаете? Что заставило вас спросить, сняли Пальмкруну или нет? Вы спросили об этом! Зачем вы спрашивали, если не знали, жив он или нет?
В отчете Бенгтссон написал, что, к сожалению, допустил ошибку, позволив Эдит спровоцировать себя уклончивыми ответами, и что его брань подействовала на женщину, как рогатина на медведя.
— Меня в чем-то обвиняют? — сухо спросила она.
— Нет.
— Тогда мы закончили.
— Нам бы очень помогло, если бы вы…
— Я ничего больше не помню! — заявила Эдит и встала.
Йона глянул на Сагу. Та сидела, не отрывая взгляда от убегающей под колеса машины дороги и мчащейся впереди тяжелой фуры.
— Я все думаю про допрос домработницы, — начал он.
— Я тоже.
— Йон на нее разозлился, решил, что она сама себе противоречит. Он утверждал, что, звоня в дверь, она уже знала о смерти Пальмкруны.
— Верно, — согласилась Сага, не глядя на комиссара.
— Но она говорила правду. Она не знала, что Пальмкруна умер. Предполагала, но не знала наверняка. Потому и отказалась отвечать.
— Эдит Шварц — непростая женщина.
— По-моему, она хочет что-то скрыть от нас, но так, чтобы не пришлось врать, — заключил Йона.
46
Фотография
Комиссар с Сагой не знали, удастся ли им выжать из Эдит Шварц какие-нибудь полезные для следствия сведения, но надеялись, что она сможет привести их к фотографии. Тогда этот эпизод можно было бы закрыть.
Сага включила правый поворотник, съехала с автострады и сбросила скорость. Теперь они ехали по шоссе № 77, по виадуку под автострадой, по направлению к Нивсте, однако вскоре свернули на узкую гравийную дорогу и поехали параллельно автостраде.
На окраине пашни виднелся невысокий еловый лесок. Каменный забор возле коллектора удобрений в одном месте разрушился, жестяная крыша покосилась.
— Вроде приехали, — сказала Сага, взглянув на навигатор.
Они медленно подкатили к ржавому засову на ограде и остановились. Шум с автострады в этом месте ощущался как безжизненный изменчивый гул.
Метрах в двадцати виднелся одноэтажный дом из грязного кирпича, с наглухо закрытыми ставнями и поросшей мохом цементной плиткой на крыше.
Когда они подходили к дому, послышался странный свистяще-воющий звук.
Сага взглянула на Йону, и они осторожно двинулись к входной двери. За домом что-то лязгнуло, и металлическое завывание послышалось снова.
Звук быстро приближался — и вот к ним кинулась большая собака. Она, раскрыв пасть, остановилась на задних лапах в метре от Саги. Потом ее дернуло назад; собака припала на передние лапы и зло залаяла. Огромная овчарка с неопрятной шерстью. Потом собака мотнула головой и отбежала в сторону; стало видно, что ее поводок привязан к длинному тросу. Когда овчарка бегала, трос натягивался, свистя и позванивая.
Собака повернулась и кинулась на Йону; поводок удержал ее и дернул назад. Собака зашлась было лаем, но замолчала, как только из дома раздался женский голос:
— Нильс!
Собака заскулила и заходила кругами, поджав хвост. В доме скрипнул пол, и вскоре дверь открылась. Собака кинулась за дом, оставляя за собой свистящий звук. Эдит вышла на крыльцо в сиреневом махровом халате в катышках и взглянула на гостей.
— Нам нужно поговорить с вами, — сказал комиссар.
— Я уже рассказала все, что знаю.
— Можно войти?
— Нет.
Комиссар заглянул ей за спину, в темноватый дом. В прихожей было полно кастрюль и тарелок, на полу — серый шланг пылесоса, одежда, обувь и ржавые банки из-под консервированных крабов.
— Можно и здесь остаться, — покладисто сказала Сага.
Йона раскрыл блокнот и стал задавать вопросы, чтобы проверить детали, которые он слышал в записи допроса. Это обычный способ обнаружить ложь или искажения: нелегко держать в памяти все детали, которые ты выдумал.
— Что Пальмкруна ел в среду?
— Телячьи котлеты в сливочном соусе.
— С рисом? — уточнил Йона.
— С картошкой. С вареной картошкой, как всегда.
— Во сколько вы пришли на работу в четверг?
— В шесть.
— Почему вы в четверг рано ушли из квартиры Пальмкруны?
— Он отпустил меня на выходные.
Комиссар взглянул ей в глаза, не зная, как перейти к самому важному.
— В среду Пальмкруна уже повесил веревку с петлей?
— Нет.
— Нашему коллеге, Йону Бенгтссону, вы говорили, что повесил, — заметила Сага.
— Нет.
— У нас есть запись допроса… — начала было Сага со сдерживаемым раздражением, но тут же осеклась.
— Вы что-нибудь спрашивали у Пальмкруны про петлю? — продолжал Йона.