ДОМ ПОЛНОЛУНИЯ - Александра Лосева

Как только я успокоилась и приготовилась ждать, кафельная стена поехала в сторону, уступая место бочке с мутной красноватой водой. Я поняла, что смотрю не своими глазами, что все это происходит не со мной, и наконец-то испугалась. Проняло меня. Почему я должна быть чьим-то зрением? Почему я должна видеть чужую реальность, какие-то отвратительные бочки, дурацкие стены? Я не хочу! Господи, дайте мне умереть спокойно!

Картинка надвинулась на меня, словно кто-то, чьими глазами я смотрела, сделал пару шагов к бочке и заглянул в нее. На поверхности мутной воды плавали чьи-то бело-красные внутренности. Я почувствовала, как подкатывает тошнота. Прекрати, прекрати на это смотреть! Чужой взгляд, словно услышав меня, передвинулся на деревянную поверхность (кажется, дверь, а может, и нет), и передо мной оказалась прибитая гвоздем к стене рыба, выпотрошенная и окровавленная. Я вскрикнула, попыталась отвернуться, закрыть глаза, но видение упорно маячило передо мной, и, кажется, подыхающая рыба слабо шевелила плавниками. Мне было очень страшно биться в чужом мозгу и не находить выхода. Картинка застыла, наверное, кто-то не мог оторвать глаз от этой кошмарной кафельной стены и тонких красных струек, складывающихся… в буквы? Это было даже хуже, чем блуждать по коридорам Здания. Кровавые буквы – ведь кто-то взял эту рыбу, а потом макал пальцы в ее растерзанное брюхо и писал – писал эти чудовищные слова, чудовищные, потому что нежные. Смертельная нежность, написанная на кафельной стене и адресованная… Кому? Только бы понять, кому, кажется, кажется, мне кажется…Да, это хуже, чем разбивать зеркала, хуже, чем… Нет, нет, подожди, не выпускай меня, я должна прочесть, что там написано, понять, я пойму…

Картинка исчезла. Передо мной был длинный пустой коридор. Я сидела, прислонившись спиной к стене, и меня бил озноб. На противоположном конце коридора маячила аптечка. Вместо мыслей в голове плескался мутный беловатый раствор, угрожая каждую минуту снова затопить. Где-то слева вдруг начала капать вода. Я сжалась и стала поспешно подниматься на ноги. Я не хочу! Я не хочу больше гонок, видений, звуков! Уймись, оставь меня в покое – ты же видишь, что мне плохо, Господи, да чего же ты хочешь от меня…

Страх усиливал головную боль и дрожь в коленках. Я шла, держась за стену, боясь остановиться и передохнуть, боясь увидеть снова эту кафельную комнату, которая – я чувствовала это – поджидала удобного момента, чтобы снова вклинить меня в чье-то существование. Я шла сквозь плотную пелену воздуха в гуле скрипичного оркестра и старалась думать только о белом пятне аптечки. Я просто заболела. Просто перемерзла на сквозняках и сильно простудилась. И теперь у меня жар. Вот и все, очень просто. Мне надо добраться до аптечки и принять лекарство, а потом набрать еды, топлива и выпить чего-нибудь горячего, а потом я лягу и усну, и мне ничего не будет сниться.

Ветер – в который раз, Здание не оригинально сегодня – швырнул мне в лицо газету. Почему ветер здесь всегда дует навстречу, против, куда бы я ни шла? Я расправила лист и прочитала заголовок. ЛЮДИ УМИРАЮТ ВО СНЕ. И под ним: ЗПУЩЕННЫЕ ПРОСТУДЫ ВЕДУТ К ЛЕТАЛЬНОМУ ИСХОДУ.

– Ну и что?! – я очень громко крикнула это, задрав голову и уставившись в бледные трубки ламп. – Ну и что?!

Большой кусок штукатурки обвалился с потолка и упал на пол, задев плечо и испачкав меня белым. Я скомкала лист и пошла к аптечке. Ветер стих, старые газеты смирно лежали вдоль стен. Я шла. Шаг за шагом, словно по пояс в воде; я уже видела пузырьки за стеклом и бумажные облатки с какими-то надписями. Голова болела все сильнее, мысли путались. Шаг за шагом, держась за стену (главное – не упасть), я уже даже различала надписи – Болеутоляющее, Жаропонижающее – слишком уж все хорошо, здесь так не бывает…

До аптечки оставалось шагов пять, когда она неожиданно обвалилась на пол, усыпав все вокруг осколками стекла, и вспыхнула веселым зеленоватым пламенем, радостно потрескивая и плюясь вонючим серым дымом. Через минуту в моем распоряжении остались холодные, как лед, угольки и закопченные стекляшки.

– Ты… ты… – голос срывался. – Ты, чудовище. Мразь поганая. Дерьмо!…

Погас свет, где-то зашумела вода. Мне становилось все хуже. Я потащилась вниз, всхлипывая и бормоча что-то бессвязное, оскорбительное. На моем пути тускнели и дохли лампы, становилось очень холодно. Перед дверью в кладовку я потеряла сознание. Очнулась в полной темноте и долго не могла понять, где нахожусь. Голова раскалывалась. Я поднялась кое-как на ноги и долго стояла, держась за стену и шатаясь. Дальше помню отрывочно. Набрала еды, не очень много, меньше, чем хотелось. Помню, как падала на лестницах, а потом ползала в темноте, собирая рассыпавшиеся продукты. Здание веселилось. Когда я переставала искать и поднималась на пролет выше, оно включало свет и показывало, сколько еды осталось на ступеньках. Приходилось возвращаться и подбирать.

В свою комнату я вернулась только к середине дня. Свалила продукты на стол, а сама упала на диван и долго не могла встать. И все боялась, все ждала кафельную стену. Мне очень нужно было прочитать эти красные темнеющие буквы. Не знаю, зачем. Потом пошла собирать щепки, и первое, что увидела в коридоре, – аптечка. Как раз напротив моей комнаты. Так близко, ах ты, мразь, ты, ты…

Я заставила себя отлепиться от двери и сделать четыре шага к аптечке. Она не исчезла, не разбилась, не взорвалась. Она была деревянная, белая и маленькая. Я протянула руку, открыла дверцу и криво усмехнулась. Аптечка сияла пустотой, а к задней стенке был прикноплен плакатик: «Мойте руки перед едой», а ниже, в скобках, мелким шрифтом: «Мухи – разносчики заразы». Я стояла и смотрела на буквы, поверх букв, сквозь буквы, и плясали кафельные стены, и шевелили плавниками дохлые рыбы, и звенели-ныли скрипки, долго-долго, тонко-тонко, и темно, темно, темно…

…Бело-серая му-у-уть… Дымный воздух шатает пространство миро-о-ов… Под дождем не усну-у-уть… Без дождя не вздохну-у-уть…Беспокойная горечь весны-ы… Дожить до утра-а… непосредственный дым… не… не… небольного костра… а…

Плачу. Го-ос-по-ди-и… Вчера горела соседняя комната… Сегодня ночью ветер тряс дверь, а этажом выше шумела вода… Мне снился выход и дождь… настоящий… настоящий!… м… ма-ма… настоящий выход и настоящий… насто… настоящий дождь… я слушала запах мокрой пыли… слушала… чувствовала… я… не могу… больше… отпусти меня, отпусти меня, выпусти отсюда! Зачем… зачем я тебе? Зачем? Господи, ну зачем? Неужели тебе мало моих снов, ты, ты… Погань ночная… Погань! Неужели тебе мало моих ослепших глаз – я же ничего… не вижу. Я ничего… я ничего не вижу… я ничего не вижу! Я НИЧЕГО НЕ ВИЖУ!!!