Мой знакомый призрак - Майк Кэрри

– Давайте только куда-нибудь зайдем, – попросила она, – иначе я насмерть замерзну.

Ближайшим «куда-нибудь» оказалась церковь святого Пан-краса, открытая для посетителей, но пустая. Мы сели на скамью в самом последнем ряду. В церкви было не теплее, чем на улице, зато сухо.

– Азы метафизики, – дрожащим голосом напомнила Элис.

– По-моему, Уильям Блейк попал точно в цель, сказав: «То, что сейчас доказано, когда-то было лишь игрой воображения». – Спасибо за отличную цитату, Пен! – Если призраки существуют, целая ушла вещей, которые удобнее было бы считать метафорами, мифологией или средневековыми предрассудками, канувшими в Лету на заре эпохи Просвещения, оказывается холодной правдой. Начинаешь думать о рае, потом об аде, потом гадаешь, что случится после того, как протянешь ноги. Попадешь в какую-нибудь дыру только потому, что торчал в ней с рождения? На что похожа загробная жизнь: на эту, только без секса, наркотиков и отпусков на волю за хорошее поведение?

Несчастная Элис медленно кивнула.

– Ответов не знает никто. Если верите в Бога, можно поговорить с духовником, священником, раввином, муллой – в общем, подставьте свой вариант. Или, если хотите, расскажу, как с этим справился я.

Молодая женщина выжидающе на меня смотрела, и не она одна. Я снова почувствовал кожей то легкое, едва ощутимое покалывание и взглянул на клубящиеся у входной двери тени.

– Я доверяю Блейкуи провожу четкую границу между тем, что доказано, и иллюзиями, которые пробиваются через границу реальности. Если увижу, как тете Эмили в процессе настройки пианино оторвало голову, а затем в три часа ночи бесформенная, но очень похожая на тетю туша, держа голову под мышкой, войдет в мою спальню, я не стану склоняться к первому попавшемуся выводу: в пузырьке именно то, что написано на этикетке. Слышали про навахо?

– В смысле индейцев навахо? – ничего не выражающим голосом переспросила Элис.

– Да, именно. Они считают призраков чем-то вроде злой стихии и называют чинди. Мол, чинди – темная, закрытая от света сторона души, не нашедшие выхода негативные импульсы, средоточие эгоизма, жадности и глупости. Чинди – не сам человек, а отрицательная тень, которую он оставляет, перед тем как уйти в мир иной.

В глазах Элис все то же недоверие: наверное, я подобрал не лучший пример.

– Все это сказано только к тому, что призраков нельзя по умолчанию считать людьми, обреченными на нескончаемое повторение совершенных при жизни действий. Мы не знаем, что они собой представляют, и никогда не узнаем.

Сомнения Элис постепенно перерастали во что-то более глубокое.

– И в таких условиях вы ухитряетесь их уничтожать? – чуть слышно спросила она.

– Еще не факт, что я их уничтожаю. Вот вам очередное неизвестное.

– Неизвестное… но не для вас?

– К сожалению, и для меня.

– Тогда не понимаю. Вы должны представлять, что делаете.

Ну и ну! Начал с попытки вывести Элис из внезапного экзистенциального кризиса, а закончил тем, что пришлось оправдывать себя, как экзистенцию. Наверняка со мной что-то не так, и очень не так, раз безнаказанно позволяю мисс Гасконь вытворять подобное!

– Сначала некромантией я занимался по чистой случайности. – Пожалуй, это самая обтекаемая фраза, хотя, если честно, довольно блеклая.

– По чистой случайности?

– Нуда… Я ведь ничего подобного не хотел и тем более не планировал. – Я на секунду снова повернулся к двери, а потом утонул в немигающем взгляде Элис. – Вызывать духов совсем несложно. Если находишься в нужном месте, порой бывает достаточно заговорить с ними, просто посмотреть или поманить рукой. Мне хватает музыки.

– То есть? Что вы имеете в виду?

– В моем случае музыка – спусковой крючок и наживка одновременно. С ее помощью я заманиваю духов, а потом лишаю свободы. Все дело в мелодиях, которые я играю на вистле.

– Не может быть! – недоверчиво рассмеялась Элис. Вместо ответа я. сунул руку в карман и достал вистл.

– Боже, волшебная флейта! – с благоговейным трепетом выдохнула женщина. Я позволил Элис взять вистл: надо же, она оглядывала его, словно маленькое ружье. Ружье… Автомат… Тут же вспомнилось, как Дитко якобы стрелял мне по ногам, чтобы заставить танцевать, а потом жуткий сон: вистл казался горячим, как автомат, из которого выпустили все патроны. Захлебываясь в беспокойстве и тревоге, я забрал вистл и спрятал в карман: там ему и место – всегда под рукой и, главное, под моей рукой.

– А изгнать призрака сложнее? – спросила Элис, в очередной раз пронзая меня немигающим взглядом.

– Обычно намного сложнее, однако универсального правила нет, каждый случай индивидуален. – Я решил сменить тему: – Вы в математике разбираетесь?

– Лучше, чем в индейцах навахо. По крайней мере в школе сдала экзамен второго уровня сложности и умею перемножать в уме четырехзначные числа.

– Вот и отлично! Тогда в качестве примера приведу Давида Гильберта, выдающегося немецкого математика конца девятнадцатого века. Он считал, что можно создать математическую модель чего угодно: стула, сливочных разводов на поверхности кофе, положения яиц в слишком тесных брюках.

– Понятно.

– Мою работу можно рассматривать и через призму Гильберта. Я играю мелодию, то есть создаю своеобразную модель, модель призрака. Описываю вокруг него звуковую окружность. А потом, если все сделано правильно, звук обрывается, а окружность, то есть звуковая модель, смыкается. Призрак становится пленником звука.

Я осекся. Словами мою работу не опишешь: всякий раз при объяснении получалось нечто вывернутое вверх дном и поставленное с ног на голову. Однако у Элис возникла идея.

– Похоже на кукол вуду, – задумчиво проговорила она. – Эти куклы ведь тоже модели, и практика аналогичная. При помощи заклинания или фетиша вроде пряди волос куклу делают воплощением живого человека. Потом втыкают в нее булавки, и жертва должна корчиться от боли.

Bay, какое удачное сравнение! Я и не мечтал такое подобрать…

– Верно, именно этим я и занимаюсь. Делаю мелодию воплощением призрака, сращиваю форму и воплощение так, чтобы они стали разными ипостасями одного духа. А потом перестаю играть.

И вновь повисла многозначительная пауза: я достиг рубежа, за которым слова были просто бессильны. Что происходит с призраками после того, как я их «упаковываю и отправляю»? Кстати, оправляю-то куда? В мир бескрайних лугов и неспешных вод или просто в пустоту? Более или менее вразумительного ответа подобрать еще ни разу не удалось.

– Так в какой момент вы перестаете играть? – не унималась Элис.