Сила присутствия - Александр Афанасьев

Они брели невдалеке от дороги, но старались, как говорится, не отсвечивать. Все зависело от того, видели ли что-то афганские коммандос, уцелел ли кто из них. Если кто-то из солдат заметил, как они сбежали, если кто-то видел хотя бы выбитое стекло машины в последний момент перед взрывом и остался жив, то власти начнут их поиски, могут поднять беспилотники. Если нет, просто спишут со счетов. Они должны были умереть, так и получилось. В любом случае какое-то время будут идти разборки на месте подрыва, и это время у них есть.

– Я не верил в знамения Аллаха. Напрасно!

– Да, брат.

Они немного пришли в себя и брели, поддерживая друг друга.

– Откуда ты, брат? Ты не местный?

– Да… Я чеченец.

– Вот как.

– А что такого?

– Да ничего, брат. Просто я ни разу не видел чеченцев. Ты давно на джихаде?

– Два года.

– Я дольше.

За горой был слышен шум машин.

– Надо уходить, – сказал Ислам.

Бородач остановился, вытер лицо рукавом и проговорил:

– Это, наверное, первое шоссе. Пошли. Ты спрячешься у дороги, а я поймаю машину.

– Нет. Надо идти пешком. В машине нас поймают.

– Не поймают. Если Аллах помог нам избежать верной смерти, неужели ты думаешь, что Он не поддержит нас и сейчас?

Машину Габбас остановил почти сразу. Первый же водитель тяжелого грузовика тормознул и показал беглецам назад, на полку. Там было тепло, имелись одеяло, чтобы прикрыться, и занавеска. Грузовик был китайского производства, потому в кабине сильно пахло дешевой пластмассой.

Дорога была вполне хорошей, без колдобин, и ехали они очень быстро, под сто километров в час.

Потом машина начала замедлять ход, и водитель прошипел:

– Граница! Сидите тихо.

Машина теперь двигалась рывками, видимо, на границе скопилась очередь. Ислам лежал так, что перед его глазами был узенький просвет между занавесками, и он кое-что видел. Машины и автобус за окном тоже перемещались лишь время от времени. Потом Ислам разглядел колонны и высокую крышу, самый краешек здания пограничного поста. Кабины таможенников были дополнительно защищены бетонными блоками, расписанными черными и желтыми полосами. Перед самым постом дорога поднималась. Там было устроено что-то вроде «лежащего полицейского».

Двигатель бормотал на холостых оборотах. Стукнула дверь.

– Салам алейкум, господин!

– Салам. Пустой идешь?

– Да, эфенди. Возьму груз в Пешаваре и двинусь обратно.

Дверца захлопнулась. Двигатель взял более высокую ноту, и грузовик снова тронулся в путь.

– Прошли! – раздался голос водителя.

– Аллаху акбар! – Габбас первым полез на пассажирское место. – Пусть милостивый и милосердный воздаст тебе благом за добрые дела…

– У меня дядя в Пешаваре, – сказал водитель, разгоняя грузовик. – Если хочешь, он тебя спрячет, брат. И твоего друга тоже. Даст работу.

– Нет, ты и так был добр к нам. Останови на выезде из Торкхама. Там, где базар, на котором запчасти продают. Дальше мы сами разберемся.

– Храни вас Аллах.

Город Торкхам стоял у самой границы Пакистана и Афганистана. Его обитатели жили в основном за счет транзитных перевозок и торговли. На окраине города, у самого шоссе, ведущего на Пешавар, кишел народом самопальный базарчик. Там торговали всяким металлом и разбирали машины на запчасти. Водитель остановил грузовик. Беглецы спрыгнули на обочину, еще раз поблагодарили его и пошли к базару. В этом же направлении и обратно прямо по обочине шагали люди. Эти прохожие видели их, оборванных, грязных, в крови, но смотрели равнодушно, как будто не замечали. Здесь не Германия, не США – никто не будет звонить в полицию.

Беглецы шли медленно, быстро просто не могли.

Какой-то мужчина, несущий довольно большую, на вид очень даже тяжелую сумку, обгоняя их, поинтересовался вполголоса:

– Помочь, братья?

– Рахмат, брат, мы знаем, куда идем.

– Тогда храни вас Аллах.

– И тебя, брат.

У самого края базарчика они свернули направо и углубились в лабиринт самодельных строений, служивших как лавками, так и складами. Все они были одноэтажными, слепленными из чего попало. То, что в них не поместилось, хранилось рядом, навалом у стен, и было весьма похоже на груды металлолома.

В Пакистане имелось свое автомобильное производство, правда, только сборочное, а вот в Афганистане не было вообще ничего. Поэтому торговцы, собирающиеся на этом базарчике, ориентировались в основном на покупателей из Афганистана. Здесь можно было купить все, от любого болта до двигателя в сборе, в том числе и для тех моделей машин, которые сейчас не производились. Здесь же мастера ремонтировали автомобили. В том числе и так, как было «усовершенствовано» то самое такси, в котором афганские солдаты хотели взорвать беглецов.

– Куда мы идем? – спросил Ислам, шагая за Габбасом.

– К одному хорошему другу. Он нам поможет.

– А если тут полиция?

– Тут нет полиции, никто ее сюда не пустит. Если бы она была, я давно уже увидел бы это.

Они свернули и пошли по улице, где на импровизированных подъемниках и ямах, выкопанных в земле, производился капитальный ремонт машин. Пахло соляркой, горячим металлом, мелькали искры сварки.

У одного из таких мест Габбас резко свернул, обогнул машину, двигатель которой висел на талях, и схватил со спины человека в сером комбинезоне, который что-то делал с этим мотором.

– Салам, Джамал! Бросай свои дела. Всех денег все равно не заработаешь!

Механик резко повернулся. У него были грубые черты лица и небольшой шрам у виска.

– О, Аллах! Мохандес, это ты!? Ты же в Афганистане!

– Слава Аллаху, я здесь, брат!

– Слава Аллаху! – Механик бросил инструмент на капот, обнял Габбаса и даже оторвал его от земли.

– Тише!..

– Как ты здесь?..

– Волей Аллаха, брат. Позволишь зайти?

– Конечно, брат! Мой дом – твой дом. А это кто с тобой?

– Один брат. Мы вместе сбежали.

– Слава Аллаху! Идите сюда. У меня что-то осталось от обеда.

– Почему тебя тут зовут Мохандес? – спросил Ислам через десять минут, жадно поглощая самые обычные макароны с кетчупом, совсем не мусульманскую еду, но сытную и вкусную.

– В переводе с арабского «мохандес» означает «инженер». Такую кличку братья дают тем, кто хорошо разбирается в механике и может в этом помочь.

– Так ты инженер?

– Да, брат, в обычной жизни. А у тебя какая кличка?

– А у меня нет клички.

– Почему же? Как так?

– Мы только вышли на пути Аллаха. Нас схватили, я волей Всевышнего остался в живых и не стал мучеником за веру, как другие братья.

– Почему же тебя не убили?

– Не знаю, брат, – искренне ответил Ислам. – Может, потому, что я чеченец. Они допрашивали меня. Но я ничего не сказал! Аллах свидетель!

– Да, брат, я верю. Иначе бы тебя не посадили к нам в яму. Стукачей оставляют в живых. Ты по-прежнему хочешь идти по пути Аллаха?

– Да, брат, хочу, – сказал Ислам и опять был почти искренен.

Да, именно так. Почти.

Габбас почесал бороду.

– Полагаю, я могу тебе в этом помочь. Скоро за мной приедут, я скажу за тебя слово. Где ты хочешь сражаться?

Ислам пожал плечами.

– Не знаю, брат. Мой джамаат… все они теперь в раю. Кому я нужен? Если здесь есть чеченские амиры, я примкнул бы к ним. Проще, когда рядом свои. Я даже язык толком не знаю.

– Надо учить! – наставительно сказал Габбас. – Все братья должны знать языки друг друга. Предупреждаю тебя, смотри не на то, кто какой национальности, а на то, кто и как сражается, кто по-настоящему искренен и усерден в вере. Мы все братья-мусульмане, и в этом наша сила. Насаждая национализм, неверные хотят расколоть наши ряды.

– Брат, я и не думал о национализме. Просто очень тяжело, когда тебя не понимают, ты один говоришь на таком языке.

Габбас понял руку.

– Брат, не оправдывайся. Я и не обвиняю тебя ни в чем, просто говорю, что лучше выучить язык. Так тебе будет проще. Думаю, здесь есть чеченские амиры. Они с радостью примут тебя в свой джамаат, тем более после того, что я расскажу им. Но тебе нужна кличка, брат. Не дело представляться своим подлинным именем. Ты бы какую хотел?

Ислам пожал плечами.

– Я не знаю, брат.

– Тогда кличку дам тебе я. Ты теперь Эхбааль. Пусть Аллах улыбнется, когда ты предстанешь перед Ним и назовешь себя.

– Эхбааль? А что это значит, брат?

– Это означает «счастливчик». Пусть Всевышний даст тебе на джихаде нечто большее, чем то, что ты сделал до сих пор. Аллаху акбар!

Когда они уже приканчивали свою еду, дверь комнатушки, размещенной в задней части мастерской, открылась. Вошел человек, который не снимал очки даже в темных помещениях. Он был лысоват и чисто выбрит в отличие от многих амиров. Из-под легкой куртки сбоку что-то выпирало. Людям, знавшим его, было известно, что он всегда носил с собой короткоствольный автомат.

– Мохандес, ты здесь! Мы думали, что тебя уже не вытащить, даже не знали, где ты находишься.

– Аллах не дал нам стать шахидами, эфенди.