Пирровы победы - Александр Марков

Стивру показалось, что под кожей у нее разгорелся огонь, а серебро изнутри все осветилось, стало таять, или, скорее, прогорать, точно оно было пергаментом, старым пергаментом, который бросили в камин, и теперь с ним играет огонь. Она только глаза закрыла и чуть стиснула зубы, то ли от боли, то ли по какой другой причине.

В лицо Стивру пахнуло теплом. Он чувствовал бьющую от Леонель энергию, хоть руки подставляй или лучше — рот, чтобы ее пить и сил набираться.

Волосы ее чуть приподнялись, заклубились и все никак не могли успокоиться, медленно темнея, как гниющие листья.

Для того чтобы изменить внешность, не требуется очень сильное заклинание, но чтобы вот так — просто глаза закрыть да что-то там про себя произнести — это фантастика. Руками надо поработать, знаки всякие магические изобразить. Но Леонель ничего этого не делала и все же… изменилась.

— Ну, как я тебе? — спросила она, когда кожа на ее щеках зарумянилась, а волосы стали черными.

Она не казалась уставшей, хотя должна была потерять много сил. После такого превращения у самого Стивра хотя бы одышка появилась, дыхание бы стало неровным.

— Теперь вампир не узнает, что ты для него опасна. Она, видимо, забралась в его мысли и потому теперь смотрела с вызовом. Она знала ответ. Попробуй он сказать что-то не так, она бы не поверила.

— Вампир всегда чувствует серебро. Ростовщики тоже. Моя кожа — очень ценный товар, если ее содрать да выделать, представляешь, сколько она может стоить?

— Какие ты гадости говоришь.

— Можно подумать, ты не слышал, что кочевники с пленных кожу живьем сдирали, а из черепов кружки делали.

— Слышал.

— А я вот слышала, что у главного инквизитора несколько таких посудин есть.

— У кочевников отбил?

— Какое там, — Леонель руками развела, — инквизиторы на кочевников не ходили еще. Не знаю, пойдут ли. Ищи их в поле! Они ведь как ветер — неуловимы. Чтобы обратить их в свою веру, надо, чтобы они прежде перестали быть кочевниками. А разве это возможно?

— Не думаю.

— И я про то же. Бесполезный поход. Зря людей только потеряют. А кружки эти мастера инквизиторские сделали. Материал у них есть, каждый день появляется, вот и сделали.

— Откуда знаешь?

— Не твое дело! — огрызнулась Леонель. Большинство вопросов, что задавал Стивр, и вправду были глупыми. И если бы он не спешил, а сам бы чуть подумал, то выглядел бы умнее. Очевидно, кто-то уже пытался содрать с нее эту серебристую кожу. Интересно, что она сделала с этими людьми? Может, со своими жизнями они расстались легко, как те инквизиторы, а может, смерть далась им и потруднее.

Габор умилялся их разговорам. Послушал немного и отошел — не стал вмешиваться. Надо было обстановку разведать да тела мертвых инквизиторов прикопать. Инструментов у него подходящих не было. Будь у него лопата, он с этим делом управился бы за несколько минут, потому что земля была мягкой и податливой. Копать такую — одно удовольствие. Но если у тебя есть только нож — совсем другое дело. Прежде чем вырыть неглубокую могилку, куда уместились бы все три тела, Габор намучился и вспотел. Он сперва дерн срезал, потом землю ковырял, а после того как побросал в могилы мертвых и снова закопал, пришлось еще дерн сверху класть да притаптывать, чтобы холмиков никаких не осталось.

К тому времени, как он закончил работу, Стивр все продолжал что-то обсуждать с волшебницей. Габор как-то тоскливо посмотрел на них. Он понял то, что этим двоим, Стивру и волшебнице, еще предстояло понять. От догадки этой ему стало грустно.

В руки инквизиторов попадала в основном мелочь всякая — те, кого и магами по большому счету назвать нельзя. Знахарки да ворожейки, которые занимались легкой ворожбой, неверных мужей или жен на путь истинный направляли методом приворота-отворота, лечили болезни, заживляли раны, порчу наводили. Хворей всяких у людей было множество, а неверных жен и мужей — и того больше.

Но все это было сродни тем фокусам, что показывают циркачи, которые колесят по всем городам и весям в крытых повозках. Приедут, раскинут свой шатер-шапито, похожий на те, что таскают с собой кочевники, и пытаются кого-то удивить своими чудесами. И фокусники, и знахари получали за свои услуги гроши, если не удавалось кому голову затуманить и выманить суммы поприличнее. Это, пожалуй, их роднило. Заработок у тех и других был небольшим, но стабильным.

Но в отличие от циркачей доморощенные знахари и чародеи колдовали, как правило, в одиночку, людей простых сторонились, отгораживаясь от них либо железными решетками, либо высокими заборами, будто и вправду знали что-то важное. Они еще стены своих домов увешивали сушеными крыльями летучих мышей, крысиными хвостами и прочей ерундой, от которой пользы также много, как он обещаний ростовщика. Люди им верили, а настоящие волшебники даже не обращали внимания. Они-то знали, что знахари — не более чем ремесленники, из которых никогда не получится мастеров.

На костер к инквизиторам знахари попадали, потому что постоять за себя не могли. Оружием они совсем не владели, а все их чародейство, в худшем случае, способно было или ячмень на глазу, или чирей на неприличном месте удалить. Но и на это им требовалась минута-другая, которых инквизиторы им обычно не предоставляли. Они врывались в дома, без расспросов вышибая двери, если кто им не открывал. Хозяевам стягивали руки веревками, чтобы какие пакости не успевали эти доморощенные чародеи сотворить, а после в кандалы заковывали. Так их и держали до самого конца, даже на костре, опасались, наверное, что грешник, на смерть обреченный, взмахнет руками и полетит к небесам, причем быстрее, чем его душа отделится от бренного тела. Случилось ведь такое однажды. Улетел от них приговоренный к смерти, а инквизиторы так опешили, что никто из них не догадался сбегать за арбалетом да всадить в него стрелу-другую. По религиозным писаниям, которым следовали инквизиторы, мессия к небесам вознесся, так что люди, что собрались поглазеть на казнь, могли легко принять грешника за святого. Пришлось тогда инквизиторам заточить в свои застенки всех присутствовавших на аутодафе, чтобы не распространяли они порочащие их слухи, а то будут болтать, будто инквизиторы попытались святого казнить.

Однако рассказы об этом чудесном вознесении все равно как-то просочились. Пришлось даже расследование проводить — не проговорился ли кто из служителей инквизиции. Но они-то знали, чем такой проступок грозит. Никому из них на костре вместо грешника оказаться не хотелось, и язык свой за зубами держать они могли, даже под пыткой. Проговорись любой из них — пыток не миновать.