Замок пепельной розы. Книга 2 (СИ) - Снегова Анна

Я перестала строить кровожадные планы и снова начала его жалеть. Немножко. До конца поддаться возвышенному чувству благородной жалости мешало низменное чувство ревности и совсем не благородное желание выцарапать глаза каждой светской дамочке, которая посмела хотя бы взгляд бросить в сторону моего Дорна. Ведь он мог и не дождаться, пока я вырасту — в то время угловатая, нескладная и совсем некрасивая девчонка, которая предпочитала лазать по деревьям, носиться сломя голову по аллеям старого парка, да бросаться в драку с любым дворовым мальчишкой, который только вздумает дразниться.

И тут же вернулся застарелый страх.

А вдруг он это не всерьёз?

Сколько у него женщин было? Старый герцог говорил, много. И я охотно верю. Почему ни одна не сумела достучаться до его живой души, до сердца, до того, настоящего и ранимого, что скрыто в глубине?

Что во мне такого особенного? А вдруг я… просто оказалась в нужное время в нужном месте?

Слишком больно думать об этом. Слишком похоже на сказку его возвращение ко мне. Слишком не верится в то, что мечты могут сбываться так полно и сказочно-прекрасно. Моя недоверчивая Шеппардовская натура никак не может в это поверить. Я, кажется, внутренне так и не смогла до конца стать истинной Морриган.

Я обхватила себя за плечи. Снова потянуло зимним холодом. Магия больше не грела меня так, как раньше. Теперь могло согреть до конца лишь тепло его рук, его кожи, его губ. Но я жалась в комочек одна, пока Дорн был погружён в свои воспоминания. И как я могла трогать его в такой момент и требовать чего-то для себя?

— Двенадцать лет назад. Это случилось двенадцать лет назад. Отец решил, что я достаточно нагулялся, и потребовал немедленно явиться в родовое поместье. Начать, наконец, помимо герцогских привилегий нести и герцогскую ответственность. Но я уже вкусил сладкий вкус свободы, и возвращение в Тедервин показалось мне возвращением в склеп…

Голос его звучал всё тише, глуше, в конце концов мне приходилось почти догадываться о том, что он говорит.

— Помню, в тот вечер мать с отцом доверили мне главную тайну, из-за которой на много веков установился обычай, согласно которому наследник рода должен жить в родовом поместье и оберегать Тедервин. Рассказали, что живописные руины Замка пепельной розы, которые якобы находились на землях Морриганов и охранялись королевским эдиктом, на самом деле — грубая фальшивка. Которую когда-то давно устроили предки, чтобы защитить своё главное сокровище от чужого завистливого глаза. И заодно предотвратить гибель людей. Потому что было несколько случаев, когда настоящее пепелище уничтожало тех, кто посмел неосторожно ступить на него. Они пропадали бесследно, и никто их больше не видел. Да, когда мне исполнился двадцать один год, я узнал, что подлинные развалины Замка пепельной розы находятся в подвалах Тедервин.

— И что ты ответил родителям? — спросила я, когда он замолчал. Потому что мне безумно хотелось завершить уже этот разговор, который причинял такую боль нам обоим. Выдернуть до конца этот клинок из загноившейся раны. И быть может… быть может, помочь её очистить и залечить.

— Я… — Дорн поднял голову к ночному небу. Россыпь звёзд серебрилась на чёрном бархате. Бесконечно далёкие. Бесконечно равнодушные. Сколько раз он черпал у них силы на то, чтобы и дальше сковывать неподвижным льдом свою душу? — Я их поднял на смех. Со всей непримиримой эгоистичностью юности бросил, что не желаю тратить свою единственную жизнь на то, чтобы охранять никому не нужную кучу камней и потакать прогнившим суевериям. Что для этого есть слуги. А я не слуга. На что разъярённый отец заявил, что не слуга, конечно, — но зато он был уверен, что я послушный сын и достойный продолжатель рода Морриган. А теперь вот уже сомневается. Я, естественно, не мог смолчать в ответ… мать плакала, глядя на нас, но меня не тронули даже её слёзы. Я сказал, что немедленно спущусь в проклятый подвал и докажу, что там нет ничего опасного, кроме кучки крыс.

— И ты правда спустился? — прошептала я, грея руки дыханием.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— Разумеется, — пожал плечами Дорн. — И пока спускался туда… во мне кипел такой гнев, которого я не испытывал за всю свою жизнь. Мне казалось, что меня пытаются заживо похоронить. Принести в жертву каким-то бредовым идеям моих сумасшедших предков. Зверь внутри от такой перспективы рычал и бился о прутья клетки, в которую я его посадил… и которая на самом деле была вовсе не такой прочной, как мне представлялось. Да, я был самонадеянным идиотом, Элис. Недооценил масштабы той страшной силы, которую в себе носил. И я поплатился за свою глупость.

Он снова помолчал, вспоминая. Чёрные равнины пепла вокруг нас тут и там зловеще бугрились, они вспыхивали алыми огнями, будто раскаляясь изнутри. Где-то пошла трещинами земля. Мне стало страшно. Но я не могла и слова произнести онемевшими губами.

— Должно быть, когда я попал на пепелище, Замок пепельной розы что-то сделал со мной. Дал какой-то импульс магической силе, потому что в тот момент её будто разом сорвало с цепи. И рухнули все преграды внутри меня, которые я с таким трудом и тщанием выстраивал вокруг своей магии все годы. Стены тряслись, весь Тедервин ходил ходуном… Наша кухарка нема именно с того страшного дня. Ещё одна моя жертва… И все разрушения, которые ты видела в поместье — это не время с ним сотворило. Предки поддерживали в нём тщательный порядок, и огромные суммы тратились на своевременный ремонт. Нет, Элис! Это всё я. Это всё из-за меня. И когда… когда родители бросились мне на помощь… одна из опор не выдержала. Часть подвального потолка упала, как раз в то время, как…

Ком в горле не дал ему закончить. И я теперь поняла, почему он начал этот разговор, отвернувшись. Это страшно — мужские слёзы. Потому что это значит, горе так велико, что плачут даже скалы.

Я всё-таки разлепила пересохшие губы, которые потрескались и почти меня не слушались. А вокруг нас уже бушевали пепельные вихри там, где горячие потоки воздуха от земли сталкивались с морозными ветрами, падавшими с зимнего неба.

— Любимый, послушай! Но быть может… ты не думал о том, что… они могут быть до сих пор живы? Вдруг ты тогда от боли что-то не так понял? Ведь моего брата руины тоже «забрали», а он и сейчас жив! Я совершенно точно знаю, я чувствую, я даже видела его… ты нашёл тела?

— Нет, я не нашёл тел.

— Вот видишь! Может быть…

— Не может, Элис. Не надо отравлять меня горькой пилюлей пустой надежды. Я видел кровь на камнях. Когда собственными руками разбирал завалы. А потом, через несколько дней, которые я провёл на проклятых развалинах, стирая пальцы до костей в попытках найти хоть что-то… Я не знаю, как объяснить то чувство, которое меня вдруг пронзило навылет, словно смазанная ядом стрела. Быть может, кровь эллери в наших жилах соединяет нас незримыми нитями с теми, кто дорог — ведь знал же я, где искать тебя, шёл так же уверенно в Шеппард Мэнор, как птицы без всякого компаса летят на юг… так вот, на третий день поисков я просто понял, что мамы не стало. Спустя несколько минут оборвалась и нить отца. С тех пор на том месте внутри меня всегда пустота. Зияющая, как вечный укор. Пустота, которую я никогда не смогу заполнить.

Пепел опал так же внезапно, как поднялся в воздух. Утихли ледяные ветра, и ночь снова наполнилась умиротворяющей тишиной и такой первозданной чистотой, какой была земля, наверное, только в первый миг творения. В тот самый миг, когда древние боги выпустили её из недр Вселенной, не успев ещё заселить ни людьми, ни животными. Казалось, что кроме нас двоих нет больше никого. Мы единственные. Только мы несем в своих глазах свет. И только от нас зависит, сколько света придёт в этот мир.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Что ж… единственное, что мне оставалось, — это выполнить последнюю волю родителей. Я остался в Тедервин и стал учиться жить дальше. Собирать остатки самоконтроля. А это с той страшной ночи никак не получалось до конца. Как будто зверь вырос, и старая клетка была ему мала. А вкусивший свободы раз, он с удесятерённой мощью принимался рваться снова на волю. Раз за разом вонзая в меня клыки и когти изнутри, пытаясь выгрызть себе путь наружу. Кипение силы внутри меня стало так велико, что малейший всплеск эмоций снова приводил к разрушениям. А они, оказывается, были во мне, эти эмоции! Будто прорвало плотину у меня внутри — в тот страшный день, на свою беду, я вспомнил, что на самом деле не каменный. Да, наверное, никогда и не был им по-настоящему. Ну а потом… Долгих десять лет провёл я в попытках снова усмирить свою магию! В конце концов, поверил, что у меня опять получается… но тут появилась девушка с плечами, покрытыми мурашками. И все попытки оказались тщетны.