Джинн в плену Эхнатона - Филипп Керр

— Ага! — подхватил Джон. — Берешь так бутербродик, подносишь ко рту, улыбаешься госпоже Кёр де Лапен, а потом она отворачивается, и ты — хоп! — и бутерброд исчез. Здорово!

— Да, должно сработать, — кивнул Нимрод.

Вернувшись в Город садов, Нимрод и его юные родственники быстренько приоделись и отправились в резиденцию посла. Соседний дом оказался еще больше, чем дом Нимрода, и еще больше походил на крепость, поскольку был окружен высокой стеной. У ворот при входе пришлось предъявить паспорта, причем хмурый французский офицер рассматривал их британские и американские документы с нескрываемым неодобрением.

Когда он наконец, с превеликой неохотой, впустил их на территорию посольства, появился другой, ничуть не более расположенный к гостям офицер, который провел их через красивую, зеленую, щедро политую лужайку, освещенную послеполуденным солнцем, мимо какой-то современной скульптуры и флагштока, на котором, словно мятая тряпка, болтался трехцветный французский флаг. Наконец дошли до беседки и расстеленной на траве, уставленной едой скатерти. Прямо — живописное полотно! Нимрод и госпожа Кёр де Лапен расцеловались, условно чмокнув воздух другу друга за ухом, и несколько минут болтали по-французски. Похоже, Нимрод бегло говорил на великом множестве языков!

Пока они беседовали, у Филиппы было время рассмотреть хозяйку попристальнее. Девочка как раз вступила в тот возраст, когда ее ужасно интересовала внешность взрослых женщин. Ей показалось, что француженка, бесспорно, красива, но наряд у нее какой-то странноватый. Особенно черная с золотом лента, которая снова красовалась у нее на голове. Одеяние госпожи Кёр де Лапен напоминало моду шестидесятых годов прошлого века, когда все, если верить телевизору, были «детьми цветов»: носили длинные волосы и раскрашивали лица.

Тем временем Нимрод с показным воодушевлением разглядывал еду, расставленную на шикарной скатерти.

— Дети, вы только поглядите! — сказал он, потирая руки. — Вы когда-нибудь видели более роскошный стол? Пальчики оближешь! Паштет из гусиной печенки, омар, икра, трюфели, яйца диких птиц… А какие сыры! Бри, рокфор! Я чувствую их запах на любом расстоянии! Дорогая госпожа Кёр де Лапен, вы как никто знаете путь к сердцу юных обжор.

Хозяйка мило улыбнулась и запустила тонкие пальцы в каштановую шевелюру Джона.

— Что может быть лучше вкусной еды? — сказала она и жестом пригласила всех угощаться.

— Разумеется, лучше ничего не бывает! — согласился Нимрод. — Эта парочка сейчас все умнет за милую душу. Раз! — он щелкнул пальцами. — И готово! Верно, ребята?

— Мы постараемся, — с энтузиазмом подтвердил Джон, усаживаясь на подстилку.

Филиппа уселась возле брата и положила себе паштет, похожий на кусок розового мрамора, лежавший на крекере-подставке. К счастью, она не имела ни малейшего представления о том, что это такое, иначе ее перекосило бы от отвращения. Зато икру и омара она опознала безошибочно и была счастлива, что ей не придется есть их по-настоящему. На самом деле ничего из стоявшего на столе ей не нравилось. Но, глядя в глаза госпоже Кёр де Лапен, Филиппа сказала: «Очень вкусно, мадам», а как только француженка отвела взгляд добавила:

— ПОПРИТРЯСНООТПРИПАДНОФАНТАПРИСМАГОРИЯ!

Кусок печеночного паштета немедленно испарился вместе с крекером.

— Что ты сказала, милочка? — обернулась госпожа Кёр де Лапен.

— Ничего, — невозмутимо ответила Филиппа, накладывая себе на тарелку кусок холодного омара.

— ФЫВАПРОЛДЖЭ, — пробормотал Нимрод, и из его руки исчезло яйцо.

Джон за это время навалил себе на тарелку целую гору всякой снеди и, решив, что достаточно подготовился, обратился к госпоже Кёр де Лапен кивнув на клумбы:

— Какие у вас замечательные цветы! Что это за вид? Они только в Египте растут?

Хозяйка тут же обернулась к цветам.

— Это лилии «Голубой Нил», — гордо ответила она. — Самые настоящие. А мой садовник Фатих — лучший в Каире.

— АППЕНДЭКТОМИЯ! — прошептал Джон, и содержимое его тарелки вмиг улетучилось.

— Не ешь так быстро, Джон, — встревоженно проговорил Нимрод. — Не торопись, мальчик, а то заработаешь несварение желудка.

— Хорошо, дядя, — подхватил Джон. — Просто я очень голодный.

— И я тоже, — добавила Филиппа, театрально облизывая кончики пальцев. — Неужели вы все это сами приготовили, госпожа Кёр де Лапен?

— Нет, милочка, — засмеялась дама. — Поставки продуктов у нас прямиком из Франции, а здесь еда готовится под руководством наших шеф-поваров. У нас их два.

— Целых два? — нарочито удивился Джон. — Целых два!

— Да, месье Имполи из Парижа и месье Маль-элеве из Вез еле.

За это время Нимрод благополучно избавился от клешни омара.

— Красавица Франция! Как я по ней скучаю, — сказал он. — Какая удачная мысль — завозить все деликатесы из Европы. Но это, должно быть, очень дорого?

— Ничуть. За нас платит французский народ Налогоплательщики. — Жена посла пожала плечами.

Трапеза продолжалась, таким образом, около сорока пяти минут — пока почти вся еда не исчезла или не была съедена самой хозяйкой. Только после этого Нимрод впервые помотал головой на предложение съесть еще кусочек сыра бри.

— Нет, спасибо, — сказал он, выразительно глядя на близнецов. — Больше съесть я не в силах. Потрясающий обед! Верно, дети?

— Да! — сказал Джон, откинув салфетку вслед за Нимродом. — Еда просто волшебная.

Нимрод слегка напрягся из-за упомянутого всуе волшебства, но — делать нечего — смолчал.

— Какие здоровые, крепкие дети! — восхитилась госпожа Кёр де Лапен. — Какой аппетит! Ваш дядюшка вас, наверно, голодом морит?

— Нас кормят в любое время, когда пожелаем, — ответила Филиппа. — Надо только хлопнуть в ладоши, сказать волшебное слово, и еда — тут как тут.

— Приходите ко мне снова, — сказала напоследок госпожа Кёр де Лапен. — Приятно встретить молодых американцев, которые способны искренне оценить хорошую пищу.

— Слава богу, отделались, — сказала Филиппа, когда они шли по улице к дому Нимрода. — Она ведь ничего не заметила, правда? Как вы думаете?

— Вы, между прочим, могли бы быть не столь прожорливыми, — проворчал Нимрод. — Ты, Джон вообще в какой-то момент целую тарелку еды проглотил зараз. Она, верно, думает, что вы жрете, как лошади. Точнее, как жеребята.

— Ты же сам велел отдать должное французской кухне, — принялся оправдываться Джон.

— Бедняжка! — вздохнула Филиппа. — Кучу всего наготовила, а мы ничегошеньки не съели. Столько продуктов зря перевели…

— Да уж, бедняжка, — рассеянно проговорил Нимрод и зевнул.