Тишина в замке Блэкбёрд - Стефани Бахман

миссис Кантакер его вскрыла. Однажды вечером я пробралась в комнату в башне и обнаружила его на столе, золотистая кровь текла по трубкам в колбы для зелий. От ужаса у меня пропал голос, я отнесла мотылька во двор и похоронила в снегу.

Приближалось Рождество, но в замке не чувствовалось и нотки веселья – только ужас, как если бы над ним нависла и вот-вот обрушится некая страшная угроза. Я пока ещё не могла различить её, но чувствовала, как тени тянутся ко мне. Иногда мне казалось, что это тень Гарлута. Иногда – что Магдебур. А иногда – что это моя собственная тень наводит на меня такой страх или тень кого-то очень на меня похожего, кого я даже не хочу знать.

Гарлут либо проводил время в обществе миссис Кантакер, либо рыскал по замку. Я всегда знала, где он недавно был, потому что он плевал на пол, оставляя за собой отвратительный блестящий след, куда бы ни пошёл. Иногда я видела его в лесу или в Высоком кабинете, где он закидывал ноги в сапогах на стол моей матери. Я ненавидела его. Викерс ненавидел его. Брэм и Миннифер ненавидели его сильнее всех и мрачнели каждый раз, когда он оказывался поблизости.

Гарлут, судя по всему, тоже нас ненавидел. Он демонстрировал это окольным способом, как это делают некоторые люди, уделяя нам слишком много внимания каждый раз, когда наши пути пересекались. Он хотел поговорить с нами о погоде или спрашивал, довольны ли мы комнатами, которые нам выделили, интересовался, хорошо или уродливо расписаны потолки, при этом он всегда ухитрялся мимоходом оскорбить нас или вывести из равновесия. Встретиться с ним было всё равно что наткнуться на рой жужжащих насекомых в жаркий летний день: пройдя его, неизбежно чувствуешь себя погано и немного тревожно. Однажды вечером он, со своей вечной ухмылкой и покачивая тростью, забрёл на служебную половину, где мы ужинали. Наш разговор прервался, повисло напряжение, и мы только ковырялись в тарелках в ожидании, когда он уйдёт.

– Пирог был отвратительный, Брэм, – сказал Гарлут, и Брэм изумлённо уставился на него. – И Миннифер, дорогая, мне кажется, я говорил тебе, что хочу, чтобы на моих носках были вышиты красные розочки, а они выглядят так, будто пряжа подхватила сыпь. Это недобросовестная работа, совершенно недобросовестная. Халтура, я бы сказал.

Я вскочила со стула. Брэм столько сил вложил в пирог, а миссис Кантакер так загрузила Миннифер бесконечным списком домашних дел, что у неё просто времени не оставалось на то, чтобы вышивать розочки на чьих-то носках, уж тем более его. Но и Брэм, и Миннифер остались сидеть абсолютно неподвижно, уставившись в свои тарелки, только оба осунулись и побледнели.

– Вы не имеете права так с ними разговаривать! – рявкнула я. – Они делают вам одолжение и ничем вам не обязаны. К тому же я пробовала этот пирог, и это лучший пирог, который можно найти в этой части света.

Гарлут посмотрел на меня так, словно мои слова его позабавили, и выгнул чернильно-чёрную бровь.

– Части света? – переспросил он. – В целом свете? А что ты знаешь о целом свете? Ты столько времени проводишь здесь со слугами, что скоро тебя от них будет не отличить. Мы с Изби можем случайно вышвырнуть тебя отсюда.

Кровь бросилась мне в лицо.

– Вы, – сказала я медленно, – не имеете права никого вышвыривать отсюда. Как и миссис Кантакер. А если работа Брэм и Миннифер вам не по нутру, вас здесь никто не держит.

Я хотела найти более едкие слова, чтобы Гарлут почувствовал себя маленьким и униженным так же, как теперь чувствовали себя Брэм и Миннифер. Но Гарлут только расплылся в своей чудовищной улыбке, взял с подноса пирожок и запихнул его в рот.

– Негоже так обращаться с гостями, – сказал он с набитым ртом, рассыпая крошки по всему столу. – Но, конечно, в тех чудесных банковских сейфах, которые ты унаследовала, не было ни деликатности, ни хороших манер, верно? Мы никогда не наследуем то, что нам действительно нужно. Всё это приходится отыскивать исключительно самостоятельно. И я не думаю, что у тебя хватит ума для этого.

Теперь моё лицо просто пылало. Мне хотелось налететь на него и ударить по голове сковородкой, но он уже направлялся к выходу, перед этим стряхнув крошки с пальцев в мою сторону.

– Не будь такой высокомерной, маленькая ведьма, – бросил он. – И не будь такой нахальной. Однажды мы все окажемся в одном месте и увидимся там с теми, кого и не ждали встретить вновь. Я бы на твоём месте был более осторожен.

Не успела я огрызнуться в ответ, как он ушёл, выскользнув за дверь и тихо прикрыв её за собой.

В ту ночь я лежала без сна, слушая, как ухает сова в Прагастовом лесу. Яркий лунный свет лился в комнату, и причудливые тени плясали у меня на одеяле.

«Негоже так обращаться с гостями», – сказал Гарлут, но он не был моим гостем. Теперь я была гостем – нет, меньше чем гостем: я была здесь чужой, и миссис Кантакер и Гарлут никогда не упускали возможности подчеркнуть это. Я сама стирала одежду и сама её гладила, и я никогда не просилась есть вместе с Гарлутом и миссис Кантакер в Янтарном зале. Иногда, когда я проходила мимо и видела, как они шепчутся и смеются, миссис Кантакер вставала и закрывала дверь у меня перед носом. Я твердила себе, что мне всё равно и я не хочу проводить с ними ни секунды. Но в то же время это страшно, когда ты вынуждена чувствовать себя чужой в твоём собственном доме. Я должна была отстаивать свои права. Теперь, опасалась я, уже поздно.

Я подумывала о том, чтобы сбежать: упаковать вещи, прихватить горсть безделушек из тайной комнаты Греты и продать их в деревне, чтобы купить билет на поезд, будет нетрудно. Я могла отправиться куда угодно, приобрести элегантное новое платье и найти работу в каком-нибудь большом городе, где вроде бы нет места ни ведьмам, ни призракам. Но ключевое слово здесь – «вроде». Я не смогу забыть ни о том, что видела здесь, ни об опасностях, о которых узнала. Я по-прежнему буду везде замечать блуждающие огоньки, призрачных котов и случайно забредших Болотных свистунов и буду помнить обо всех духах и о миссии Бриджборнов, всеми силами старавшихся сохранить равновесие и чей род закончился на маленькой девочке, решившей сбежать…

Я взглянула на Викерса, дремлющего на столбике кровати, и он тут же резко выпрямился, встопорщил перья