Шум времени - Осип Мандельштам

Армянские и курдские коши по убранству ничем не отличаются. Это оседлые урочища скотоводов на террасах Алагеза, дачные стойбища, разбитые на облюбованных местах.

Каменные бордюры обозначают планировку шатра и примыкающего к нему дворика с оградой, вылепленной из навоза. Покинутые или незанятые коши лежат, как пожарища.

Проводники, взятые из Бьюракана, обрадовались ночевке в Какарле: там у них были родичи.

Бездетные старик со старухой приняли нас на ночь в лоно своего шатра.

Старуха двигалась и работала с плачущими, удаляющимися и благословляющими движениями, приготовляя дымный ужин и постельные войлочные коши.

— На, возьми войлок! На, возьми одеяло… Да расскажи что-нибудь о Москве.

Хозяева готовились ко сну. Плошка осветила высокую, как бы железнодорожную палатку. Жена вынула чистую бязевую солдатскую рубаху и обрядила ею мужа.

Я стеснялся как во дворце.

1. Тело Аршака неумыто, и борода его одичала.

2. Ногти царя сломаны, и по лицу его ползают мокрицы.

3. Уши его поглупели от тишины, а когда-то они слушали греческую музыку.

4. Язык опаршивел от пищи тюремщиков, а было время — он прижимал виноград к небу и был ловок, как кончик языка флейтиста.

5. Семя Аршака зачахло в мошонке, и голос его жидок, как блеяние овцы…

6. Царь Шапух — как думает Аршак — взял верх надо мной, и — хуже всего — он взял мой воздух себе.

7. Ассириец держит мое сердце.

8. Он — начальник волос моих и ногтей моих. Он отпускает мне бороду и глотает слюну мою, — до того привык он к мысли, что я нахожусь здесь — в крепости Ануш.

9. Народ кушанов возмутился против Шапуха.

10. Они прорвали границу в незащищенном месте, как шелковый шнур.

11. Наступление кушанов кололо и беспокоило царя Шапуха, как ресница, попавшая в глаз.

12. Обе стороны сражались, зажмурившись, чтобы не видеть друг друга.

13. Некий Драстамат, самый образованный и любезный из евнухов, был в середине войска Шапуха, ободрял командующего конницей, подольстился к владыке, вывел его, как шахматную фигуру, из опасности и все время держался на виду.

14. Он был губернатором провинции Андех в те дни, когда Аршак бархатным голосом отдавал приказания.

15. Вчера был царь, а сегодня провалился в щель, скрючился в утробе, как младенец, согревается вшами и наслаждается чесоткой.

16. Когда дошло до награждения, Драстамат вложил в острые уши ассирийца просьбу, щекочущую, как перо.

17. Дай мне пропуск в крепость Ануш. Я хочу, чтобы Аршак провел один добавочный день, полный слышания, вкуса и обоняния, как бывало раньше, когда он развлекался охотой и заботился о древонасаждении.

Легок сон на кочевьях. Тело, измученное пространством, теплеет, выпрямляется, припоминает длину пути. Хребтовые тропы бегут мурашками по позвоночнику. Бархатные луга отягощают и щекочут веки. Пролежни оврагов вхрамываются в бока.

Сон мурует тебя, замуровывает… Последняя мысль: нужно объехать какую-то гряду…

1931–1932

Армения. Стихи

1

Ты розу Гафиза колышешьИ нянчишь зверушек-детей,Плечьми осьмигранными дышишьМужицких бычачьих церквей.Окрашена охрою хриплой,Ты вся далеко за горой,А здесь лишь картинка налиплаИз чайного блюдца с водой.С полдюжины карандашей.

2

Ты красок себе пожелала —И выхватил лапой своейРисующий лев из пеналаСтрана москательных пожаровИ мертвых гончарных равнин,Ты рыжебородых сардаровТерпела средь камней и глин.Вдали якорей и трезубцев,Где жухлый почил материк,Ты видела всех жизнелюбцев,Всех казнелюбивых владык.И, крови моей не волнуя,Как детский рисунок просты,Здесь жены проходят, даруяОт львиной своей красоты.Как люб мне язык твой зловещий,Твои молодые гроба,Где буквы — кузнечные клещиИ каждое слово — скоба…

3

Ах, ничего я не вижу, и бедное ухо оглохло,Всех-то цветов мне осталось лишь сурик да хриплая охра.И почему-то мне начало утро армянское сниться;Думал — возьму посмотрю, как живет в Эривани синица,Как нагибается булочник, с хлебом играющий в жмурки,Из очага вынимает лавашные влажные шкурки…Ах, Эривань, Эривань! Иль птица тебя рисовала,Или раскрашивал лев, как дитя, из цветного пенала?Ах, Эривань, Эривань! Не город — орешек каленый,Улиц твоих большеротых кривые люблю вавилоны.Я бестолковую жизнь, как мулла свой коран, замусолил,Время свое заморозил и крови горячей не пролил.Ах, Эривань, Эривань, ничего мне больше не надо,Я не хочу твоего замороженного винограда!

4

Закутав рот, как влажную розу,Держа в руках осьмигранные соты,Все утро дней на окраине мираТы простояла, глотая слезы.И отвернулась со стыдом и скорбьюОт городов бородатых востока;И вот лежишь на москательном ложеИ с тебя снимают посмертную маску.

5

Руку платком обмотай и в венценосный шиповник,В самую гущу его целлулоидных тернийСмело, до хруста, ее погрузи. Добудем розу без ножниц.Но смотри, чтобы он не осыпался сразу —Розовый мусор — муслин — лепесток соломоновый —И для шербета негодный дичок, не дающий ни масла, ни запаха.

6

Орущих камней государство —Армения, Армения!Хриплые горы к оружью зовущая —Армения, Армения!К трубам серебряным Азии вечно летящая —Армения, Армения!Солнца персидские деньги щедро раздаривающая —Армения, Армения!

7

Не развалины — нет, — но порубка могучегоциркульного леса,Якорные пни поваленных дубов звериного и басенногохристианства,Рулоны каменного сукна на капителях, как товариз языческой разграбленной лавки,Виноградины с голубиное яйцо, завитки бараньих роговИ нахохленные орлы с совиными крыльями,еще не оскверненные Византией.

8

Холодно розе в снегу:На Севане снег в три аршина…Вытащил горный рыбак расписные лазурные сани,Сытых форелей усатые мордыНесут полицейскую службуНа известковом дне.А в Эривани и в ЭчмиадзинеВесь воздух выпила огромная гора,Ее бы приманить какой-то окаринойИль дудкой приручить, чтоб таял снег во рту.Снега, снега, снега на рисовой бумаге,Гора плывет к губам.Мне холодно. Я рад…

9