Приключения в Америке - Фредерик Марриет

В то время несколько больших лодок чуждого воинственного народа бледнолицых разбились у наших берегов, а плывшие в них люди высадились на землю. У них были пушки и длинные ружья, но им нечего было есть. Это были французы; их вождь был хороший человек, воин и великий путешественник; он отправился из северных земель алгонкинов, намереваясь проплыть по соленой воде в отдаленные земли и привезти туда много хороших вещей, в которых нуждаются краснокожие: теплых одеял, кремней для добывания огня, топоров для рубки деревьев и ножей для снимания шкуры с медведя и буйвола. Он был хороший человек и любил индейцев, потому что они тоже были хорошие люди, а хорошие люди всегда любят друг друга.

Он встретился с Мош-Кота, наши воины не хотели сражаться с иностранцами, потому что они были голодны, и голоса их ослабели; они были к тому же слишком малочисленны, чтобы внушать опасения, хотя мужество их не ослабело в несчастии, и они пели и смеялись несмотря на свои страдания. Мы дали им пищи, мы помогли им вытащить из воды бревна их большого челна и выстроить первый вигвам, в котором бледнолицые жили в Техасе. В течение двух лун они оставались здесь, охотясь на буйволов с нашими молодыми воинами, а затем их вождь и храбрейшие из воинов отправились в наших маленьких челнах вдоль берега по направлению к закату солнца в надежде найти великую реку. Они были в отсутствии четыре луны и вернулись, потеряв половину людей от болезней, голода и усталости; но Мош-Кота уговаривал их не отчаиваться; великий вождь обещал бледнолицым проводить их весною до великой реки, и они прожили с нами еще несколько месяцев, как друзья и братья. Тогда-то в первый раз команчи получили от них несколько ружей и ножей. Было ли это хорошо — было ли это худо? Кто знает? Но копья и стрелы убивали так же много буйволов, как свинец и черная пыль (порох), а сквау умели снимать шкуру с оленя или бобра без ножа. Как они делали это, никто не знает; но они это делали, хотя еще не видали острых ножей бледнолицых.

Скоро, однако, иностранцы стосковались по своим вигвамам: их вождь каждое утро смотрел по целым часам в сторону восходящего солнца, как будто взор его души мог проникнуть за необозримые степи; он сделался угрюмым и однажды с половиной своих людей отправился в долгое странствование, через степи, болота и реки: так страшно было ему умереть вдали от родины. Но он умер: не от болезни, не от голода, а под ножом другого бледнолицего; и он был первый иностранец, чьи кости белели без погребения в пустыне. Часто вечерний ветер шепчет его имя на южных равнинах, потому что он был храбрый воин и, конечно, курит теперь вместе с великим Маниту.

Итак, он отправился. В то время буйволы и олени водились в изобилии, и люди шли весело, пока не достигли реки со многими извивами (Тринити Райвер), так как знали, что каждый день приближает их к фортам их народа, хотя им предстоял еще очень, очень долгий путь. У бледнолицего вождя был сын, благородный юноша, красивый, деятельный и сильный; команчи любили его. Мош-Кота советовал ему не доверять двум из его воинов; но он был молод и великодушен, не способен на злодейство или вероломство и не мог подозревать других, особенно людей своего племени и цвета, деливших с ним труды, опасности, горе и радость.

Но два воина, о которых говорил вождь, были дурные и жадные люди; они были к тому же честолюбивы, и думали, что если им удастся убить вождя и его сына, то они сами сделаются вождями. Однажды вечером, пока все сидели за дружеской трапезой, раздались стоны — убийство совершилось. Другие воины вскочили; они увидели, что их вождь убит и что его убийцы направляются к ним; их мщение было быстро, как мщение пантеры: оба воина были убиты.

Затем последовал великий бой между бледнолицыми, в котором многие лишились жизни; но молодой человек с несколькими храбрецами отбился от своих врагов и спустя две луны достиг Арканзаса, где нашел своих друзей. Остальных, ушедших от нас и убивших своего вождя, наши предки истребили, как гадов, потому что они были злы и ядовиты. Другая часть бледнолицых, оставшаяся в своих деревянных вигвамах, последовала за нашим племенем в его деревни, стала команчами и взяла себе сквау. Их дети и внуки образовали доблестный и храбрый народ; их кожа бледнее, чем у команчей, но сердце такое же, и часто они встречаются с нашими охотниками и делят с ними пищу по-братски. Это народ узко, недалеко на юге, по пути к Кросс-Тимберс. Но кто не знает узко? Даже дети могут посещать их гостеприимные жилища.

Это тоже исторический эпизод. В начале 1684 г. четыре корабля отплыли из Ла-Рошели во Франции с целью колонизации Миссисипи. На них было двести восемьдесят человек под начальством Ла-Салля, который захватил с собою своего племянника Моранже. После двухлетней задержки в Сан-Доминго экспедиция отправилась дальше и, не попав в устье Миссисипи, вошла в залив Матагорди, где потерпела кораблекрушение.

Здесь был построен дом, а затем Ла-Салль, дружески принятый индейцами, отправился в их челнах на поиски устья Миссисипи, но после четырехмесячного отсутствия вернулся, потеряв тридцать человек и не найдя «роковой реки». Он решил тогда попытаться пройти на север сухим путем и возобновить попытку колонизации. Заимствуем у Банкрофта («История Америки») рассказ об этом событии более подробный, чем предание команчей.

«Оставив шестьдесят человек в форте Сан-Луи, в январе 1678 Ла-Салль с остальными людьми направился в Канаду. Нагрузив багаж на диких лошадей, находящих пастбище всюду в степи, в башмаках из необделанной буйволовой кожи, следуя за неимением дорог по тропам буйволов и вступая в дружеские отношения с дикарями, которым их мужественный вождь умел внушить доверие, они поднимались вдоль рек, направляясь к первой гряде возвышенностей, через прекрасные прерии и рощи, то перебираясь вброд через встречные потоки, то устраивая мост через речку из гигантского древесного ствола, пока не перешли бассейн Колорадо и не добрались до притока Тринити Райвер.

В этой партии путешественников были двое людей: Дюго и Ларшевек, вложившие свои капиталы в это предприятие. Дюго давно уже обнаруживал дух мятежа; разочарование в надежде на прибыль, испытанные страдания и необходимость подчиняться породили в нем непримиримую ненависть. Пригласив Моранже поохотиться на буйволов, он поссорился с ним и убил его.

Ввиду продолжительного отсутствия своего племянника Ла-Салль 20 марта отправился искать его. Он заметил в одном месте за рекой коршунов, как будто круживших над падалью, и выстрелил из ружья, чтобы поднять тревогу. Предупрежденные выстрелом, Дюго и Ларшевек переправились через реку; первый спрятался в высокой траве, а у второго Ла-Салль спросил: «Где мой сын?» В эту минуту Дюго выстрелил, и Ла-Салль упал мертвый. «Конец тебе, великий паша! Конец», — воскликнул один из заговорщиков. Они обобрали тело и бросили в степи нагим и непогребенным, на съедение зверям.