Выбраковка - Олег Дивов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это в каком именно контексте?
– Хороший вопрос. Майя, – обратился Гусев к вернувшейся с опустевшим подносом женщине. – Объясните-ка нам, сирым и убогим, что такое свобода совести.
– Тебе-то зачем? – огрызнулась Майя. – Ты же бессовестный, Пэ.
– Я?! Нетушки. Я каждый раз, как диссидента к стенке поставлю, целую ночь потом уснуть не могу. Все стоит перед внутренним взором этот жесткий бескомпромиссный последний взгляд, которым противник фашистского режима насквозь прожигает мелкую душонку палача…
– Гусев! – перебила его Майя. – Фантазер! Ты хотя бы раз кого-нибудь расстреливал?
– Вы так говорите, как будто вам приходилось, – надулся Гусев. – Конечно, не расстреливал. У меня нервная организация неподходящая. Я по жизни не палач, я шериф. И вообще, насколько помнится, смертную казнь в Союзе отменили еще шесть лет тому. Как новый порядок воцарился, так ее и отменили.
Майя по новой зарядила кофеварку, прикурила очередную сигарету и уселась напротив Гусева, внимательно его разглядывая.
– Устал ты, Пашка, – сказала она. – И шутки у тебя плоские, и сам ты какой-то… Будто под каток попал.
– Еще не попал, но готовлюсь. Надвигается каток, накатывается. Вот, – Гусев хлопнул по плечу Валюшка, – прошу любить и жаловать, молодая поросль. Новая генерация выбраковщиков. Рыцари без страха и упрека. Ни того, ни другого не наблюдается. Все, как один, психически нормальные, социально адаптированные, готовые положить живот на алтарь общественного блага.
Валюшок поморщился и стряхнул гусевскую руку с плеча. Майя теперь рассматривала его. Будто под микроскоп положила.
– И много их, – продолжал Гусев. – Слишком даже много.
– Сколько? – тут же спросила Майя. Валюшок собрался было пнуть Гусева под столом ногой, но передумал. С одной стороны, они вроде бы пришли сюда в гости, однако Гусев по инструкции все равно оставался для Валюшка ведущим.
– На одного нашего минимум полтора.
«Наши» – это ветераны, старики, – догадался Валюшок. – Но откуда у Гусева такая информация? Или он просто врет?»
Майя снова посмотрела на Валюшка.
– И что ты об этом думаешь, молодой человек? – спросила она.
Валюшок от неожиданности вздрогнул:
– О чем?
– О том, куда вас столько.
– Понятия не имею, – честно ответил Валюшок.
– А ты что скажешь, Пэ?
– А я ничего не скажу. Я кофейку вашего замечательного дерябну и пойду себе дальше Родине служить.
Майя раздавила сигарету в пепельнице и надрывно закашлялась.
– Бронхи ни к черту, – определил Гусев.
– Спасибо, утешил. – Майя поднялась и достала из шкафа две кружки. – Слушай, а что там за история приключилась с убийством в ресторане? Ну, когда этого мерзавца Шацкого застрелили. Ты не участвовал?
– Военная тайна, – гордо заявил Гусев. – Но по сведениям из строго конфиденциальных источников…
– Да, разумеется, из очень строго конфиденциальных.
– Геройски погиб, выполняя секретное задание, внештатный сотрудник МВД.
– Ах вот как…
– Положил, так сказать, живот на алтарь…
– Пэ, ты повторяешься. Было уже про живот.
Валюшок прихлебывал кофе, оказавшийся действительно очень вкусным, и ждал развития событий. В воздухе повисло легкое напряжение – Гусев не просто так тянул время: он кого-то или чего-то дожидался. И был готов за это ожидание платить болтовней на строго конфиденциальные темы. Вообще-то вся статистика по текущей выбраковке была открыта, любой желающий мог просмотреть ее на веб-сайте АСБ или в информационном ежемесячнике Агентства. Это правило ввели еще в незапамятные времена, сам Валюшок увидел впервые пухлую книжицу с титулом «Агентство социальной безопасности. Месячный отчет», когда ему исполнилось двадцать. Книжка впечатляла. Тогда-то он и подумал: «Черт возьми, началось. Никто не верил, а началось. Даже надеяться смысла не было, а вот – началось». И слухи, какие были замечательные слухи, и как они удивительным образом все оправдывались… Бывало, еще в советские времена пожилые уголовники предупреждали «кумовьев» перед выходом на волю – мол, ждите, скоро вернусь, мне там все равно делать нечего. И действительно, выйдя за ворота, грабили ближайший магазин. Но когда началась тотальная выбраковка, из лагерей пришлось буквально пинками вышибать тех, кто раньше спал и видел, как бы на воле покруче развернуться. Матерое ворье, отпетые душегубы и беспредельщики умоляли сделать что-нибудь, но не выпускать их. Они боялись. Они наконец-то узнали настоящий страх.
Ведь те же самые ежемесячники исправно доходили до каждой зоны. И, зачитанные до дыр, напоминали: следующее преступление станет для тебя последним. Вор, грабитель, насильник, убийца мог подтереться этими страницами. Но все равно с них не смылись бы имена людей, которых он знал как воров, грабителей, насильников, убийц. Людей, которых наконец-то во всеуслышание объявили врагами народа, уродами, нелюдью. Признали таковыми официально и начали планомерно истреблять, дабы пресечь главное – воспроизводство преступности.
Гусев и Майя болтали о кино, Валюшок с головой ушел в воспоминания. Очнулся он, только когда хлопнула входная дверь и почти сразу на пороге кухни появился молодой человек с тонким нервным лицом и фигурой атлета.
– А вот и Ваня! – обрадовался Гусев.
– А вот и гестапо! – в свою очередь ненатурально обрадовался Иван. Видно было, что он Гусева терпеть не может, да и Валюшок сразу почувствовал себя не особенно уютно – захотелось достать игольник и снять предохранитель. Наверное, аллергия молодого человека распространялась на выбраковку в целом.
– Это ты угадал, – сказал Гусев благодушно. – Оно самое. Тебе какой гестаповец более симпатичен – в версии Броневого или Хауэра? Выбирай, могу и то, и другое. Впрочем, Хауэра ты не видел, этот фильм цензура зарезала.
– Самого отвратительного гестаповца играет Гусев, – отрезал молодой человек. – Похоже, у Гусева талант. Что вам нужно от меня, товарищ старший уполномоченный?
– А с чего ты взял, что я по твою душу? – Гусев явно забавлялся. – Ты что, изнасиловал кого-нибудь? Убить-то у тебя пороху не хватит, а вот сексуальное насилие…
Молодой человек побледнел от бешенства.
– Это все от занятий спортом, – сказал Гусев наставительно. – Нынешняя мода на здоровый образ жизни приводит к тому, что молодежь слишком много времени отдает физкультуре. Если бы они вместо этого занимались онанизмом, кривая сексуальной преступности резко пошла бы вниз. Ты смотри, какую мускулатуру отрастил… Интересно, она у тебя везде такая?
– Что вам нужно, Гусев? – прошипел Иван.
– Ваня! – почти крикнула Майя. – Остынь.
– Вот именно, – поддакнул Гусев. – Остынь и сядь. Кофейку выпей.
Иван, тяжело сопя, протолкался мимо Валюшка и уселся рядом с Майей, положив на стол добела сжатые кулаки. Майя налила ему кофе, и молодой человек судорожно вцепился в кружку.
– А теперь расскажи, почему ты с таким нетерпением ждешь выбраковки, – предложил ему Гусев.
– Обойдетесь!
– За тобой ведь ничего особенного пока нет. Или уже есть?
– Да идите вы!
– Ваня… – Майя взяла Ивана за руку, но тот вырвался.
– Оставь, мама! – резко бросил он. – Ты же знаешь, что сейчас будет. Добренький миленький дядя Паша начнет читать мне нотацию.
– Ага! – кивнул Гусев.
– А я не буду его слушать! Понятно вам, Гусев?
– Ой-ой-ой!
– Не буду!
– Будешь, Ваня, – сказал Гусев, и в его голосе прозвучало сознание абсолютной своей правоты. – Еще как будешь. Потому что ты, дорогой мой, слишком далеко зашел в своем желании добиться правды. Ты промахнулся, Иван. Правда была у тебя под носом, но ты проскочил мимо и вляпался в самое что ни на есть вранье.
– Вы хотите сказать, что ничего не было?! – взвился Иван. – Что никто прямо в центре Саратова не расстреливал из автомата трамвай, битком набитый людьми? Что не было десяти трупов и четырнадцати раненых? Что убийца не исчез бесследно?
Валюшок приоткрыл рот и уставился на Гусева. Он об этом случае ничего не слышал. Да и немудрено – таких вещей по телевизору не сообщают. И в газетах про них не пишут. Кроме одной газеты – «Эхо Москвы», для которой криминал – любимая тема. По большому счету, главная задача «Эха» – доказывать, что выбраковка себя не оправдывает.
– Все это было на самом деле, Ваня, – сказал Гусев. – Но кто стрелял, ты знаешь?
– Выбраковщик. Сумасшедший выбраковщик. Такой же безумец, как и все вы.
– Ваня! – снова попыталась одернуть молодого человека Майя, но того понесло.
– И вы хотите, чтобы я не писал об этом?! – кричал Иван. Кричал так, что за стеной перестали трещать клавиши и стихли голоса. – Вы поставили на колени всю страну! Вы изгнали из нее всех нормальных людей! А остальных превратили в скотов, которым нужно только жрать и трахаться! А теперь вы сходите с ума от того, что вам некого больше убивать! И вы хотите, чтобы я молчал?! Давайте заткните мне рот! Мне плевать, тираж уже на улицах! Давай читай свою «птичку», фашист!