Особая необходимость (Журнальный вариант) - Владимир Михайлов

— Ну, а как же все-таки стартовать?

— Вот кнопки — такие же, как в кибернетическом посту. Там старт давался белой кнопкой. Дело человека только дать разрешающий импульс в машину. Дальше она ведет корабль сама…

— Что ж, — сказал Коробов. — У велосипеда есть педали, у автомобиля нет. Но никто не отказывается ездить на автомобиле из-за того, что у него нет педалей…

— Вот, значит, как получается… — сказал Сенцов. — Просто кнопка… Нажать — и лететь…

— Лететь! — как эхо, повторил Азаров.

— Лететь, — спокойно согласился Коробов.

— Лететь, — сказал Раин и усмехнулся.

— Лететь так лететь, — безмятежно проговорил Калве. — Так я пойду разложу вещи…

— Слушайте! — вдруг громко воскликнул Азаров, вспомнив в этот миг две такие же манящие пусковые кнопки, которые властно притягивали его руку, когда осматривал он командный пункт в ходовой рубке звездолета. — Слушайте, а что, если нам лететь прямо на нем?..

Он взмахнул руками, пытаясь пояснить свою мысль.

— На чем? — переспросил Сенцов.

— Да прямо на звездолете! Если наши гении разобрались, как запустить чужую ракету, то и с управлением всем звездолетом справятся.

Все переглянулись.

— Вот это был бы подарочек для Земли! — восторженно сказал Коробов.

Сенцова тоже захватила дерзкая мысль Азарова, но лишь на мгновение. Тут же он поспешил охладить пыл товарищей.

— Ничего не выйдет. Если они бросили здесь свой звездолет, то, значит, он совершенно неисправен. И, вероятно, выведены из строя его двигатели, отсюда и повышенная радиация, которую Азаров выпустил на свободу, по неосторожности сунувшись в машинный отсек. Помнится, ты говорил, что там одна из дверей была даже не закрыта?

Сразу помрачневший Азаров молча виновато кивнул.

— Значит, там серьезные повреждения, и хозяева в спешке покидали корабль. И если уж сами создатели этого звездолета не надеялись его отремонтировать, то нам и мечтать об этом смешно.

— Правильно, — поддержал его Раин. — Лучше, как говорится, синицу в руки, чем журавля в небе.

— А такая синица, как эта ракета, тоже подарочек неплохой, — ободряюще добавил Коробов, хлопая Азарова по плечу.

— Ладно, пошли собираться! — решительно сказал Азаров и первым вышел из рубки. За ним последовали остальные. Сенцов остался один.

— Ну вот… — сказал он тихо. — Ты ведь не подведешь, правда?

Никто не мог бы услышать ответа. Но он, наверное, услышал, потому что улыбнулся взволнованно и радостно.

17

— Ну что же? — сказал Сенцов. — Так где у них сидел пилот? Здесь?

Он взглянул на стоявшее перед пультом большое кресло, приподнятое на что-то вроде пьедестала — под ним, наверное, находились противоперегрузочные устройства.

Составление программы полета было закончено. Об этом возвестил вспыхнувший полчаса назад на пульте огонек. Побывав в последний раз наверху, Калве установил, что машина выключилась. Зато за задней стеной рубки не умолкало чуть слышное гудение: кибернетическая машина ракеты продолжала работать, с каждой протекшей минутой внося в программу соответствующие изменения.

— Ну, — сказал Сенцов, — значит, решились. Я уверен, что мы не ошибемся: «Разум не может подвести другой Разум. Мы должны верить Разуму, хотя бы он и принадлежал другим существам…»

В рубку, вытирая пот с лица, вошел Коробов.

— Вроде бы приготовления закончены… — сказал он. — Вахту в полете будем нести?

— Поскольку Правилами предусмотрено, — ответил Сенцов.

— Кто первый?

Сенцов пожал плечами, давая понять, чго считает вопрос лишним и даже не заслуживающим ответа.

— Тогда ты, может, отдохнешь? — спросил Коробов.

— А как же! — сказал Сенцов. — Обязательно… И еще как! В санатории! На Земле…

В последний раз осмотрели ангар, стоя в проеме люка. Коробов заметил внизу, почти под самой эстакадой, забытый кем-то кислородный баллон — один из служивших для питания скафандров, и весело усмехнулся: по опыту он знал, что стоит забыть что-нибудь на месте, тогда уж обязательно уедешь.

Потом все собрались на середине входного отсека. Раин вошел последним. Замигали лампочки, и стальные рычаги, распрямляясь, медленно вдавили втянутый кусок обшивки на место. Все меньше становилась светлая щель. Рычаги, дойдя до места, глухо лязгнули.

В коридоре освобождались от скафандров. Сенцов еще раз прошел по каютам, проверил, все ли закреплено как надо, чтобы не случилось чего-нибудь во время старта.

Медленно вошел в рубку. Двигаясь, как во сне, расселись по диванам. Тут всем стало по-настоящему страшно…

Сенцов остановился у пульта.

— Ну, так что же? Что скажешь, второй пилот?

— Интересно, — откликнулся Коробов, — каков все-таки этот новый способ передвижения в пространстве?

— Доберемся и до него, — сказал Раин. — Не исключено, что мы сможем наладить связь с ними. А со временем и встретиться.

— Да, — сказал Сенцов, — встретимся. В полном составе.

Он опустился в кресло перед пультом. На миг зажмурился. Потом нажал белую кнопку.

Низкий гул наполнил рубку. На пульте замигали разноцветные огоньки. По одному из экранов заструились светлые линии. Сначала редкие, они постепенно собирались во все более плотный пучок.

Рядом вспыхнул второй экран. На его зеленоватом фоне возник непонятный рисунок: несколько рубиново-красных цилиндров, каждый в нескольких местах перехватывали толстые спирали кабелей.

— Вы только посмотрите… — изумленно воскликнул Сенцов и потянулся за карандашом.

Внезапно блокнот, положенный Сенцовым на пульт, всплыл, повис в воздухе. Все почувствовали странную легкость, от которой успели уже отвыкнуть… Искусственная гравитация выключилась, диваны повернулись так, что их плоскость стала перпендикулярной оси корабля. Все торопливо улеглись, утонули в диванах. Стало легче дышать, Сенцов понял, что аппараты подают в рубку усиленную дозу кислорода.

— Ну вот, — сказал Коробов. — Даже не верится. Летим… И ведь придут времена, когда школьники станут путать эпохи и страшно удивляться, если учитель им скажет, что звездоплавание началось в двадцатом веке, а вовсе не в десятом, как думает ученик Петров, и что Джордано Бруно погубила инквизиция, а совсем не гравитация…

— Не забудут! — сказал Сенцов уверенно. — Ну, по местам!

Во все более нарастающем гуле ракета дрогнула и медленно заскользила вверх. Это были лишь первые сантиметры из тех миллионов километров пути, пройти которые ей предстояло, но они в каком-то отношении были самыми главными и самыми трудными.