Ханты, или Звезда Утренней Зари - Еремей Айпин

Какую зимнюю машину, что ли, прибрать к рукам? Опять же как пустишь ее по заповедно-чистым борам и урманам? Это тебе не Черное Диво Ефима Седого!

Черное Диво… Доживешь ли до весны? Доживешь ли до своего второго снега? «Ты должен дожить», — подумал Демьян и не заметил, как свою мысль-пожелание повторил вслух:

— Ты должен до-жить…

Казалось, чуткая ночь отозвалась:

— До-жить…

Ты, Черное Диво, не оставишь своего хозяина, моего Седого брата его собственным ногам, не сделаешь его пешим человеком. Куда он без тебя? Куда он без оленя? Совсем, считай, пропадет. А пропадать ему еще рано. Ему еще пожить надобно, у него еще дети малые, не выросли еще, не поднимают свои желудки. У него еще много неотложных дел в жизни. Ты, Черное Диво, должен помочь ему, моему Седому брату. Так что потерпи как-нибудь до весны…

Тихо, почти шепотом разговаривал Демьян с Черным Дивом, успокаивал его, упрашивал. Но чем больше он говорил-думал, тем меньше верил своим словам-думам. Он слишком хорошо чувствовал печаль и тоску оленей по их глазам — выразительным и огромным. И сейчас это чутье беспокоило его: возможно, что дни Черного Дива сочтены. Лучше бы, конечно, ошибиться. Да где там!.. И зачем подходил и поднимал усталого олененка? Не подойди — ничего бы не знал…

Между тем он проехал третье песчаное озерко, затем четвертое и выехал на довольно широкую гриву, отделявшую озерки от следующего болота. Кава боровая грива. Слева и справа молодые стройные сосны — до середины черные, а выше, до верхушки, золотисто-желтые. Поблизости нет такой уютной гривы с ягелем; поэтому все путники кормили здесь оленей, а кто хотел — устраивал ночлег. Демьян решил заночевать возле Кава, столбик стоял недалеко от дороги. У него было подспудное уважение к этому знаку: Кава не просто сидит в земле, а работает, делает важное дело. Когда реперы устанавливали вдоль старой Царской дороги, Демьян, как и все охотники, живо заинтересовался у геодезистов: для чего? Ему объяснили, что эти Кавы, как он называет их, определяют, куда растет земля — вверх или вниз. Тогда, помнится, Демьян поразился тому, что подтвердилась его мысль — земля живая! Он и раньше думал, что у земли, как и у человека, своя жизнь. Живая жизнь. Земля чувствует и боль, и радость, и горе, и любовь. Земля живая. И она еще, оказывается, растет. Выходит, она молодая, еще в юном возрасте. Демьян, конечно, хотел бы, чтобы его земля росла вверх, в высоту, к звездам, а не вниз, в сторону Нижнего мира. Куда спешить, Нижний мир все равно никому не миновать. После геодезисты не попадались ему на глаза, и он так и не узнал, куда же растет его земля — вверх или вниз. Впрочем, он без всяких там Кавов-реперов понимает, что Земля может расти только вверх, но никак не вниз. Тем не менее сейчас он добродушно спросил, расчищая снег под костер:

— Что, Кав-старик, работаешь?.. Ну-ну, работай! У каждого должно быть какое-нибудь дело. Без дела какая жизнь?

Он вскипятил крепкий чай и медленно, смакуя каждый глоток небесной воды — из растопленного снега, — пил живительный напиток из дорожной кружки с щербинкой на крае, возле дужки. Удивительный все-таки напиток — чай! Вдохнул аромат, выпил несколько глотков — и рассеялся туман в голове, вроде бы ум прояснился. А туман от той водки, что навязал Седой брат. Выпивал Демьян редко — когда просили хорошие люди, которым невозможно отказать, или наоборот, когда самому хотелось угостить друга или родственника, словом, человека стоящего, приятного. А душа не принимала водку и вино потому, что, выпив, у него затуманивалась голова, затуманивался разум — и обрывалась связь со всем, что его окружало. Обрывалась связь с людьми, с деревьями-травами, с реками-озерами, с птицами-зверьми. Словом, обрывалась связь с природой, с землей, с жизнью. После, отрезвев, когда рассеивался пьяный туман, он с пронзительно-острой болью в душе чувствовал, что ушли, канули в небытие, канули безвозвратно лучшие мгновения жизни. И нет и не будет им возврата никогда. Никогда! А жизнь в единстве с природой — с изумительно чистой природой — так прекрасна, что не хотелось терять ни мгновения! Ни одного мгновения! Благо, если бы жизнь была вечной! Но и тогда, пожалуй, Демьян пожалел бы эти неразумно убитые мгновения человеческой жизни… Сейчас он порадовался тому, что аромат чая уносит пары «дурной воды» — водки. Но по мере того, как улетучивались пары, усиливалась иссушающая боль в груди, что родилась после встречи с искателями на Родниковом озере. Боль за родную землю, за родственников, за всех людей Реки и Земли, за их будущее. Ах-а, дурная вода притупляет боль, с удивлением отметил Демьян. Стало быть, если побольше выпить, то можно совсем заглушить душевную боль, можно позабыть о ней, на какое-то время. Не поэтому ли-сородичи, живущие в низовье Реки, в последнее время особенно рьяно стали прикладываться к дурной воде?! У них есть боль, их давно сдвинули с насиженных мест искатели нефти и газа, строители дорог и городов. Вот они и заливают старательно внутренний огонь души, не ведая, что она, дурная вода, намного опаснее огня…

И Демьян не ведал, что она опаснее огня. Не было времени, не успел еще все осмыслить, и понять, и сделать свой вывод.

Сидя у яркого костра, он выпил много чая, но, так и не притушив боль-огонь души, лег на хвойную заиндевевшую подстилку. Он лежал под седыми от холода таежными звездами, которые подмигивали и будто утешали его: терпи, охотник, привыкай, то ли еще бывает в земной жизни. И он соглашался: да, всякое бывает в земной жизни. Никогда точно не знаешь, что тебя ждет впереди — только появляется смутное предчувствие больших перемен…

Лежа на жесткой подстилке, он вспомнил утро этого умирающего дня, вспомнил, как жена провожала его в дорогу. Поразмыслив, он понял, что Харко высказал свои предчувствия, а жена Анисья затаила тревогу, чтобы не расстраивать мужа. Вот оно что, соображал он, но Харко выл не на машины искателей, вернее, не только на машины. Ведь и звезды намекают на что-то такое… А звезды с высоты лучше видят земную жизнь, нежели человек.

Он смотрел на звезды и размышлял. Звезды живут на небе, а Приходит время, кончаются отпущенные им дни и годы, они срываются с небосклона, загораются и с огненно-ярким хвостом падают в бездну. Так умирают звезды. Умирают звезды — и рождаются звезды. И небесная жизнь их никогда не кончается, они вечно будут жить на небе… И люди что звезды. Только живут на земле. Тоже умирают и рождаются. С той лишь разницей, что, умирая, все звезды оставляют след, а люди — не все: один оставит сколько сможет, а другой совсем ничего не оставит… Жизнь звездная и Жизнь земная, каким боком вы повернетесь к человеку завтра?! Вот сейчас, на пороге ночи и дня, взойдет Звезда Утренней Зари. Вечная Звезда неба и земли. Никто еще, кроме Курынг воиха,[61] не знает о приближении утра, когда на востоке из-за горизонта поднимется Звезда Утренней Зари. Уже за ней немного погодя покажется тоненькой ниточкой бледная полоска зари. Заря все будет расти, наливаясь медно-густым и чистым румянцем, и вскоре взорвется оранжево-золотистым ликом юного Солнца. Так приходит Солнце. Но это все после, а самой первой восходит Звезда Утренней Зари. С ее восходом кончается ночь и начинается день.

Надо уловить мгновение, когда замирает Вселенная и тихо всплывает из-за горизонта Звезда Утренней Зари. В одно и то же мгновение рождается день и умирает ночь. Уловив это волшебное мгновение, поймешь, что ты нужен Земле, Солнцу и Звездам так же, как они нужны тебе. Земля не может, чтобы не оставлял на ней свои следы-тропы человек. Солнце не может, чтобы его лучи не согревали человека. Звезды не могут, чтобы по ним не находил свои пути-дороги человек…

Он лежал с открытыми глазами, в которых поблескивал далекий свет седых звезд. Уже погасла и растворилась ярко-красная вечерняя заря. Затем закатилась за горизонт Звезда Вечерней Зари и пришла ночь. А Демьян, томимый нутряной жаждой-болью, долго еще ворочался на жесткой постели и не скоро заснул. Во сне он снова куда-то ехал, встречался с Мариной, с искателями и родственниками, среди которых был и брат Седой с заиндевелой кочкой волос на бесшабашной голове.

Но жажда-боль не отпускала его и в сновидениях. И он просыпался и долго смотрел на яркую звезду над собой. Она напомнила ему другую звезду, там, на западе, что горела над Кремлем и освещала землю. Он стал думать о Москве. Москву видели его отец и братья, когда в составе сибирских дивизий шли на фронт, чтобы отстоять ее, столицу. Может быть, со временем, когда вырастут, побывают там и его сыновья и дочери. А ему вот не пришлось съездить туда. Но, несмотря на это, он хорошо знал Москву. Особенно центр, Кремль. Так ему, во всяком случае, казалось. Ведь в мыслях он не раз приходил сюда вслед за отцом и братьями. Приходил и исполнял древний обряд своего народа…

Дома, обычно по утрам, он внимательно прислушивался к говору приемника. Если голос Москвы уверенный и спокойный — значит, все в порядке. И ты делай свое дело, попусту не беспокойся…