Ледяной поход генерала Корнилова - Андрей Юрьевич Петухов

фронт Корниловского полка откатывался назад. Впервые за почти месяц боёв корниловцы отступали, не успев даже подобрать всех раненых. На них наваливались нестройные линии красных. От их числа почернело поле у станицы. Красные артиллеристы не жалели снарядов. Залпы их орудий слились в единый рёв. Добровольцев накрыл град шрапнели. Юнкера генерала Боровского на своём участке дважды захватывали окраину станицы и, не сумев прочно зацепиться, дважды откатывались назад. Бой затянулся, перейдя в критическую фазу. Росли потери.

Генералу Корнилову донесли из обоза, что снаряды и патроны на исходе, а части боевой линии их требуют. Выдать ли им последнее?

– Выдать! – решает командующий, хладнокровно прибавив, что в станице найдётся много боеприпасов, – это видно по силе вражеских залпов.

Сам генерал Корнилов стоял под огнём в районе своего полка. Получив патроны, корниловцы остановились и через несколько минут вновь двинулись вперёд. Красные цепи отхлынули и залегли.

«Среди офицеров разговор:

– Ну и дерутся же сегодня большевики!..

– Ничего удивительного – ведь русские…

Разговор оборвался. Брошенная случайно фраза задела больные струны…»[161]

Со стороны красных явно ощущалось управление боем, порыв и стойкость частей.

Стало ясно, что нужно ударить в другом месте. В резерве оставались сильно поредевший накануне в бою за Выселки Партизанский полк и чехословацкая рота. Весь резерв под командованием генерала Богаевского направили в охват вражеской позиции с запада, оставив совершенно без прикрытия многочисленный обоз с сотнями больных и раненых добровольцев.

В это время в тылу замаячил кавалерийский отряд. Генерал Корнилов получил донесение, что обозу угрожает неприятельская конница. В помощи командующий отказал, напомнив начальнику обоза генералу Эльснеру, что у него есть два пулемёта и способные сражаться люди. Обоз из повозок стал строить вагенбург[29]и выставил вперёд жидкую цепь[30].

Чтобы приободрить партизан своим присутствием, весь штаб переехал на участок боевой линии генерала Богаевского. Партизаны и чехословаки рассыпались в цепи и уверенно пошли вперёд. Батарея полковника Третьякова наступала вместе с ними. Белые артиллеристы смело выезжали вперёд, быстро становились на позицию и открывали меткий огонь по юго-западной окраине станицы. После очередного особенно удачного выезда на позицию генерал Богаевский поскакал к ним и от всей души поблагодарил за слаженную работу. Дружно и бодро ответили артиллеристы своему командиру, а красные накрыли батарею тучей пуль. Но, по счастью, никто на батарее не пострадал, а генералу Богаевскому со своим штабом пришлось спешиться и, попав под перекрёстный огонь вражеских пулемётов, лёжа дожидаться подхода своих цепей.

Одновременно поднялись в атаку и юнкера генерала Боровского, в третий раз овладев окраиной станицы на своём участке. Батарея галопом понеслась по широкой улице и в упор ударила картечью по сгрудившимся у моста красным. С востока ударили корниловцы и Офицерский полк. Несмотря на ураганный огонь красных батарей и бронепоездов, они перешли реку по широкому броду. Офицерский полк захватил мост через реку Бейсужёк и ворвался на железнодорожную станцию, чем окончательно решил исход боя. Общая атака длилась всего около получаса.

Не обошлось без курьёзов. Командир 2-го взвода 6-й роты Корниловского полка поручик Мяч[162], стройный, высокого роста, атлетически сложенный блондин и большой щеголь, во время атаки подобрал брошенный отступившими красноармейцами чайник и нацепил его на пояс перед животом. Не прошёл он и десяти шагов, как в чайник ударила пуля, пробила переднюю стенку и закрутилась внутри. Тут же среди корниловцев громко прокатилась шутка: «Передай по цепи – поручик Мяч ловит пули!»

На окраине станицы добровольцев поджидали старик со старухой. «Старик держал в руке ведро, а старуха целую связку деревянных ложек, – вспоминал участник боя Н. И. Басов[163]. Они, пригибаясь, двинулись по цепи, предлагая горячий борщ:

– Родимые, борщок! – и старуха совала ложки.

Красные, залегшие за рекой, увидев маячащие фигуры, участили стрельбу. Не знаю, чем бы это кончилось, но появился командир роты капитан Петров и приказал старику и старухе немедленно убраться из цепи»[164].

Главные силы красных поспешно отходили из станицы, однако немало красноармейцев засело в домах. Не желая сдаваться, они упорно отстреливались. Добровольцам пришлось пройти всю станицу, очищая её от остатков вражеского отряда.

Преследуя неприятеля, передовые части Партизанского полка вышли из станицы Кореновской, где наткнулись на крупный отряд красных. Увидев добровольцев, красноармейцы втыкали винтовки штыками в землю и поднимали руки вверх, всем своим видом говоря, что готовы сдаться в плен. Два десятка всадников – генерал Богаевский со своим штабом и конвоем – помчались принимать пленных. Красные же внезапно встретили их ружейными залпами и быстро отошли к лесу южнее станицы, вблизи железной дороги. Штаб генерала Богаевского поспешно вернулся к своим частям. Чудом обошлось без потерь. Утомлённые тяжёлым боем, партизаны не стали преследовать неприятеля.

Воспользовавшись затишьем, красные накопили силы в лесу. При поддержке бронепоезда они повели наступление на станцию Станичная, занятую Офицерским полком, который в это время разбирался с захваченной добычей. Возвращение красного бронепоезда угрожало марковцам новыми потерями. Добровольцы бросились заваливать железнодорожные пути камнями и брёвнами, что вряд ли могло задержать поезд. Однако красные оказались не готовы к решительным действиям. Их бронепоезд сначала остановился всего в версте от станции, а затем повернул назад и ушёл к станице Платнировской. Вместе с ним отхлынула и красная пехота.

Генерал Корнилов не ошибся – военная добыча добровольцев оказалась внушительной: около 500 артиллерийских снарядов, большое количество патронов и винтовок, а также множество различных запасов – продовольствия, обмундирования и снаряжения, пополнивших хозяйственную часть армии. Однако победа досталась большой кровью. По данным, приведённым в воспоминаниях генерала Богаевского, потери добровольцев при взятии станицы Кореновской составляли: 35 убитых и до 100 раненых[31].

В станице Кореновской генерал Корнилов получил окончательное подтверждение слухов о том, что Кубанская армия оставила Екатеринодар. Найденная в окопах советская газета выспренными фразами описывала встречу передового отряда красных с делегатами Екатеринодарского Совета.

Стало ясно, что обозначали далёкие ночные зарницы и приглушённые раскаты грома в дневное время – это кубанцы с боями отходили за Кубань.

Весть эта для Добровольческой армии стала тяжёлым ударом. Терялся смысл всей операции, рушились планы, исчезала понятная и желанная цель обрести в Екатеринодаре прочную базу для продолжения борьбы и соединиться с кубанцами. После 300 вёрст изнурительного похода, нескончаемой череды кровопролитных схваток перед генералом Корниловым, словно в первый день операции при выходе из Ростова, вновь встал вопрос – куда вести свою измученную, поредевшую в боях маленькую армию. По сути, она стала немногочисленным прикрытием для огромного обоза с больными и ранеными, которых на тот момент насчитывалось уже около 500 человек[32].

«В обозе – наша жизнь, наше страдание и страшные путы, сковывающие каждую операцию, – свидетельствовал А. И. Деникин, – вызывающие много лишних потерь, которые, в свою очередь, увеличивают и отягчают его.