Звездный десант (сборник) - Роберт Хайнлайн

А потом я перевел разговор в другое русло:

– А как ты все это время жил? Где был, что делал?

– Тренировался в лагере «Сан-Мартен»…

– Не в «Кюри»?

– Нет, это новый. Но шишки все те же, надо думать.

Только выпустили нас на два месяца раньше – выходных не было. Потом я просился на «Роджер Янг», но вместо этого попал к Добровольцам Макслаттери. Хорошая часть.

– Да, слыхал.

Добровольцы имели репутацию ребят жестких, крутых и серьезных в деле – почти как Дикобразы.

– То есть была хорошая часть. Я несколько раз ходил с ними в десант, и несколько ребят нашли себе могилу, а потом я получил это.

Он поглядел на свои шевроны.

– Когда мы ходили на Шеол, я уже был капралом.

– Ты там был? Я тоже!

В эту минуту отец стал для меня ближе, чем когда-либо в жизни.

– Я знаю. То есть уже потом я узнал, что вы там тоже были. А мы дрались миль на пятьдесят севернее. Мы отражали их контратаку, когда они полезли из-под земли, как летучие мыши из пещеры.

Отец передернул плечами.

– Так что, когда все кончилось, я остался капралом без части. Ее уже не было смысла восстанавливать. И меня отправили сюда. Была еще вакансия у Белых Медведей, но я договорился с сержантом по распределению, и, будто по волшебству, пришла заявка на капрала с «Роджера Янга». И вот я здесь.

– А когда ты пошел на службу?

Как только я задал этот вопрос, я понял, что этого не стоило делать, но надо было увести разговор от Добровольцев Макслаттери – человеку, потерявшему свою часть, лучше поскорей забыть о ней.

Отец сказал тихо:

– Вскоре после Буэнос-Айреса.

– Понимаю.

Некоторое время отец молчал, а потом мягко сказал:

– Нет, сынок, похоже, ты не все понимаешь.

– Сэр?

– Ммм… даже не знаю, как толком объяснить. Конечно, гибель твоей мамы сыграла большую роль. Но я пошел в армию не только чтобы отомстить за нее. Свою роль здесь сыграл и ты…

– Я?

– Да, ты. Я с самого начала лучше мамы понимал твой поступок, не стоит винить ее, ведь женщины смыслят в таких делах не больше, чем куры в плавании. Мне кажется, я понимал, почему ты пошел на службу, хотя и сомневался тогда, что ты сам это понимаешь… В конце концов, половина моей злости на тебя была из-за того, что ты сделал то, что – я всем сердцем чувствовал – должен был сделать я. Но причиной того, что я пошел на службу, ты, конечно, не был – только дал толчок да помог выбрать род войск.

Отец помолчал.

– Я был в плохой форме, когда ты пошел в армию. Тогда я регулярно ходил к гипнотерапевту – ты и не замечал, верно? – но дальше выяснения, что я глубоко неудовлетворен, мы не пошли. Когда ты ушел, все это вылилось на тебя – но причина была во мне самом, и мы с гипнотерапевтом это знали. Что на нас надвигается беда, я понял гораздо раньше многих. Нам предложили военный заказ еще за месяц до объявления чрезвычайного положения. Мы полностью работали на военные нужды, еще когда ты был в лагере.

Все это время я чувствовал себя лучше, работая для смерти и не имея времени на гипнотерапевта. Но затем нервы расшатались еще пуще. Сынок, ты что-нибудь знаешь о штатских?

– Ну… по крайней мере, говорят они на другом языке, это точно.

– Да, ясней не скажешь. Помнишь мадам Рутман? Когда я закончил учебку, мне дали отпуск на несколько дней, и я поехал домой. Виделся там со многими нашими друзьями, прощался, и ее тоже видел. Ну, она щебечет, как всегда, и говорит: «Так вы, значит, уезжаете? Если будете на Фарэвэй, обязательно разыщите моих лучших друзей – Ригатосов». Ну, я ей как можно деликатней объясняю: мол, Фарэвэй оккупирована, и это невозможно. Но это на нее не произвело впечатления. Она сказала: «А, ну это ничего – они ведь не военные!»

Отец невесело улыбнулся.

– Да, понимаю.

– Но я забегаю вперед. Как я уже говорил, я был выбит из колеи. Смерть твоей мамы подсказала мне, что делать. Пусть даже мы были друг другу ближе, чем многие, я почувствовал себя свободным. Тогда я перепоручил наш бизнес Моралесу…

– Старику Моралесу? А он справится?

– Да. Должен. Теперь многие из нас проделывают такое, на что никогда не считали себя способными. Я отделил ему приличную долю – знаешь ведь, что сказано по поводу волов молотящих, – а остальное поделил на две части: половину на Армию спасения, половину тебе, когда вернешься. Если вернешься… Ладно, вздор. В конце концов я выяснил, в чем были мои проблемы.

Отец сделал паузу, а потом тихо сказал:

– Я хотел сам принять участие в драке. Я хотел знать, что я мужчина. Не просто производяще-потребляющее животное – мужчина…

И тут, прежде чем я успел что-либо сказать, из динамика на стене полились звуки: «…сияет в веках, сияет в веках – имя Роджера Янга!», и женский голос сказал:

– Персоналу корвета «Роджер Янг» собраться у катера. Причал Эйч, девять минут.

Отец вскочил и подхватил свои вещи.

– Мне пора. Держи себя в руках, сынок. И чтобы прошел эти экзамены без задоринки, я не посмотрю, что вырос, – выдеру так, что своих не узнаешь!

– Постараюсь, пап.

– До встречи!

Отец заторопился к причалу.

Придя в училище, я доложился сержанту флота, выглядевшему в точности, как сержант Хоу, у него даже не было той же руки. Разве что улыбки сержанта Хоу ему недоставало.

– Кадровый сержант Хуан Рико поступает в распоряжение коменданта, согласно приказу.

Он посмотрел на часы.

– Ваш катер прибыл семьдесят три минуты назад. Что скажете?

И я сказал ему все как было. Он задумчиво потеребил нижнюю губу.

– Да, все уважительные причины я знал наизусть. Но вы, похоже, добавили к ним еще одну. Ваш отец, ваш собственный отец, действительно назначен на корабль, с которого вы отбыли?

– Чистая правда, сержант. Можете проверить – капрал Эмилио Рико.

– Мы не проверяем все, что говорят наши молодые джентльмены. Мы просто отчисляем их, если выясняется, что они говорят неправду. Ладно. Парень, не решившийся опоздать, чтобы увидеться со своим стариком, нам в любом случае не подошел бы. Забыто.

– Спасибо, сержант. Могу я теперь доложиться коменданту?

– Вы уже доложили ему о своем прибытии.

Он сделал пометку в списке.

– Может, через месяц он и вызовет вас вместе с парой дюжин других. А пока – вот вам ордер на комнату, вот – экзаменационный лист, а начать можете с того, что спорете шевроны. Только не выбрасывайте – может, еще пригодятся. С этого момента вы не «сержант», а просто «мистер».

– Есть, сэр.

– Не называйте меня «сэр» – это мне положено вас так называть, но думаю, вам это не доставит особого удовольствия.

Нет смысла подробно описывать военное училище. Это все равно что учебный лагерь, только в квадрате и в кубе, да плюс еще учебники. По утрам мы занимались тем же, чем и все рядовые в учебке и в бою, и за это сержанты порой мылили нам шеи. А днем мы становились кадетами и «джентльменами», и отвечали уроки, и выслушивали лекции по громадному количеству предметов: математика, естественные науки, галактография, ксенология, гипнопедия, логистика, стратегия и тактика, связь, военная юриспруденция, ориентирование, спецвооружение, психология командной деятельности – словом, все, начиная с того, как заботиться о личном составе и кончая причинами поражения Ксеркса. То есть как громить все и вся вокруг, заботясь при этом о пяти десятках своих подчиненных, опекая их, любя, ведя их за собой и сохраняя в целости, но ни в коем разе не превращаясь в няньку при них.

Еще у нас были кровати, которыми мы пользовались, правда, гораздо реже, чем хотелось бы, комнаты, душевые и уборные; и на каждых четырех курсантов имелся штатский служитель, заправлявший кровати, убиравший комнаты, чистивший башмаки и раскладывавший нашу униформу к утру и бегавший по разным поручениям, но все это вовсе не для роскоши – просто нужно было оставить курсантам больше времени для занятий и освободить от того, чему их и так выучили в лагере.

Шесть дней в неделю для работы.Не ленись и не зевай.Воскресенье – для нее же,Да медяшечку надрай.

Или в армейском варианте:

Да портянки постирай.

Вот с каких времен идут эти дела. Взять бы одного из шпаков, которые говорят, что нам делать нечего, да на месяц в такое училище!

А по вечерам и круглый день в воскресенья мы зубрили, пока не слипались глаза и не начинали болеть уши, а потом ложились спать (если ложились) – с гипнопреподавателем под подушкой.

Любимыми нашими маршевыми песнями были: «Армия не для меня, лучше пахарем, как раньше!», «Позабудем ратный труд», «Не ходи, сынок, в солдаты», – матушка кричала» и – всеми любимая – «Джентльмен в драгунах»:

Агнец, заблудший неведомо где, бе-е! Йе-е!Черный барашек в беде и нужде, бе-е! Йе-е!Джентльмен, не ведающий святынь,проклят во веки веков, аминь!Господи, грешных нас не покинь! Бе-е! Йе-е! Бе-е!

И все же я не чувствовал себя несчастным. Наверное, был слишком занят. Здесь уже не было того «перевала», который каждый должен пройти в лагере, всех подстегивала возможность быть отчисленным. Моя слабая подготовка по математике особенно мне досаждала. Сосед мой по комнате, колонист с Гесперуса, парень со странным именем Ангел, ночи напролет просиживал со мной, помогая.