Никто, кроме тебя - Алиса Селезнёва

же горе луковое, как любил повторять Роман, а значит, простым отравлением мне не отделаться...

– Не волнуйтесь. – Рыжеволосая медсестра, накладывая мне на руку жгут, ободряюще улыбнулась. – Никого шрама у Вас во весь живот не останется. Вы, наверное, из-за этого переживаете. Но сейчас не советские времена и не лихие девяностые. Вам сделают лапароскопию.

– Лапоро что? – произнесла я морщась. Больше всего в больнице меня настораживали малопонятные термины, капельницы и забор крови из вены.

– Под общим наркозом сделают три небольших надреза. Их даже видно не будет. Кожа травмируется минимальным образом, и вероятность образования спаек очень мала. К тому же после такой операции в стационаре пациент находится обычно три-четыре дня.

Закрыв глаза, я сжала зубы. В обработанную спиртовой ваткой вену вошла игла.

– Ну, вот и всё, – улыбнулась Варя, убирая ампулу с кровью, – а сейчас нужно будет вернуться к доктору на заполнение карты. Паспорт и полис у Вас с собой?

И на меня опять посыпался ворох вопросов. Полное имя, адрес проживания, дата рождения, возраст, хронические заболевания, наличие аллергии на препараты. Я отвечала, почти не думая, и даже не поблагодарила Варю за поздравление с прошедшим днём рождения. С ним как-то в этом году не заладилось. Убрав с руки повязку и вспомнив про торт, я снова засмеялась. Наверное, сдавали нервы. А ведь торт после выписки придётся выбросить ‒ к нему только Роман и успел притронуться. То ли доел с утра предложенный кусок, то ли забрал с собой. По крайней мере, его блюдце утром сохло на полотенце возле стены, а торта в мусорке не было…

Закончив вбивать данные в компьютер, докторша с ледяными руками отправила меня с Варей к лифту. Кабинет гинеколога располагался на третьем этаже, и по лестнице я бы точно не дошла.

– Вот так, потихонечку, – приговаривала рыжеволосая медсестра, когда мы опять шли по бесконечно длинному коридору, – не торопитесь.

И я не торопилась. Из всех врачей гинеколога я ненавидела больше всего и терпеть не могла осмотры в кресле.

– Там женщина или мужчина? – спросила я, по-прежнему не отнимая руку от бока.

– Женщина, – Варя улыбнулась и открыла передо мной дверь.

Гинекологом и правда оказалась женщина, точнее морщинистого вида старушка лет семидесяти, но деловая, бойкая и аккуратная. Спросила только про последние месячные и, подавив на низ живота, сказала, что проблем по её части у меня нет.

Ещё через четверть часа я уже лежала на операционном столе. От страха сердце билось как угорелое, и, чтобы хоть как-то отвлечься, я представляла лицо Веры в тот момент, когда она узнает, как прошёл мой девятнадцатый день рожденья. От клизмы меня освободили и, привязав руки к столу, накрыли голубой хирургической простынёй, убрав волосы под специальную шапочку.

Вокруг суетились врачи. Целая толпа врачей. Ближе всех оказалась длинная, худая, точно щепка, женщина со шприцем в руках. Лицо у неё было вытянутое, точь-в-точь рисовое зёрнышко, нос крючковатым, как у Бабы-яги, а глаза – лучистыми и добрыми.

– Аллергии на пропофол нет? – мягко уточнила она, видимо, для успокоения своей совести.

В ответ я кивнула, в сотый раз за последние два дня чувствуя себя китайским болванчиком.

Вену на левой руке снова намазали спиртовой ваткой, а затем воткнули катетер, на правую ‒ нацепили манжету от тонометра.

Прикрыв глаза, я слабо ойкнула.

– Я всего лишь поискала вену, – объяснила женщина-щепка. – А теперь посчитай от одного до десяти в обратном порядке. Медленно.

Десять.

Лампа, показавшаяся мне сначала слишком тусклой, больно ударила по глазам.

Девять.

Кто из врачей назвал меня чересчур нежной.

Восемь.

Дверь в операционную открылась, и женщина-щепка обернулась на шум, исходивший из коридора.

Семь.

– Роман Алексеевич? А разве не Нина Владимировна должна оперировать?

Шесть.

И меня поглотила темнота.

Глава 17

Я пришла в себя по пути в палату. Открыла глаза и тут же зажмурила их, испугавшись слишком яркого света, льющегося с потолка коридора, по которому меня везли. К горлу подкатывала тошнота, голова кружилась и казалась совершенно пустой. Впервые за много-много лет в ней не было ни одной мысли.

Рыжеволосая медсестра Варя вместе с пожилой санитаркой в синем халате переложили меня на кровать и укрыли сначала простынёй, а потом шерстяным одеялом.

– Спать нельзя, – произнесла Варя куда-то в сторону и прислонила к моему правому боку что-то завёрнутое в полотенце. – Лёд уберёте минут через двадцать.

Лишь много позже я узнала, что обращалась она к моим соседкам: глубокой пенсионерке с грыжей и женщине возраста моей мамы, которая старалась не распространяться о своём диагнозе. С ними я познакомилась ещё до операции и на них же оставила свою сумку.

Вскоре сознание начало проясняться, тошнота постепенно спадала, но тело по-прежнему оставалось ватным. И, как только я захотела перевернуться на бок, в палату вошла ещё одна женщина в белом халате. Она опять попросила назвать меня фамилию, имя, отчество, год рождения и адрес проживания. Как ни странно, но с памятью проблем не возникло. Я вспомнила всё, в том числе, и телефоны бабушки и Веры, которых записала в качестве родственников. В случае резкого ухудшения моего здоровья врачи были обязаны позвонить им. Конечно, ни та, ни другая приехать в ближайшее время бы не смогли, но никого третьего вписать в эту графу я не осмелилась.

В глазах двоилось, поэтому я так и не смогла понять, кем была та женщина в белом халате. То ли дежурным доктором, что принимала меня утром, то ли кем-то из врачей, снующим по операционной во время подготовки меня к анестезии, то ли вообще кем-то посторонним, кого я не видела раньше. Временами я отключалась, и тогда одна из моих соседок, чаще всего глубокая пенсионерка, громогласно повторяла: «Не спать!». Я открывала глаза и продолжала отвечать на вопросы. Мой голос вызывал во мне отвращение. Он казался слабым, непривычно высоким и звучал так пискляво, словно я была уже при смерти.

Через два часа наркоз окончательно выветрился. Я попросила соседку с грыжей достать из моей сумки телефон, включить его и передать мне. Viber, WhatsApp и Вконтакте тут же отозвались сотней непрочитанных сообщений. Одноклассники и школьные учителя поздравляли меня с днём рождения и желали всего того, что обычно желают именинникам: счастья, здоровья и большой-пребольшой любви.

Пролистав сообщения, я не стала вчитываться в длинные строки, скопированные из интернета. Разбираться