Только позови - Джеймс Джонс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оба заговорили разом. Потом Лэндерс замолк, чтобы не мешать Стрейнджу. Но Уинч, подняв руку, перебил и того: ситуацию он в общих чертах знает. Он слышал, что подполковник Бейкер обратился к начальству, чтобы ему дали разрешение на ампутацию. Полковник Стивенс пока еще не дал «добро». Другие хирурги вроде бы поддерживают Бейкера.
— Все точно, — облегченно подтвердил Стрейндж. Все-таки здорово снова почувствовать твердую руку старшого. Ему не терпелось спихнуть это дело. — Поддерживать-то поддерживают, да по-разному. Есть один хирург, Каррен его фамилия. Преллу показалось, что он не торопится оттяпать ему конечность, хочет еще посмотреть. Но Бейкер повыше должностью, и потому Каррен молчит, даже если не согласен.
— Значит, и рассчитывать на него нечего, — отрубил Уинч. — Нам нужно знать, врачи верно говорят? Верно Бейкер говорит или нет?
— Кто его знает, — пожал плечами Стрейндж, — Мы что, медики? Мы одно знаем — Прелл хочет спасти свою ногу. Вот мы и стараемся что-нибудь придумать. — Он был рад — радешенек, что теперь не ему принимать решение. — Лэндерс говорил с этим Карреном. Расскажи сам, Лэндерс.
Лэндерс не спеша изложил беседу с подполковником и как неопределенно она закончилась. Ему хотелось, чтобы Уинч знал все как есть, потому что вдруг понял, что не робеет перед ним, как раньше. Он не знал, что придавало ему уверенность-то ли физическая слабость Уинча, то ли эта непонятная ярость, которая накатывалась на него последнее время. Он всегда испытывал потребность быть абсолютно честным с Уинчем. Было в нем что-то такое, что прямо-таки заставляло быть честным. И это осталось.
Лэндерс уже закончил, а Уинч все еще смотрел на него испытующим взглядом.
— Ну а сам-то ты как считаешь? Твое мнение?
— Я склонен думать, что Прелл, вероятно, прав, — ответил Лэндерс. — Подполковник Каррен, наверное, выждал бы, будь Прелл его больным. Но Прелл у другого хирурга. А раз так, то Каррен не будет вмешиваться.
— Выходит, все снова упирается в Стивенса?
— Выходит, так, — отозвался Стрейндж.
— Ну и как же ты намереваешься обработать Стивенса? — ехидно спросил Уинч. — У тебя что, ходы есть?
— Нет у меня никаких ходов, — пожал плечами Стрейндж и, чуть замешкавшись, брякнул насчет ходатайства. Все вместе составляли, все и подписали, у него оно, в тумбочке у кровати, где единственно и разрешается держать личные вещи.
— Ходатайство? В армии? Кому ж это взбрело в голову? Тебе? — Уинч резко повернулся к Лэндерсу.
— Нет, это Прелл сам придумал. — Лэндерс кивнул на Стрейнджа. — И выложил Джонни-Страни.
Уинч удивленно посмотрел на зеленого вояку: он в первый раз услышал, как его бывший писарь открыто назвал старшего товарища по прозвищу. Ну что ж, все мы меняемся, быстро меняемся. Все, кроме поганца Прелла. Так и должно быть. Когда меняется обстановка, расстановка сил тоже меняется.
— Он, конечно, он, как я сам не догадался! Ослиная задница, героя из себя строит, сукин сын, — медленно, тяжело проговорил Уинч. — Весь он тут — затеять заваруху и первым же в нее головой. И ему, натурально, орден. А мы даже не знаем, верно ли врачи говорят.
— Да, не знаем, — сказал Стрейндж. — Но если он понимает опасность и хочет рискнуть, почему не дать ему такую возможность?
— И не заживает нога… Как они это объясняют?
— Никак, — сказал Стрейндж. — Послушай, старшой, ты из-за Прелла сюда приехал?
Уинч зло уставился на Стрейнджа.
— Ты что, спятил? Куда направили, туда и приехал. Как и все вы, кандидаты на погост. Ну а теперь — выматывайтесь. Мне надо прийти в форму. У меня назначение на процедуру.
— Ну, ты сможешь что-нибудь предпринять? — спросил Стрейндж.
— Предпринять? Я? Да кто я такой тут? Это тебе не наш полк.
— Мы бы попросили тебя сделать что можешь, — неожиданно для себя и громко сказал Лэндерс.
Уинч молча и без всякого выражения посмотрел на него. Когда Стрейндж и Лэндерс ушли, он повернулся к своей койке. Потом встал, поправляя халат.
С Джеком Александером нужна иная тактика, не такая, как со стариной Д. К. Хоггенбеком. Этот тоже занимал внушительный кабинет и так же заботился о своих личных удобствах, но на этом сходство кончалось. Уинч понимал это.
Кроме того, он не служил с Александером и не был знаком с ним лично, как со стариной Д. К. Когда капрал Уинч только прибыл на Оаху, Александер Великий, Император, завершал свое царствование и готовился отбыть домой, в Штаты, собирая добро, нажитое им в качестве лучшего боксера военного округа.
Теперь он был уже в годах и выглядел стариком. Лысый череп, изрезанное глубокими морщинами лицо, перебитый нос, огромная челюсть, безгубый, тонкий, как лезвие, и холодный, как льдина, рот, выцветшие голубые глаза, которые чего только не повидали на земле, но не выражали ни любви, ни ненависти, ничего, — все это делало его похожим на большую морскую черепаху, старую и мудрую. Черепаху, которая двести лет бороздила моря и океаны по всей планете, искусно избегая ловушек, расставляемых людьми, и таская в знак доказательства шрамы от всех и всяческих передряг, и сейчас стала такой громадной и многоопытной, что уже не боялась ничего. Александер и впрямь был громаден. Он всегда отличался высоким ростом, даже в прежние времена, но тогда он был сравнительно сухощав. Теперь же у него на полметра выпирал огромный твердый живот, а шея набухла так, что, казалось, вот-вот лопнет. И это был не жир, а мясо, сплошное мясо. Никто не знал, как и почему он решил закончить службу в Общевойсковом госпитале Килрейни в Люксоре.
Уинч машинально подумал: интересно, какое у него кровяное давление?
Толстыми пальцами Александер выхватил откуда-то бутылку виски и широким жестом выставил ее на стол. Уинч кивнул, улыбнулся, пить ему запретили, но он с удовольствием понюхает. Александер налил обоим, сел и знаком предложил Уинчу сесть напротив. Он пока не проронил ни единого слова.
Уинч обмочил губы в виски, собираясь с мыслями.
— Я не успел пока выяснить, нужна ампутация моему парню, этому Преллу, или нет, — начал он.
Александер кивнул.
— Только прибыл, и — нате.
Александер кивнул снова.
— Если дело дойдет до ампутации, значит, так тому и быть, — продолжал Уинч. — Хотя, конечно, хотелось бы спасти малому ногу. Ему почему-то показалось, что один из этих штатских хирургов не стал бы торопиться, будь его воля.
— Это Каррен, — сказал, наконец, Александер. Голос его скрежетал, как рашпиль по металлу, и шел откуда-то из живота и помимо грудной клетки, задубелой от многолетнего по ней битья.
— Да, Каррен, — подтвердил Уинч.
— Полковник Стивенс встревожен. Ждет производства в бригадные. Скандал может помешать ему.
На этот раз понимающе кивнул Уинч.
— Даже если просто пойдут разговоры, — сказал Александер.
— Этот Бейкер, что он из себя представляет?
— Знает, что к чему. Самовлюбленный. Нормальный тип.
— А Каррен?
— То же самое. Только помоложе.
— Значит, выбора нет… А что, если потянуть малость?
— Нет проблемы, — сказал Александер. — Но ваш Прелл может загнуться.
— А у вас тут что, никто не загибается?
Александер, едва помещающийся в большом кресле, чуть заметно повел плечами.
— Бывает.
— Ну вот…
Оба играли на слух, Уинч уже понял.
— Мы на виду, газеты и прочее, — сказал Александер. — У парня, глядишь, родственники объявятся, — Его массивная туша качнулась вперед. — Я с точки прения Старика рассуждаю, полковника Стивенса.
— Родственников у него нет.
— Нет родственников, есть дружки, — сказал Александер.
— Дружки будут молчать. Это я обещаю, — твердо произнес Уинч. — Они за то, чтобы медики повременили.
— Старику… то есть если бы я был на его месте, мне хотелось бы иметь гарантии.
Уинч молчал, взвешивая пришедшую в голову мысль.
— Кстати, у меня с собой… — он не мог выдавить слово «ходатайство». — Есть у меня одна бумаженция, подписанная его однополчанами, которые здесь. Они просят снасти парню ногу.
— Хорошо бы мне копию этой бумаги…
— Чтобы показать Стивенсу?
— Нет, — отрезал Александер. — Этого я не могу.
— Копия будет.
— Подписанная?
— Конечно, подписанная.
— Может пригодиться, — сказал Александер.
— Еще один вопрос, — продолжал Уинч. — Комдив представил Прелла к Почетной медали конгресса. Вам об этом известно? Представление должно быть в его личном деле.
Массивная голова Александера качнулась вперед.
— Есть оно. Старик его видел. Тут интересная штука завязалась. Когда этот парень только попал к нам, я получил запрос относительно него из Вашингтона. Они хотели знать, как его состояние. Ну, мне пришлось отписать, что не очень. Потом я дважды посылал дополнительные бумаги к представлению, но они как воды в рот набрали. Мы, натурально, получаем сюда списки награжденных. Иногда Старик сам вручает награды. На всех пришли ответы, а вот насчет ордена Преллу — ничего. Что бы это значило, как по-вашему?