Туфельки для мамы чемпиона - Анна Аникина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Мальчишки носились на скейтах. Невеста с женихом фотографировались на зелёном газоне возле большой лестницы.
Беата залюбовалась молодожёнами. Такие красивые и счастливые. Глаз не оторвать. — Принцесса, самая красивая женщина в этом городе — это ты. Лучше любой невесты, — зашептал ей на ухо Роберт.
Беата не могла не реагировать на его откровенность. Щеки мгновенно алели. Вроде взрослые, а как подростки, ей Богу. Хотя, думалось Беате, что юный Тухольский не мог бы так откровенно говорить с ней. Так показывать свои чувства и так открываться.
Во дворе замка Беата заглянула в старинный колодец. — Роберт, ты не помнишь, какого он века? — Замок? Четырнадцатого. — А колодец? — Тоже, наверное. А что? — Сейчас начало двадцать первого. Представляешь, сколько людей за шесть с лишним столетий смотрели вот так, как мы, в его глубину.
В старом городе сели в кафе выпить кофе. За соседним столиком компания французов в фанатских футболках обсуждала предстоящий футбольный матч с местной командой. — У поляков сейчас ни одного приличного игрока нет. Разве что в молодежке. А наши всё-таки чемпионы мира. — Да, странные они. Нос задирают, будто не на задворках Европы живут. Они от нас отстали лет на триста. Как они едят эту странную капусту?
Беата видела, как закипает Роберт. Оказывается, он прекрасно понимает французский язык.
— Не понимаю, как французы едят лягушек и улиток. Милый, я думаю, что лучше уж наш бигос, — обращаясь к Роберту в полный голос проговорила Беата по-французски. — Да, дорогая, — отозвался тут же на приличном франзузском слегка обалдевший от её смелости Тухольский, — Я вот тоже думаю, какие же они отсталые. Люблинский старый королевский замок на пятьдесят лет старше, чем Нотр-Дам.
Они переглянулись и прыснули со смеху. Роберт оплатил счёт. Мимо ошарашенных притихших французов пара вывалилась на улицу, смеясь. — Ну, принцесса, ты даёшь! — Это ты меня удивил. Откуда такой шикарный выговор? — Сейчас ещё больше удивлю. Из интерната. И потом два месяца стажировки в ЭйрФранс.
Глава 60
60.
Красицкие ждали их к обеду. Едва Роберт с Беатой переступили порог их дома, на Тухольского налетели дети. Повисли, как на дереве. Он закружил на руках сразу троих.
Беата подумала, что из Роберта вышел бы прекрасный отец. И тут же следующая мысль почти лишила её дыхания. А что, если у него есть где-то ребёнок? Уж больно отточенными были движения, естественной улыбка, когда он встретился с Красицкими-младшими.
Божена оказалась небольшого роста, похожей на сдобную румянцю булочку. Алекс — крупный и высокий. С залысинами на высоком лбу. И умными тёмными глазами. — Ну наконец-то! — шумно приветствовал он вошедших, — не на другом конце света, чай, живём. Еле дождались. Роб, знакомь давай нас с оригиналом.
Божена и Роберт метнули на Красицкого гневные взгляды. Беата не очень понимала, в чем подвох. Подумать она не успела. Алекс уже стиснул её в медвежьих объятиях, потом её ласково обняла его жена.
Дом и вправду был очень уютным. С кучей милых мелочей. Фарфоровые тарелки на стенах. Южная стилистика в интерьерах.
Беата похвалила дом и обстановку. Действительно необычно для восточной Польши. — Это всё Алекс. — Да, это моё альтер-эго. Алессандро Маркус Габриель Красицкий. Дал же бог имячко, да? Buenas duas belleza. Me alegro de verte en mi casa. (Добрый день, красавица. Рад приветствовать вас в своём доме) — Me alegro de verte también. Tu casa es maravillosa. (Мне тоже приятно. Ваш дом прекрасен.) — без запинки ответила Беата. — Тухольский! Ты чёртов счастливчик! Моя жена так и не говорит ни слова по-испански. Беата, может быть вы не окажетесь пообщаться с моей матушкой. Она последнее время говорит только на родном языке. — Конечно. И давай на "ты". — Вооот, сразу видно, наш человек. Не то что… — Алекс, — укоризненный взгляд Божены остановил поток мысли хозяина дома, — дай гостям хоть оглядеться. И обед будет через десять минут. Мама Тереза подождёт.- А я что? Я не против пообедать. — воодушевился Красицкий, — Пойдёмте в столовую. Дети! Мама сказала, десять минут! Кто опоздает, моет посуду! — заорал он в сторону лестницы на второй этаж. — Да, друг, пожрать ты всегда был не дурак, — смеялся Роберт, похлопывая Алекса по выдающемуся животу. — Это всё нервы. Студенты все как один бездари и лентяи! Зачем они, спрашивается, идут в университет? Шли бы заборы красить! Так нет, механико-математический факультет им подавай! А спросишь простое определение, так у них язык в @опе! Вот ты помнишь, что такое предел функции в точке? — Помню, конечно. Тебе кванторами или своими словами? — Да это я так… Ворчу. Ты ж голова! Учился то лучше меня.- Лучше всех Мицковский учился. Где нам до гения. Тебе, кстати, привет.
Беата слушала эту перепалку старых друзей. Любопытство всё больше одолевало. Они знали Роберта все те двадцать с лишним лет, что она пропустила. Столько интересных деталей открывались вдруг.
Сейчас хотелось не упустить ни одной. Она часто так делала. Слушала, а потом анализировала. Делать два дела одновременно сейчас не получалось. Красицкий были дружным и очень шумным семейством.
Алекс рассказывал про работу и своих студентов, жестикулируя. Но сколько бы резких слов в адрес студиозов он сейчас ни говорил, чувствовалось, что преподаватель он интересный и любит своих учеников.
Божена — идеальная хозяйка и мать. Так, по крайней мере, на первый взгляд показалось Беате. То, что она ещё и врач-психиатр, Зимовская держала в уме. Божена очень старалась не разглядывать её в открытую. Но взаимный интерес был понятен. — Мама, — заныла младшая, я вчера у Данека в гостях ела вкусную рыбу. Ты можешь спросить у его мамы и сделать такую же на ужин? — Детка, ты же знаешь, папа не ест рыбу. — Тогда папе курицу, а рыбу только детям.
— Ребята после интерната не едят рыбу, — шепнула Божена Беате. — О, да! Рыбы мы с Тухольским наелись! И натаскались! — откинулся на спинку стула Алекс. Беата превратилась в слух.
— Мы ж тогда бедные были, как церковные мыши. И голодные, как щенки. Вот и грузили ящики с консервами по ночам. И на спортзале экономии, и еду на всё общежитие добывали. — Вы работали, а ели все? — переспросил сын Алекса. — Тогда, знаешь, принято было делиться. Кому-то из дома присылали. Те тоже всё тащили на общий стол. Нас тогда из класса не варшавян было то всего девять. Из двадцати, кажется. — Из восемнадцати, — тихо поправил его Роберт. — Так вы что, пап, за еду работали? — не унимался
