Очарование страсти - Джейн Арбор

В этот вечер Лин оказалось очень на руку распоряжение начальницы о желательной «монолитности» вида женского персонала, потому что она поздно вернулась с дежурства и только успела пройти в зал, когда стал подниматься занавес. Некоторое время ей придется постоять у стенки, надеясь, что она увидит свободное место после первого номера программы, когда ее глаза привыкнут к полумраку. Если бы Пэтси вернулась из Эйре, она бы заняла ей местечко. Или Том… Но Том и она последнее время избегали друг друга, и, хотя ей было грустно из-за этого, Лин сама как-то не могла найти с ним естественный тон.

Она все еще думала о Томе, когда ее тронули за руку. Уорнер Бельмонт встал со своего места с краю ряда и жестами показывал ей, что рядом есть еще одно свободное место.

— Спасибо, — прошептала Лин и заняла его. Уорнер сел рядом с ней, больше не глядя на девушку и не отвлекаясь от сцены. «Он мне предлагает место, но даст понять, что я не вправе ожидать сопутствующей любезности или дружелюбия», — грустно подумала Лин. Она тут же укорила себя за чрезмерную чувствительность и настроилась на то, чтобы наслаждаться концертом.

Между номерами они обменивались формальными репликами о впечатлениях от выступлений. Но так как подходило время, когда должна была появиться Ева, какое-то интуитивное чувство подсказывало Лин, что он так же напряженно ждет этого, как и она сама. Оба они были скованы атмосферой нервного ожидания, которое красавица Ева так умела вызывать.

Сцену еще немного затемнили для выхода Евы, и, когда она появилась, было такое впечатление, будто ниоткуда возник язык пламени. Ее платье было розово-золотым; ее золотые волосы светились над ним, и на локте согнутой руки она держала сноп гладиолусов, таких неожиданных в это время года, что казалось, будто она вышла из сказки.

Она поклонилась в ответ на аплодисменты и положила цветы на крышку рояля, прежде чем начать петь. Она выбрала цикл песен Шумана, и Лин, сидящая со сложенными на коленях руками, приготовилась ощутить увлекательное волшебство ее голоса, которое, подумала она, всегда может преодолеть любое чувство зависти, неприязни или благоговейного страха перед его обладательницей.

Но странно, сегодня она не слышала этого волшебства. Певица с опытом Евы едва ли могла петь неуверенно или просто плохо, но Лин вспомнила, как музыкальные критики писали о том, что в ее прекрасном голосе всегда присутствует особый колорит, и понять, что ее сегодняшнее пение как раз было лишено этого колорита.

Она украдкой посмотрела на профиль сидящего рядом человека. Глаза Уорнера не отрывались от Евы, но он хмурился. Лин невольно подумала о том, какого сурового критика имеет Ева в его лице. Конечно, намек Норы был абсурдным. Невозможно, чтобы он мог ревновать к этому блеску Евы; даже его нахмуренный лоб свидетельствовал о его волнении за нее здесь, в этой аудитории, которую никто не мог назвать искушенной в музыке.

Аплодисменты были оглушительными, как будто исполнение Евы превзошло все ожидания. Когда они затихли, Уорнер повернулся к Лин.

— Ну как? — спросил он строгим тоном.

Лин колебалась, но потом прошептала, что у мисс Адлер прекрасный голос. Он поднял брови:

— Я не жду, что вы будете рассыпаться в ничего не значащих похвалах. Я ожидал от вас большей смелости. Вы ведь слышали раньше, как поет Ева, верно? И вы действительно не замечаете разницы между тем и сегодняшним?

— Если бы и заметила, то едва ли решилась бы критиковать… — начала Лин.

— Ага, тогда, значит, вы согласны, что сегодняшнее исполнение было ниже ее возможностей?

— Я признаю, что я не почувствовала той захватывающей магии в звуке, как в последний раз. Но ведь это может объясняться тем, что я не в том настроении слушаю, или…

— Ну, не думаю, что дело в этом. Э… обстоятельства как раз очень сходные, верно? — Что он мог иметь в виду под этими словами? Он продолжал: — Нет, я боюсь, что просто ее исполнение было не на высоте. Хотя и не знаю почему. Я склонен упрекнуть ее за то, что она согласилась петь, раз чувствовала, что не может дать все, что должна. У нее нет права так бросаться своей репутацией.

Боевой дух Лин немедленно восстал в защиту певицы. Она никогда не пыталась защитить себя, когда его требования становились просто невыполнимыми. Сейчас она даже не успела подумать, как странно то, что она вдруг стала защищать Еву Адлер. Наверное, сама Ева только засмеялась бы со своей прохладной снисходительностью и посоветовала бы ей не обращать внимания… Но прежде чем она могла сдержать свой порыв, слова уже полились горячим потоком:

— Неужели вы никогда не думали, мистер Бельмонт, что нельзя требовать от людей слишком многого, ожидать от них, чтобы они работали как машины, хотя они всего-навсего люди? Например, у мисс Адлер может быть несколько причин, о которых невежливо расспрашивать, — она устала, или больна, или опечаленна, или встревожена чем-то. И конечно, сама эта непредсказуемость спасает людей от превращения в автоматы и даже делает их… милыми?

Голос ее был взволнован, но она старалась говорить тихо, чтобы ее не услышали посторонние. Он заговорил таким же тоном. Прямо и вызывающе глядя на нее, он сказал:

— Как ни странно, но я полностью согласен, что наличие каких-то непредсказуемых качеств в людях может иметь свои привлекательные стороны. Например, ваше внезапное нападение на меня — как освежающий душ. Так что в собственную защиту я могу только сказать: видимо, я сделал слишком поспешное заключение о том, почему Ева далеко не полностью раскрылась, приписав это каким-то ее эгоистическим соображениям.

— Едва ли у вас есть право судить других, мне кажется, — тихо проговорила Лин.

— Нет? Но видите ли, я никогда не видел раньше, чтобы Ева позволила эмоциям одержать верх над ее работой. Хотя, я бы сказал, это обычный недостаток женщин. — Он улыбнулся: — Ну, вот теперь можете ругать меня за огульное обвинение всех женщин в этом грехе.

Но Лин, растерявшись от его насмешек, не нашла в себе сил продолжать этот разговор. Перед началом исполнения Евой следующего цикла песен он поднялся, извинился и ушел.

Вернулась Пэтси — счастливая и снова миловидная после своего отдыха. Обратный путь она проделала одна, но Майкл встретил ее в Лондоне и привез в Спайрхэмптон. Когда Лин вошла к ней в комнату поздороваться, она увидела сияющую Пэтси.

— Он попросил меня выйти за него замуж, — объявила Пэтси, раскрасневшись. — Представь себе!

— И представлять нечего! Я так рада, — сказала Лин, обнимая подругу. — Ну и как все это было?

— В поезде, когда мы ехали из Лондона. У меня не был заказан билет, а поезд был так набит, что негде было и сесть. Я села на свой чемодан, а Майкл сказал мне, чтобы я опиралась на него. А потом вдруг нагнулся и спросил: «Пэтси, ты выйдешь за меня замуж?» — вот так, без всяких разговоров.