Закрытая школа. Начало - Екатерина Неволина

Мне очень грустно. И еще я все время думаю о вас.

Целуем вас и крепко обнимаем.

Володя торопливо шел по лесу, сжимая в кармане брошку, снятую с Надиной куклы. Эта брошь оказалась второй вещью из списка. Собирать предметы и было одной из причин его пребывания в «Логосе».

Машина связного ждала на прежнем месте.

— Вот, — Володя протянул находку. — Проверь, пожалуйста, эту вещь. Думаю, мы на верном пути.

Связной протянул руку и принял брошку.

— О’кей, — коротко кивнул он, — завтра на этом же месте.

Машина довольно заурчала и тронулась, а Володя остался стоять, глядя ей вслед. Этот человек, связной, был его единственной ниточкой к внешнему миру. Собственно, Володя даже не знал его имени и так и называл: Связным.

Где-то в ветвях сосны закопошилась птица, обрушив на человека целый снежный водопад.

«Ничего, прорвемся», — подумал Владимир, стряхивая с себя снег, и повернул обратно, в сторону школы.

А в это время Андрей Авдеев сидел в кабинете директора, уставившись на матово поблескивающую поверхность широкого стола.

— Когда я раньше видел тебя с сестрой, всегда думал — вот настоящий парень. Надежный, как скала, — укоризненно говорил Виктор Николаевич. — Но теперь я знаю, что это не так. Тебе плевать и на сестру, и на друзей, и на самого себя… Вот скажи мне, где ты взял наркотики?..

— Нигде. Я их вообще не брал, — мрачно ответил Авдеев.

— Я хочу тебе помочь, — Поляков через стол наклонился к нему, — почему ты мне не доверяешь?

Андрей криво усмехнулся.

— При чем тут доверие? — хмыкнул он.

— Андрей, я просто не знаю, что с тобой делать. Ты закрываешься, не хочешь идти мне навстречу… Вот что бы сделал твой отец?

— Вы не мой отец и никогда им не станете! Вот родите собственного сына и помогайте ему сколько влезет. А от меня отстаньте!

Директор молчал.

— Я могу идти? — Авдеев привстал, глядя на опекуна жестко и холодно.

— Иди.

Глава 19. Беглец

Телефон зазвонил, как только Маша вошла на кухню.

Она взяла трубку, ответила.

— Маша?.. — послышался на том конце знакомый голос.

Сердце отчаянно забилось. Чего только она не передумала в эти дни! Вершинина помнила, как, спотыкаясь, бежала по рыхлому снегу в лес, где нашли труп, как кричала до боли в горле: «Максим! Максим!»

— Максим… — внезапно севшим голосом произнесла она и сейчас. — Ты жив!

— Ты там одна? — спросил он, не реагируя на ее радость.

— Да. Где ты? С тобой все в порядке?

Он не ответил ни на один из вопросов, только сказал:

— Мне нужны деньги. Достань для меня хотя бы штуку баксов.

Она растерянно молчала, не зная, что и сказать на заявление сына.

— Понятно. Можно было и не звонить, — в голосе парня послышалось презрение. — Пока, привет Байрону.

— Максим! — она схватилась за край стола, чтобы не упасть. — Не клади трубку! Я достану, обещаю, что достану!.. Куда их принести?

— Поклянись сначала, что не сдашь меня, — удостоверился он.

— Клянусь.

Все моральные аспекты — потом. Сейчас главное — достать деньги. И Маша знала, как их достать. Еще вчера она видела в кабинете Виктора Полякова, прямо в ящике стола, пухлый конверт с деньгами на хозяйственные расходы. Этого должно хватить Максиму на первое время. Если он сбежал — значит, все действительно плохо.

Конверт оказался на прежнем месте. Хорошо. На столе лежали ключи от машины Полякова. Еще лучше — вот и решилась проблема, как добраться до Максима. Да, она готова ради сына на все — красть, убивать… Что угодно. И тот, кто поспешит осудить ее, никогда не имел детей и никогда их не лишался.

Маша ехала по заснеженной дороге. Машина буксовала, норовисто виляла в колеях, но ехала. Это было главное. Какое-то время ее преследовал другой автомобиль. За рулем, кажется, был Виктор — Маша не присматривалась, с ее водительским опытом, стремящимся к нулю, женщину больше занимала дорога. А потом преследователь исчез — то ли отказался от погони, то ли застрял где-то. Вот оно — преимущество поляковского кроссовера.

Максим ждал ее неподалеку, у часовни. Растрепанный, нахохлившийся, похожий на воробья.

— А ничего тачка, — сказал он вместо приветствия. — Смотрю, ты прибарахлилась.

— Это Виктора Николаевича. Я… одолжила, — Маша жадно вглядывалась в его уставшее лицо. — Как ты?

— Нормально, — Макс небрежно закинул за плечо один конец полосатого шарфа. — Деньги принесла?

— Где ты был все это время? — настаивала она. — Мы тут места себе не находили! Не мог, что ли, позвонить?

— Слышь, давай без истерик, — выставил он перед собой руку.

— Тебя ищет полиция! После того, что случилось с Артемом… — Маша осеклась, увидев непонимание в глазах Макса. — Так ты ничего не знаешь?.. В тот день, когда ты ушел, его обнаружили в лесу… Мертвым.

— Не может быть… — Морозов побледнел и сделал шаг назад, тряся головой, словно надеясь пробудиться от кошмара. — Нет…

Максим закрыл лицо рукой, чтобы никто не видел его слез, а Маша подошла ближе, приобняла его…

— Все, — Макс отер лицо кулаком, взглянул на Марию почти неприязненно. — Хватит! Давай деньги, и я пошел.

— Никуда ты не пойдешь!

Виктор Поляков стремительно выскочил на поляну и успел перехватить кинувшегося было бежать Морозова.

— Все живо в машину! — скомандовал директор, бросив на Машу короткий колючий взгляд. — В школе поговорим.

— Ах ты, тварь! Все-таки продала! — презрительно сплюнул под ноги Макс.

— Вот, Старкова, ваш телефон. Заметим, вы превосходно обходились без него все это время. Возьмите, — Войтевич протягивал ей маленький черный аппарат.

Даша смотрела на него с ужасом. Ее серебристый телефончик пропал в ночь, когда убили Темку.

— Ну, будете брать или мне оставить его у себя? — не выдержал биолог, и Даша поспешно схватила мобильник.

Теперь, после окончания уроков, ребята собрались в комнате мальчиков и смотрели на аппарат так, словно он был живым и, возможно, смертельно опасным.

— Единственное, что от Темки осталось, — глухо произнесла Вика.

— Он разрядился, но я знаю, где зарядка, — Ромка поискал под кроватью и, достав провод, подключил его к телефону. — Может, там фотки остались. Сейчас посмотрим…

И тут дверь вдруг отворилась, и на пороге показался Морозов. Хмурый, недовольный.

— Макс! — Даша бросилась к нему на шею, прижалась к холодной щеке. — Ты живой!