Большая Охота. Разгром УПА - Георгий Санников

Новый министр Мешик запретил проводить операции по ликвидации вооруженных оуновцев. Санкционировались те агентурно-оперативные мероприятия, которые обеспечивали захват участников вооруженного подполья только живыми, якобы с целью их дальнейшего использования для захвата оставшихся в подполье других членов ОУН или участия в пропагандистских мероприятиях. Было дано указание начальнику церковного отдела полковнику В. П. Сухонину прекратить разработку униатской церкви. Затем из Москвы последовало указание набирать в органы госбезопасности молодых людей, желательно украинской национальности, родной язык которых украинский. Речь шла о новом наборе трехсот сотрудников для работы в территориальных органах всех восьми областей Западной Украины из числа местного населения, направив их предварительно в центральную школу МГБ в Киеве. Но лишь несколько человек из набранных трехсот отвечали нужным требованиям. Иначе и быть не могло — каждый житель Западной Украины, прямо или косвенно за небольшим исключением, был связан с вооруженным подпольем. Практически в каждой западноукраинской семье прямой или дальний родственник либо погиб в вооруженной борьбе против советской власти, либо был арестован за участие в подполье, либо сослан в Сибирь за пособническую деятельность, за укрывательство подпольщиков, хранение оружия, боеприпасов, листовок и националистической литературы, содействие на оуновских линиях связи, снабжение продовольствием, медикаментами, сбор и передачу информации, да и просто за недоносительство органам госбезопасности о контактах с подпольем. Где уж тут найти кандидатов для работы в органах ГБ с такой «чистой» анкетой.

Мешик дал указание сотрудникам министерства шире использовать украинский язык, а что касается работы в условиях Западной Украины, то здесь от оперативных работников он потребовал безукоризненного знания украинского языка. Многие работники, как и я сам, находили это правильным.

Сам Мешик не знал украинского и решил самостоятельно овладеть им с помощью кого-либо из сотрудников, для кого украинский язык был своим, родным. Наверное, с этой целью он приблизил к себе уже упоминавшегося выше полковника И. К. Шорубалко. Иван Кириллович был не только опытным чекистом-профессионалом. Он был известным в чекистской среде специалистом по разработке оуновского подполья, мастером оперативно-чекистских операций, досконально знал националистическое подполье, всех его лидеров — мертвых и живых. Шорубалко готовил для министра доклады и сообщения на украинском языке, отрабатывал с ним украинскую бытовую лексику. Новый министр решительно взялся за дело, почти ежедневно проводил совещания с руководством, внимательно изучал имевшиеся в производстве в оперативных подразделениях основные дела. Особенно это касалось оперативных разработок по линии 2-Н. Однако, в результате указания Мешика захватывать участников оуновского подполья только живыми оставшиеся на свободе немногочисленные вооруженные группы значительно активизировались, о чем свидетельствовали поступавшие с мест агентурные данные.

Я стал свидетелем разговора полковника Сухонина и его заместителя о встрече с министром. Сухонин и полковник Ф. А. Цветухин были вызваны к Мешику. Министр резко критиковал Сухонина за, как он выразился, «слишком острые мероприятия в отношении униатской церкви, что может вызвать ответную и нежелательную реакцию населения». Критикуя работу церковного отдела в этом вопросе, министр дал понять Сухонину, что он не просто недоволен работой отдела, но и считает проводимую Сухониным линию на уничтожение униатской церкви ошибочной и не отвечающей складывающейся политической ситуации на территории Западной Украины. Сухонин, как он рассказывал, растерялся и не стал вступать в спор с Мешиком. Выйдя от министра, Сухонин высказал Цветухину свое недоумение и добавил:

— Я не в состоянии сейчас вступать с министром в полемику, но мне кажется, что министр либо не понимает важности вопроса, либо это что-то еще хуже.

— Что вы имеете в виду, Виктор Павлович? — спросил Цветухин.

— Федор Андреевич, мы давно работаем вместе. И вы, и я выполняем пока еще действующее указание партии по ликвидации униатской церкви, являющейся опорой и базой оуновского движения. Вы должны были поддержать меня. Пока не будет новых указаний по линии Центрального Комитета я буду продолжать осуществляемую работу.

Цветухин промолчал. Каково же было удивление Сухонина, когда на следующий день Сухонин уже один был вызван к министру, который в короткой и сухой беседе по общим вопросам работы отдела дал понять, что ему известна коридорная беседа начальника отдела В. П. Сухонина с начальником управления Ф. А. Цветухиным.

Мешик сказал Сухонину:

— Да, Виктор Павлович, вы являетесь крупным специалистом по вопросам церкви в системе госбезопасности Советского Союза. Но уверены ли вы, что все и всегда понимаете в политической линии нашей партии? Я прибыл на Украину по воле партии и в деталях обсуждал свою работу здесь с членом Политбюро Лаврентием Павловичем, который предельно четко и ясно сформулировал мою задачу. Мне не нравятся ваши настроения и некоторые реплики по поводу моих рекомендаций. Подумайте над этим.

— Товарищ министр, для меня указания моего руководства обязательны к исполнению. Церковная линия, разработка униатской церкви, направленная на ее ликвидацию, осуществляются по указанию ЦК КПСС и ЦК Компартии Украины. Другой линии в моей работе я не знаю.

— А что Лаврентий Павлович Берия — член Политбюро, это не партия? Идите, товарищ Сухонин, и хорошо подумайте над содержанием наших разговоров.

Виктора Павловича Сухонина спасли стремительно развивающиеся события, происшедшие через несколько дней в Москве и Киеве…

— Ваши документы, — остановил меня на входе в здание министерства незнакомый офицер, стоявший с группой других военных в полевой форме, вместо привычного для глаза знакомого вахтера — старшины или сержанта.

Я, с недоумением глядя на незнакомых офицеров, протянул удостоверение личности.

— Оружие имеется с собой?

— Пистолет в сейфе.

— Оружие вам придется на время сдать. Охримчук, проводите лейтенанта.

Поднимаясь по лестнице на второй этаж вместе с незнакомым капитаном, я увидел в глубине коридора нескольких солдат и офицера, возившимися с пулеметом Горюнова, как бы устанавливая его для стрельбы вдоль этого длинного коридора. В комнате находились два сотрудника, пришедшие на службу раньше меня. Сейф, который был открыт, принадлежал не одному мне. В этом металлическом добротном ящике, изготовленном в конце прошлого века, хранились документы и оружие нескольких оперативных работников, в том числе и мои.

По поведению товарищей я понял, что препроводивший меня капитан Охримчук уже изъял оружие и у них.

— А что, собственно, происходит? — спросил я, обращаясь сразу ко всем.

— Я объяснял товарищам. В 11 часов, то есть через час, вас всех соберут в актовом зале и объяснят ситуацию. Большего сказать не могу, сам ничего не знаю, — сказал Охрмчук.

— Ну вы-то армейские или из войск МВД? — спрашивал дальше я.

— Мы из мотомехдивизиона МВД, нас вчера по тревоге машинами перебросили из Львова. Зачем и для чего — мы не знаем.

— Зачем же у нас изымается табельное оружие? — спросил кто-то из присутствовавших.

— У нас приказ, вам все объяснят, — закончил разговор капитан и вышел из комнаты.

Действительно, около 12 часов всех пригласили в актовый зал. За столом президиума нет Мешика, кто-то из замов представляет чекистам нового министра — генерал-лейтенанта Тимофея Амвросиевича Строкача, только что прилетевшего из Москвы. После представления Строкач сразу же обратился к примолкнувшему залу:

— Товарищи чекисты! Вчера в Москве по решению ЦК КПСС и правительства арестован враг партии и советского народа Берия. Одновременно с ним арестовано еще несколько человек, имена которых скоро станут известны. В это же время арестованы ставленники Берии — Мешик, бывший министр внутренних дел Украины, и его заместитель Мильштейн. Решением партии и правительства новым министром назначен я. Прошу всех соблюдать дисциплину и порядок. В системе органов государственной безопасности Украины вводится особое положение. Любое нарушение служебной дисциплины будет строго караться. Вопросов сейчас прошу не задавать. Всем разойтись, начальникам отделов и самостоятельных подразделений прошу остаться.

Из зала все-таки раздалось несколько выкриков: «Почему забрали оружие?» «Нас специально разоружили». «Почему чекистам Украины не верят?»

Строкач поднял руку, сказал:

— Оружие вам вернут сегодня же. Я уже дал команду. Повторяю — все свободны.

Было тихо, так тихо, что в зале слышалось дыхание людей. Стукнула открываемая дверь, зал наполнился звуком шаркающих по паркетному полу, там, где кончались ковровые дорожки, кожаных офицерских сапог и шевровых ботинок. Расходились молча, ныряли в свои кабинеты, недоуменно смотрели друг на друга, курили, перебрасывались отдельными фразами. За Берию было стыдно и неловко. Ведь только пару месяцев назад он выступал от имени всей партии с Мавзолея, прощаясь с вождем: «… тот, кто не слэп, тот выдыт …», и все, кто слышал эти слова, верил и в него, и видел и в нем, в Берии, нового вождя, продолжателя дела гениального Сталина. Все чувствовали себя как будто запачканными.