Некрополь - Дэн Абнетт

— Он выбрал первое.

— Как любой хороший командир. Мне нравится старина Ибрам Гаунт, но он комиссар по призванию. Жесткий, готовый отдать собственную жизнь за веру в Императора, преданный дисциплине. Он вытащил нас оттуда, около двух тысяч, а Танит сгорел у нас за спиной. Но мы рассчитываемся с врагом с тех самых пор.

Балвер кивнул.

— Я полагаю, поэтому вас прозвали Призраками?

Корбек хохотнул и налил им обоим еще сакры.

Балвер молчал какое-то время.

— Я не могу представить, каково это — потерять родной мир.

Корбек не озвучил ответ, пришедший на ум, но Балвер сам увидел логику своих слов и произнес очевидное:

— Надеюсь, и не узнаю.

Корбек поднял стакан.

— Клянусь духом моего утерянного мира, — сказал он жестко, глядя на сакру. — Мы, Призраки, не позволим возникнуть призракам Вергхаста.

Они осушили стаканы глубоким глотком. Балвер поднялся и начал рыться в сундуке, привинченном к стенке транспортера. Он вытащил карты, снаряды и сноп сигнальных флажков, прежде чем нашел, что искал: пузатую бутылку из коричневого стекла.

— Мы выпили ваше танитское пойло, которое я не могу не одобрить, но справедливости ради выпьем теперь Вергхастского марочного. Джойлик. Десять лет, бочковой.

Корбек улыбнулся.

— Единожды можно пробовать все, — он опрокинул стакан, распробовал и снова улыбнулся.

— Или дважды, — добавил он, протягивая стакан.

У огня, разведенного в металлической бочке, Баффелс сидел с Майло, Венаром, Филэйном и Домором. Филэйн и Венар храпели, опершись друг на друга. Домор устало, почти автоматически, черпал ложкой суп.

— Я хочу, чтобы ты держался рядом, — тихо сказал Баффелс Майло.

— Сержант?

— Ой, вот только не начинай эту фигню! Эти погоны должны были дать тебе.

Майло засмеялся, и Филэйн встрепенулся во сне, а затем снова успокоился и захрапел.

— Я был солдатом секунд десять. И я самый младший в Танитском полку. Гаунт никогда бы не спятил настолько, чтобы назначить меня сержантом. Ты заслужил их, Баффелс. Все знают, что они твои.

Баффелс пожал плечами.

— Ты вел нас сегодня. И это тоже все видели. Тебе верят.

— И тебе тоже, и мы работали в команде. Если они за мной пошли, то только потому, что пошел ты. Они могут считать меня счастливым фесовым талисманом, осененным самим комиссаром, но уважают они тебя.

— Но мы ведь неплохо поработали, а?

Майло кивнул.

— Говори что хочешь, но я хочу, чтобы ты был под рукой, рядом со мной, идет?

— Ты сержант.

— И я принимаю командное решение. Люди уважают тебя, так что если ты рядом, они и за мной пойдут.

Майло смотрел в огонь. Он чувствовал, что Баффелса пугали его новые обязанности. Он был отличным солдатом, но никак не ожидал стать командиром. Он боялся облажаться, но Майло знал, что этого не случится, как знал и Гаунт, когда производил повышение. Но если это придаст Баффелсу уверенности, Майло поступит, как он просил. Несомненно, тем странным, бессознательным способом, который наблюдал Майло в перестрелке утром, солдаты в критических ситуациях выбирают своих лидеров, и выбрали Баффелса и Майло.

— Где Танит, по-твоему?

Майло оглянулся, сперва решив, что Баффелс задал риторический вопрос. Но старший смотрел на небо.

— Танит?

— С какой из тех звезд мы пришли?

Майло уставился в небо. Щит отсвечивал зеленым, шипя под каплями дождя. Но все равно можно было разглядеть свет далеких звездных россыпей, прокалывавших черноту.

Майло ткнул наугад.

— С той.

— Уверен?

— Абсолютно.

Это, похоже, удовлетворило Баффелса, и он долго всматривался в мигающий свет.

— Волынка еще у тебя?

На Танит Майло был музыкантом, прежде чем стать солдатом, и в строю раньше был волынщиком.

— Никуда без нее не хожу.

— Сыграй, а?

— Сейчас?

— Мой первый сержантский приказ.

Майло вытащил плотный сверток трубок и мехов из рюкзака. Он прочистил мундштук и вдохнул в мешок жизнь, заставив его тихо выть и поскуливать. Гул болтовни вокруг всех костров стих с первым же аккордом.

Нажимая на меха рукой, он заставил мешок дышать на высокой, пронзительной ноте.

— Что сыграть? — спросил он с трубками в руках.

— «Любимая ждет меня в наловой роще», — неожиданно сказал Домор у него за спиной.

Майло кивнул. Мелодия была неофициальным гимном Танит, более живая, чем официальный планетарный гимн, но печальная почти до боли для любого танитца.

Он заиграл. Мелодия возносилась над двором, над стайками искр, взлетающих над кострами. Один за другим люди запели.

— Что это? — хрипло спросил Балвер, когда Корбек тихонько запел. По всему двору севгруппские солдаты замолчали, когда горестная завораживающая мелодия разлилась в воздухе.

— Песнь призраков, — сказал Корбек и потянулся к сакре.

Главный хребет звенел хором голосов. В залах Легислатуры и в огромной полковой капелле Штаба домов тысячеголосые победные хоры славили победу и пели гимны во спасение.

Шагая по мраморной колоннаде с капитаном Дауром и еще несколькими офицерами к Штабу домов, Гаунт остановился на балконе и посмотрел вниз, на зал полковой капеллы. Он отправил спутников вперед, а сам постоял немного, наблюдая за мессой. Двенадцать сотен певчих в золотых робах, держа перед собой переплетенные в красное книги гимнов, исполняли гимн «Узрите Терры триумф» так, что воздух дрожал.

Высокая сводчатая крыша зала была украшена баннерами компаний и флагами домов, дымок из кадил клубился в свете свечей. Процессия клириков Министорума, несущая позолоченные знамена и шкатулки с реликвиями, замыкаемая детьми-сервиторами, спускалась с главного нефа к Имперскому алтарю, где ожидали интендант Бейнфейл и мастер-законодатель Анофий. В процессии участвовали трое представителей Администратума в капюшонах и три астропата из гильдии, чьи атласные одеяния раздулись от трубочек, проводов и подсоединений. Астропатов несли в паланкинах взрослые сервиторы, и множество трубочек и проводов, тянущихся из складок их мантий, подсоединялись к микродиодам, впаянным в серебряные пластинки.

— Греет душу, не так ли? — поинтересовался голос за спиной у Гаунта.

Гаунт повернулся. Это был Каул.

— Если согревает души улья Вервун, пускай. Хотя все это преждевременно.

— Неужели? — Каул нахмурился, как бы сомневаясь. — Я направляюсь в Штаб домов. Составите компанию?

Гаунт кивнул, и две зловещие черные фигуры в фуражках двинулись вместе по мраморной колоннаде, освещенной мерцающими фонарями, развешанными вдоль стены.

— Сегодня мы добились победы, вы же, кажется, пали духом.

Гаунт хмыкнул.

— Мы отбросили их. Называйте это победой, если угодно. Но она досталась нам дорогой ценой, дороже, чем могла бы.

— Могу я поинтересоваться, на чем вы основываетесь, полковник-комиссар?

Они шагнули в высокую арку, на которой стяги хлопали на ветру. За ними следовал хор.

— Командные и контролирующие системы улья Вервун непригодны для военных действий такого размаха. Система дала сбой. Координация плохо работала в тылу и отказала на передовой. И в самой командной структуре Вервунского Главного очень многое достойно порицания.

Каул резко остановился.

— Я принял бы эту критику лично. Я, в конце концов, старший дисциплинарный офицер улья.

Гаунт тоже остановился и повернулся лицом к Каулу. На его лицо падало слишком много тени.

— Вы, похоже, превосходно выполняете обязанности, комиссар Каул. Вы лучше всех, кого я встречал, разбираетесь в использовании пропаганды и внушений. Но вы удерживаете под контролем местных чистой силой воли, а не благоразумными тактическими приказами. Командование Вервунского Главного не имеет опыта войн подобного масштаба. Все, что они знают, они прочли в учебных текстах и трактатах. Необходимо заставить их положиться на опыт боевых офицеров.

— Таких, как вы и остальные командиры Гвардии вроде генерала Гризмунда?

— Именно. Я верю, что смогу рассчитывать на вашу поддержку, когда мы встретимся в Штабе домов. Мне нужно, чтобы мы были заодно, Каул. Мы не можем тянуть в разные стороны.

— Разумеется. Я разделяю ваше мнение по этому вопросу, полковник-комиссар.

Они продолжили путь. Гаунт слышал примирительные нотки в тоне Каула — и презирал это. Он прекрасно знал о двух десятках запросов о переводе в боевую Гвардию, направленных Каулом за последние три года. Искусный политикан, Каул явно искал расположения Гаунта, предположив, что он мог бы направить хвалебный рапорт и подстегнуть перевод.

— Я так понял, вы казнили Модайла, — сухо заметил Каул.

— Необходимая мера. Преступная халатность.

— Его подвела, как вы выразились, неопытность. Не слишком ли быстрая казнь — для человека, который еще мог бы научиться?