Та, что ждет - Людмила Анина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Экран монитора погас.
12. Ответ
Кнопка чайника тихо щелкнула, и она аккуратно налила себе в чашку кипяток. Завтракать не хотелось совершенно — не было желания даже заглядывать в холодильник, чтобы поинтересоваться, что там лежит. Ничего, горячего чая будет достаточно, а до обеда аппетит авось и разыграется.
На часах было 6 утра.
Мама с папой еще безмятежно спали — она старалась лишний раз не шуметь, чтобы их не разбудить. Мягкие тапочки с двумя голубыми помпонами тихо скользили по гладкому полу — она поставила чайник на место и, обняв кружку пальцами, оперлась о кухонную столешницу и задумалась.
Ей нужно будет не забыть написать сегодня два больших письма и доделать перевод этой зубодробительной английской техинструкции к какому-то станку. Затем эти две кошмарные коробки с файлингом за два прошедших года — ужасное наследство, доставшееся ей от предшественницы, явно не знавшей, что такое делопроизводство, и не желавшей им заниматься. Отправить огромный список канцелярии для заказа, и, упаси Бог, ни про кого не забыть. Потом к трем часам подготовить папку с рекламными материалами, чтобы курьер увез их по назначению. Ах, да, еще и напомнить Меркулову, что ему вчера вечером звонил рассерженный подрядчик…
Она посмотрела на часы — 6.15.
Он еще не доехал до работы и ничего не видел.
Не видел…
Осталось меньше часа, и тогда уже он будет знать, что она на самом деле испытывает к нему. И один Бог знает, как он отреагирует на это. А она уже ничего не сможет изменить — не сможет убежать, спрятаться, сделать вид, что ничего не произошло.
Господи, что он о ней подумает!
Может быть, и не стоило писать это дурацкое письмо — что это теперь изменит? Он увидит его и презрительно усмехнется — теперь она пришла, пришла к нему сама… А строила из себя такую гордячку, такую насмешливую недотрогу!
Ладно, что уж теперь… Смысл сожалеть о том, что невозможно изменить? Даже если он и не прореагирует или отпишется какой-нибудь банальностью, она всегда сможет сохранить лицо и достойно завершить всю эту так некстати разыгравшуюся драму. Благо онлайн-общение всегда позволяет это сделать без серьезного ущерба для самолюбия.
Ну да, написала.
Ну, не ответили. С кем не бывает?
Забыть и бежать дальше.
Она поставила полупустую чашку в раковину и пошла собираться на работу.
В конце концов, что такого особенного она написала в этом письме? Ничего. Ну да, ну больно. Но ведь не сюси-муси-дудуси, я тебя люблю и жить без тебя не могу! Ни на каких ковриках она не сидела, у дверей не рыдала. Была сдержанна. Хотя какое там сдержанна…
Не стоит заблуждаться и прикрываться фиговым листочком. Естественно, из ее письма все понятно, и легко сделать все необходимые выводы. Там и про слезы, и про почувствуй… А что он должен, собственно, почувствовать особенного, если для него все это было милой игрой? И что, после ее слезливых признаний он вдруг ощутит нечто романтическое?
На улице пахло дождем — дождь явно прошел ночью, сильный и долгий, и, хотя с веток еще продолжало капать, зонтик открывать не пришлось. Она с удовольствием вдохнула свежий весенний воздух, еще не наполненный гарью автомобильных пробок, и бодрым шагом направилась к метро.
Она будет в офисе на 45 минут раньше.
И тем лучше.
Во всяком случае, увидев его ответ или пустую аську, она успеет немного успокоиться и сразу погрузится в работу, благо той более чем достаточно. И нечего делать из этого событие, которое стоит такого ожидания! Напишет — извини, я не готов — хорошо, переживем. Не ответит вообще ничего — еще лучше, это тоже будет вполне определенным ответом.
Переходя с «Арбатской» на «Александровский сад», она снова взглянула на часы — было ровно восемь.
Ну вот. Теперь он знает.
Знает…
Какое странное, нелепое ощущение она сейчас испытывала — она боялась узнать ответ и хотела его узнать. Надежда, которую она тщательно запихивала куда-то вглубь себя, в самый дальний уголок своего сознания, все еще тлела в ней, несмотря на все ее страхи и сомнения — робким, теплым огоньком. Они понимали друг друга, понимали с полуслова — во всяком случае, ей так казалось все эти дни. Почему же сейчас она не может рассчитывать на его чувства, на то, что их все еще что-то связывает?
Я не могу без тебя…
Она взлетела на пятый этаж офиса и, бросив рядом с рабочим столом сумку, не раздеваясь, включила компьютер.
Сняла куртку, глядя на загружающийся экран.
Стянула легкие ботинки и надела туфли, стоявшие под столом.
Аська попросила ее набрать пароль.
Господи, ну же…
Да!
Есть сообщение!
flame
08:26 Очароваша…. все, что было сказано для тебя, было сказано от чистого сердца, от души… мне было больно, когда ты отчитала меня, после всего этого я чувствовал себя последней сволочью…. и я постоянно думаю о тебе, вчера я ждал, что ты напишешь, и какова была моя радость, когда я получил твое письмо!!!!
Жар обжег ее лицо, и она задышала — часто-часто, как будто вокруг не хватало воздуха.
Постоянно думаю о тебе…
Значит, и ему, и ему тоже больно, так же, как и ей. И ему плохо оттого, что они расстались! Только… почему же он ждал ее письма, а не написал сам? Зачем было тянуть всю эту волынку и заставлять ее мучиться целых два дня домыслами и сомнениями?
Очаровашка
… а почему же ты сам не написал?….
Ну же…
flame
я несколько раз писал, но так и не решился отправить…..
Почему не решился?? Если бы ты написал сам, я была бы так счастлива!!!
Очаровашка
я а ждала, что ты напишешь……
Каждую минуту…
flame
я себя так паршиво чувствовал… не знал, что сказать, все слова звучали как оправдание… теперь ты, наверное, можешь понять, почему они плачут… и я ничего не могу с этим поделать… но я очень рад, что ты написала!!!!!! не знаю, решился ли бы я написать первым… наверное, написал бы, но когда… я так хочу сейчас посмотреть в твои глаза, чтобы не только почувствовать, но и увидеть, что ты чувствуешь…
Я тоже, тоже хочу посмотреть на тебя и узнать, что ты испытываешь ко мне. Так сильно, что больше ни о чем не могу думать!
Очаровашка
а что там, у тебя внутри?……
И вообще, что у него за мания сравнивать ее с этими рыдающими девицами? Неужели рядом с ним никогда не было женщины, которая не проливала бы по нему слез? Уж кто-кто, а она плакать и унижаться не будет никогда! Неужели он не понимает, что она другая, совсем другая?
