В дали веков - Александр Красницкий

Рюриком овладело было желание повернуть ладьи, пристать к этим угрюмым скалам и узнать от жрецов, занимавшихся гаданьями и предсказанием будущего, что ждет его впереди.

– Милый, зачем нам знать грядущее, – нежно склоняя русую голову на плечо супруга, произнесла Эфанда, когда Рюрик сказал ей о своем намерении, – зачем нам пытать богов? Разве наше грядущее не в наших руках? Разве сама судьба не избрала тебе путь, по которому ты должен идти, уверенный в благоволении к тебе небожителей?

– Ты права, Эфанда! – воскликнул Рюрик. – Мы сами властелины своего будущего!

Он с нежностью взглянул на подругу своей жизни.

Она стояла, устремив на него полный беззаветной любви и ласки взор. Последние лучи заходящего солнца заливали ее ярким светом, играли на золотых подвесках головного убора. Чудно была хороша Эфанда в эту минуту. Рюрик, глядя на нее, чувствовал себя счастливым, бесконечно счастливым.

Веселое пение доносилось до слуха вождя с других ладей. Там Олав, Синеус и Трувор, в кругу своих молодцов, убивали скучное время пути. Им неизвестны были радости семейной жизни. Шум битв, грозный натиск на врага заменяли им нежную ласку любящей жены, кубки с крепким медом веселили их душу, и они тоже были счастливы, по-своему счастливы.

Еще несколько дней пути, и Рюрик с дружиной уже вступил в пределы своей страны – той страны, которую он много лет тому назад оставил жалким изгнанником.

Не доходя до первых ильменских порогов, Рюрик отдал приказание причалить к берегу.

Он быстро понял важность этого места для новой страны. Отсюда начинался с одной стороны и кончался с другой трудный, тяжелый волок. Никто из проходящих со стороны Нова-города или с Нево, не мог миновать его, и Рюрик решил воспользоваться этим. В несколько дней срубил он здесь город, который назвал в честь веселого славянского божества, Ладогой.

Оставив в Ладоге небольшую часть дружины, Рюрик с остальными пошел к Нову-городу.

15. «ПРИВЕТ ТЕБЕ, СОЛНЫШКО НАШЕ!»

Волнуется приильменский край, ожидая своего избранника. Пришла, наконец, весть, когда, в какой именно день прибудет великий князь Рюрик в Нов-город.

Пока не приходило этой вести, еще надеялись на Ильмене, что все, может быть, пойдет по-старому, как и прежде велось, что разговоры все это только пустые, поговорят, поговорят, да и бросят. Не будет никакого князя, не узнает народ приильменский чужой воли.

Но роковая весть пришла.

В пределах земли славянской он уже, плывут его ладьи по старому седому Волхову, а кто видал их, так говорит, что дружины ратной на них видимо-невидимо.

В тот день, когда должен был прибыть Рюрик, Новгород был необыкновенно оживлен. Со всего Ильменя собрались сюда славяне вслед за своими родовыми старейшинами. Кипят концы новгородские собравшимся народом. Все в нарядных одеждах, словно на праздник какой собрались.

Говор во всех углах слышится. Но все сосредоточенно важны. Лица серьезны. Да как и не быть серьезными? Кто знает, какое будущее ждет ильменских славян? Поэтому не слышно в народной толпе ни смеха веселого, ни песен, даже в обычные препирания друг с другом ильменцы не вступают, чувствуют все, что не время теперь для этого. Последние минуты разнузданная вольность славянская доживает.

По всему это заметно.

За три дня до прибытия в Нов-город Рюрика, пришла сюда часть его дружины. Пришла и прежде всего заняла укрепленную часть города. Одни так в Нове-городе и остались, другие же отправились на тот островок, где старый город был. Согнали туда людей великое множество, и тотчас же закипела там спешная работа. Быстро «рубили город». Со всех сторон ограда крепкая явилась прежде всего, внутри нее великолепный шатер был раскинут, и узнал тогда народ приильменский, что будет жить его избранник не в Нове-городе, а на старом его городище. Здесь он будет править суд свой, отсюда будет и дружины посылать для наказания непокорных.

– И зачем ему на старое городище, когда и в Нове-городе хорошо, – удивлялись в народе.

Не могли сообразить приильменцы, что старое городище являлось, сообразно с тогдашним военным искусством, почти неприступной крепостью, в которой владыка своевольного народа, не знавшего доселе ничьей власти, кроме власти своих старейшин, был в полной безопасности, тогда как ничего подобного не могло быть среди буйных новгородцев.

Когда показались паруса ладей, в великое волнение пришел весь народ. Никто не знал, как встречать князя, как величать его.

Впрочем, старейшины догадались.

Они на своих ладьях выехали навстречу Рюрику и остановились ждать его верстах в двух от Нова-города, вниз по течению Волхова. Диву все они дались при виде своего избранника – таким великолепием окружен был в этот момент Рюрик.

Разубранная драгоценными тканями ладья, даже не покачиваясь, скользила по Волхову. Паруса были спущены, шли на веслах. На корме, на самом возвышенном месте ладьи, на троне, раскрашенном причудливой резьбой, искусно позолоченном, весь одетый в блестящие доспехи восседал первый славянский князь со своей супругой.

Взгляд его был строг и добр одновременно, осанка величественна, движения серьезно-важны. Он не был угрюм, но в то же время и не был весел. Позади трона правителя стояли, опершись на копья и секиры, его закованные в железо соратники. В первом ряду их стоял названный брат Рюрика, Олав. Рядом с ним, в гордых, величавых позах, видны были Синеус и Трувор, Аскольд и Дир.

А дальше, за этой первой ладьей, как птицы хищные, скользили по темно-зеленым волнам великой реки славянские бесчисленные ладьи с суровыми пришельцами далекого севера.

На никогда не видавших такого великолепия приильменцев эта картина произвела неотразимое впечатление. Их избранник казался им и на самом деле каким-то посланником богов. Так не вязалась представившаяся их глазам картина с обычной простотой их жизни.

Наконец они стали приходить в себя.

– Привет тебе, князь наш великий! – пронеслось над высокими берегами Волхова приветствие прибывшему в пределы земли славянской первому и единому ее вождю. – Привет тебе, здравствуй на многие лета, надежа наша, красное солнышко!

Искренно было это приветствие, неподделен был восторг народных масс. От всей души называл он своего нового вождя и «надежей», справедливо ожидая от него единой незыблемой правды, и «красным солнышком», каким показался ему в первый момент этот призванный чужеземец.

Рюрик милостиво кивал головой в ответ на радостные крики народных толп, заполнивших собой оба волховских берега.

Около самого Нова-города ладью Рюрика окружили ладьи со старейшинами всех приильменских родов.