Физрук навсегда (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич

— Да фигня же, — сказал я, наконец вспомнив ту нелепую историю с драконом.

— А его любимая, а может быть, сестра Герда проплакала все глаза, и слезы ее окаменели и превратились в жемчуг, и местные жители еще долго находили его в море и пересказывали друг другу эту легенду.

— А потом пришел Добрый Император из Светлой Империи и отобрал у них весь этот жемчуг, к хренам, — сказал Виталик. — И велел нашить его на подвенечное платье для Герды, которая перестала рыдать и маяться дурью и наконец-то согласилась выйти за него замуж. И жили они долго и счастливо, пока не случилась революция.

— Полный бред, — сказал я. — Не может быть, чтобы оно на самом деле так все было. И вообще, это не может быть никакая древняя легенда, потому что с тех пор и года не прошло.

— Может быть, на самом деле все так и не было, — сказал Федор. — Я понимаю, что для тебя это всего лишь незначительный эпизод в твоей игровой карьере, я по лицу вижу, что ты только под конец истории вообще об этом драконе вспомнил. Но люди-то говорят. Люди обсуждают. И эту версию легенды, которая еще вполне может стать древней, я слышал еще когда в академии учился.

— Люди вечно несут какую-то чушь, — сказал я, а про себя подумал, что Коллегия Бардов должна быть разрушена. До основания. А потом на ее месте нужно будет разбить парк с аттракционами, холодными напитками и увеселительными заведениями.

— Как ни крути, Чапай, а ты — игровая легенда, — сказал Федор. — Ты выбился в топы всего за год, может быть, даже чуть быстрее. Ты сокрушил Дом эльфов. Ты сокрушил клан контрабандистов. Ты сокрушил изначальный мир Архитекторов. Ты сокрушил Альвион…. Черт побери, я устану перечислять все, чего ты успел сокрушить за это время. Ты первым прошел Данж Воли. Ты бился с Пожирателем Миров и был свидетелем смерти Разрушителя. Сама Немезида убежала от тебя, поджав хвост.

— А еще он создал Пожирателя, — вставил свои пять копеек Виталик.

— Ты тоже там был, — напомнил я.

— Да, но кто об этом знает? Я — простой элитный зомби, уже даже не высокоуровневый. А ты — топ номер один, главный деструктор всея Системы.

— Можно подумать, что я специально. Оно как-то само так получается, — сказал я.

— Ты — игровая легенда, — повторил Федор. — За твоими приключениями пристально следят. Каждый твой шаг обрастает мифами и легендами вроде той, о которой я сейчас рассказал. И все, что ты сделаешь на этой планете, тоже войдет в историю.

— Если, конечно, кто-нибудь вообще уцелеет. Потому что историю кто-нибудь должен будет, сука, рассказать.

— Кто-нибудь обязательно уцелеет, — сказал Федор. — В этом смысл существования Системы, помните? Как бы сильно планета не получала в самом начале, всегда есть выжившие, которые своим присутствием могут обогатить общую палитру Системы. Не было еще такого, чтобы вообще никто не выжил.

— Так и Чапай при первичном Апокалипсисе раньше ни разу не присутствовал, — заметил Виталик.

— Кстати, да, — сказал Федор. — Это опасный фактор, и он наверняка может на что-то повлиять.

— На самом деле, я думаю, что здесь Система должна нам подыгрывать, к хренам, — сказал Виталик. — По крайней мере, я бы на ее месте все сделал, чтобы выключить Чапая из игры любым способом. Потому что пройдет совсем немного времени, и Чапай превратится во второго Магистра, а двух Магистров даже эта Система не потянет. Легенды, они ведь как? Они лучше всего работают, когда существуют в отрыве от личности, которая их породила. Легенда при жизни — это одно, а жизнь при легенде — это совсем другое.

— Ну и к чему вы мне все это рассказываете?

— Сам подумай, — сказал Виталик. — Впоследствии тебя наверняка опознают по описаниям, а описания будут, я тебя уверяю. Эту историю начнут копать, чтобы сделать из нее очередную легенду или очередную страшилку, это уж каким боком политическая ситуация развернется. И у девушки, если она уцелеет в результате вот этого вот всего, могут возникнуть неприятности просто по факту знакомства с тобой.

— И что ты предлагаешь?

— Ничего, — сказал Виталик. — Или на свидание, но думай головой, в конце концов, она дана тебе не только лишь для того, чтобы в нее есть. И паспорт не забудь, зря я его полночи рисовал, что ли?

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Я взял из его рук паспорт и покрутил в руках. Похож на настоящий, в смысле, фотография моя, печать не отличить от подлинной…

— Подумали, раз уж ты бродишь по городу, документы тебе не помешают, — сказал Федор.

— Но как?

— Да запросто, — сказал Виталик. — Федор выкрал образец при помощи магии, а потом, после того, как я все скопировал, вернул его обратно. И даже никто не пострадал, обрати внимание. А ведь если бы я отправил за документом тебя, ты бы наверняка вернулся назад с тремя пробоинами, а документы были бы заляпаны кровью.

— Многие, казалось бы, неразрешимые проблемы можно уладить при помощи магии, — сказал Федор. — Самый удобный из инструментов, что у меня когда-либо были, и в будущем, если у нас все получится, мне будет сильно ее не хватать.

— Если у нас вес получится, ты о ней даже не вспомнишь, — заметил я.

— Верно, — сказал Федор. — И за это я тебя дополнительно ненавижу.

— Миллиарды жизней…

— Не начинай, к хренам, — сказал Виталик. — Федор все понимает, просто ему нужно время, чтобы примириться с реальностью. А ты вали на свое свидание, а то еще опоздаешь и опозоришь всех землян.

— Опозоришь вас, — сказал я. — Будут еще какие-нибудь напутствия?

— Конечно, — сказал Виталик. — Будь осторожен, ходи опасно, никогда не садись спиной к двери и помни лицо своего отца.

— А я знал, что не надо было спрашивать, — сказал я.

— И чтоб к десяти был дома, — сказал Виталик. — А то вдруг Апокалипсис начнется, а ты не на посту.

— Без меня справитесь, — сказал я. — По сути, я вам на этой стадии уже и не нужен.

— Ты нам всегда нужен, — возразил Виталик. — Как дезорганизующий элемент, вносящий приятную частицу хаоса в любое, даже самое безобидное мероприятие. И постарайся не разрушить город. А то прискачут сюда всадники Апокалипсиса на конях бледных, всех в мыле, а тут уже все в руинах, потрескивает и дымится, и как мы после этого будем выглядеть? Стыдно ведь нам будет, и перед бледными лошадками, сука, неудобно.

Глава 17

Как говорил мой старик-отец, если я захочу посмотреть на древние развалины, то съезжу в деревню навестить твоих бабушку с дедушкой.

Я, признаться, от всей этой архитектурной старины тоже не в восторге. История, застывшая в камне, древность, застывшая в вечности, суть в том, что что-то в чем-то застыло и произошло это в черт знает, какие времена и никакого отношения к текущим событиям не имеет.

Но я все же вполуха слушал своего экскурсовода, потому что если женщина поймет, что ты ее не слушаешь, то начнутся проблемы. Даже если вы только второй день знакомы.

У фортификации, как это водится, была трудная судьба. Пока она еще окончательно не превратилась в развалины, она имела стратегическую ценность (ну как же, на холме) поэтому любая войнушка, затрагивающая этот регион начиналась с ее штурма. Защитники, конечно, держались героически, но крепость раз за разом меняла своих хозяев, а те перестраивали ее сообразно своих вкусам и представлениям об оборонительных сооружениях, что, впрочем, ни к чему хорошему не приводило.

Последняя в этих краях война велась уже при помощи более-менее современных наступательных средств, так что крепость развалили до такого состояния, восстанавливать ее из которого было уже нерентабельно. Сейчас это была просто груда камней, по большей части бесформенная, которую немилосердно опаляло полуденное солнце.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Попутно я вполглаза наблюдал за окружающим пространством. И в какой-то момент это стало любопытно. Нет, развалины как были скучными и горячими, так скучными и горячими остались, но я обнаружил кое-что еще.

Меня «пасли».

Причем, хвостов было аж целых два, и, судя по всему, работали они независимо друг от друга. Потому что один четко знал о наличии второго, а второй о конкуренции в выбранной сфере деятельности даже не подозревал. Первый был крепким профессионалом, и я заметил его чисто случайно. Второго было видно невооруженным глазом аж за километр, и создавалось такое впечатление, что он не особо и скрывается.