Девушка без прошлого. История украденного детства - Шерил Даймонд

— Какого черта! — ору я.

Она выглядит удивленной и невинной:

— Я же сказала тебе заткнуть уши. Ты что, не слышала? Ты испугалась?

— Откуда у тебя пистолет?

— Папочка купил, — говорит она странным детским голоском, как всегда бывает, когда речь заходит об отце. — Когда начнется избирательная кампания, мне придется одной ходить по городу, должна же я себя защитить! Стой там, Бхаджан.

Она целится в другую сторону и снова стреляет. Кора на дереве словно взрывается, резкий незнакомый запах пороха наполняет ноздри.

Кьяра с довольным видом разглядывает свою мишень и коротко, отрывисто смеется.

Все мое сочувствие к ней сразу исчезает. Так всегда и происходит: как только я пытаюсь думать о сестре хорошо, она делает что-то отталкивающее.

— Побежали, — говорю я и срываюсь с места.

Мне хочется оказаться подальше от этого странного смеха. Подальше от всего, чего я не понимаю.

Очередная новая машина, сливочно-белый «линкольн», приобретенный, разумеется, за наличные, мчит, урча, по пустой дороге. Каждое утро по будням папа тридцать пять минут едет от нашего отдаленного района до ближайшей остановки школьного автобуса. Сев в желтую развалюху, мы с Кьярой еще больше часа добираемся до школы.

— Как идет исследование? — бросает папа Кьяре через плечо.

— Очень хорошо, папочка, — быстро отвечает сестра, и я сразу понимаю, что она врет.

Он медлит. В зеркале заднего вида видно, какие строгие у него глаза.

— Ты нашла лучший вариант?

— Мне нужно еще поискать, но уже есть несколько похожих имен.

Я знаю Кьяру и ее манеру формулировать так, что выдает ее с головой. Скорее всего, она не занимается исследованием, а ходит есть запретную еду. Я стараюсь не показывать виду. Обычно мне нет до нее дела, но сейчас ей поручено действительно важное задание: она должна изучить архивы еврейских семей в округе Колумбия и найти имена, похожие на наши нынешние.

Многие иммигранты начинают писать свою фамилию по-другому, чтобы в новой жизни ее было легче произносить, и это здорово нам поможет при подделке генеалогического древа. Ее задача — найти фамилию, похожую на ту, что красуется в наших фальшивых паспортах. Лучше всего, чтобы никого не осталось в живых, чтобы никто не смог нас найти и заявить, что мы никакие не родственники.

Папа твердо решил легитимизировать нашу новую легенду, и мне нравится идея наконец пустить корни и держаться одного имени. Но в то же время мне грустно оттого, что красота и истина перестали быть нашей религией. Их место занял бизнес. Мы меняли веру так же часто, как имена, и я уже ничто не воспринимаю всерьез.

Приближается большая парковка, где останавливается школьный автобус. Папа заканчивает допрос и сосредотачивается на дороге. Еще очень рано, и машин, кроме нашей, нет. В сероватых сумерках мы молча ждем автобус.

И вдруг папа разворачивается и точным движением втыкает ручку в бедро Кьяры. Она орет от боли и неожиданности. Его кулак мелькает раз, другой, третий, вбивая ручку в ногу сквозь длинную юбку.

— Никогда. Не смей. Мне. Врать.

Глаза у него ледяные, лицо красное. Он снова заносит руку.

Машинально я накрываю ее ногу ладонью и слышу собственный голос:

— Не надо!

Он спокойно поворачивается ко мне. Ручка оказывается над моим правым коленом:

— Тоже хочешь?

Я мотаю головой, лишившись дара речи.

— У нее важное задание. Вместо этого она подвергает всех нас опасности. Не лезь, Бхаджан.

Ручка все еще в нескольких дюймах от моей ноги. Я смотрю на его руку, на редкие светлые волоски на побелевших костяшках.

— Выметайтесь из машины, обе!

Через секунду мы оказываемся на улице. Я не заметила, что автобус уже приехал. Вот он стоит, ярко-желтый на сером асфальте. Я иду к нему. Из окон выглядывают сонные бледные лица. Со скрежетом открываются двери, и я с трудом переставляю ноги.

— Доброе утро! — Моя улыбка шире, чем обычно.

— Привет, солнышко! — машет мне водитель.

Кьяра садится отдельно, и я не смотрю на нее.

Прижавшись лбом к холодному стеклу, я мечтаю все бросить, перестать постоянно совершенствоваться и начать просто жить. Подойти к кому-нибудь и сказать: моя семья разваливается. Мама не хочет больше жить, отец обращается с ней как с прислугой, я скучаю по брату, но не хочу, чтобы он во все это возвращался.

И Кьяра… тогда, утром в лесу… Ее дерзкая ложь в лицо человеку, который обязательно ударит. Ее любимому папочке. Что происходит у нее в голове?

Но я молчу и каждое утро сажусь в школьный автобус, который выглядит так же, как все школьные автобусы на свете: ярко-желтый, не знающий тайн.

Глава 21

Вирджиния, 13 лет

Меня арестовывают в супермаркете и сажают в тюрьму. Все это происходит самым обычным вечером. Именно так жизнь подкрадывается и с размаху бьет по голове, когда ты думаешь, что бы приготовить на ужин.

Когда я оказываюсь в отделе косметики, мой взгляд падает на витрину с тушью. Ресницы у меня белесые. Быстро оглядевшись, я накрываю ладонью один из тюбиков, как меня учили, а потом незаметно кладу его в карман.

Я иду дальше и нацеливаюсь на чипсы, когда чувствую рядом чье-то присутствие. Высокий мужчина с постным лицом не успевает сказать ни слова, а у меня уже сводит желудок. Охранник велит мне вывернуть карманы. Он стоит так близко, что я чувствую запах его сигарет.

Паника заставляет мозг работать еще быстрее.

— Я должна поговорить с мамой.

— Нет, ты должна пойти со мной. — Он заслоняет мне все пути к отходу.

Я отчаянно пытаюсь что-то придумать, ладони потеют, тушь в кармане жжет руку, как огонь. Если я выберусь из этого, поклянусь Богу — в кого бы мы ни верили теперь, — что больше никогда не буду делать попыток стать секси. Некоторые вещи просто не должны происходить.

Мы выходим из прохода с чипсами. Я ищу мамину тележку, сердце колотится в груди, и каждый шаг приближает меня к двери охраны. В последнее мгновение я отчаянно кричу: «Мама!» — и молюсь, чтобы она услышала мой голос в шумном магазине. Почти сразу я вижу, как она, бросив тележку, выбегает из отдела со здоровым питанием и направляется к нам. Глаза у нее горят.

— Вы кто? — спрашивает она у охранника, загораживая меня.

Он объясняет, что я преступница. Но меня больше поражает то, что мама выглядит более грозной, чем он, хотя она в два раза меньше охранника. Тихая застенчивая женщина, какой она бывает рядом с моим