НАЧАЛЬНИК ТИШИНЫ - инок ВСЕВОЛОД

– Да. Тут магазины, как рестораны, а рестораны, как дворцы. Мы как-то с Машей сюда в "Царскую охоту" заезжали, так я там половину месячного заработка оставил. Вон она справа, "Охота" эта…

– Тормози! – крикнул Влас и кинулся на руль.

– Ты чего? – Влад дал по тормозам, но БМВ не подвела, даже не вздрогнув, плавно затормозила у бордюра.

– Прости, Влад.

– Ничего себе "прости", чуть аварию не устроил.

– Слушай, у меня тут дело есть.

– Опять начинается? Какое у тебя тут может быть дело?! Проголодался, что ли? – спаясничал Влад.

– Ты мне друг или нет?

– Ну, друг.

– Тогда запаркуйся там, в сторонке, а я в ресторан быстро смотаю. Там Замоскворецкий-Жан обычно ужинает. Мне с ним поговорить нужно. Только ты туда, пожалуйста, не суйся. Очень прошу.

– Обалдел? Тебе что, жить надоело? – повысил голос Влад.

– Жить? – загадочно улыбнулся Влас. – Я жить начинаю только.

Он выпрыгнул в сугроб у обочины и захлопнул дверцу машины.

Глава сорок вторая.

Царская охота

Юлий Юрьевич Замоскворецкий сидел за столиком в углу ресторана "Царская охота" на своем "хозяйском" месте. Взгляд его недвижно застыл на раскрытой папке меню. Сзади уже минут пятнадцать, как солдат на часах, стоял вытянувшийся по стойке смирно официант, ожидая заказа. Юлия Юрьевича тревожить не стоило.

Войдя, Влас чуть не присвистнул. "Да, – подумал он, – российский сервис шагнул вперед. Отдаленно "Русскую избу" или ресторан "Загородный" напоминает, но в том-то и дело, что отдаленно".

Сразу при входе в зал ресторана стояла в половину человеческого роста корзина с сочными красными яблоками. Интерьер был действительно отделан под царские хоромы. По стенам висели портреты царей, княжеские охотничьи трофеи и еще много всего.

Власа встретил метрдотель, одетый в русскую национальную одежду: красный кафтан, атласные шаровары и шитые золотом сафьяновые сапожки. Нересторанный вид Власа вызвал у метрдотеля опасения. Он слегка поклонился вошедшему и с напряжением в голосе спросил:

– Заказывали?

– Нет, не заказывал. Поужинать можно?

– У нас цены высокие.

– Догадываюсь, – невозмутимо ответил Влас.

Метрдотель подозвал официанта. Тот провел Власа к свободному столику, услужливо отодвинул стул с высокой резной спинкой, подал меню и ушел. Влас сделал вид, что изучает меню, а сам исподлобья разглядывал посетителей ресторана. Народу было не очень много, почти половина столиков пустовала. По залу шнырял вертлявый и разговорчивый человек, одетый под повара. Он рекламировал посетителям фирменные блюда. В основном за столиками ужинали парочки, и только за ширмой всерьез пировала веселая компания. Оттуда доносились возгласы тамады:

– Сергей Сергеевич известен всей стране как человек кристальной честности. Не случайно он в числе тех, кто держит на своих плечах производство любимой народом водки "Кристалл"! Так выпьем же этот кристальный напиток за кристально чистого человека, Сергея Сергеевича!

– Ура-а-а!!! – заревел в ответ хор нетрезвых голосов. Дзинь-динь-динь, – зазвенели бокалы.

"Вот он!", – Власа обдало жаром. За столиком в углу сидел Замоскворецкий.

Влас, не долго думая, встал и, как бы прогуливаясь и осматривая ресторан, стал приближаться к столику Замоскворецкого. Пока он шел, в его сознании, словно далекий колокольчик, прозвучали слова Василисы: "И туда, где нет любви, вложи любовь и получишь любовь".

– Здравствуйте, – тихим, но уверенным голосом сказал Влас и сразу же ощутил пронзающий взгляд официанта, готового кинуться на него при любом "неловком" движении.

Замоскворецкий поднял глаза.

– Можно с вами поговорить?

Хозяин "Царской охоты" моментально вышел из оцепенения:

– Кто послал? – с некоторым любопытством спросил он.

– Гость, – ответил Влас и добавил, – и Василиса.

– Какой гость и какая Василиса?

– Гость к вам на улице перед Домом Моды подходил, а Василису у Кати-Гретхен убили.

Влас почувствовал за своей спиной чье-то назойливое присутствие, но оборачиваться не стал.

– Садись, – кивнул Замоскворецкий Власу, – а вы уйдите, сволочи, – прикрикнул он на телохранителя и официанта. – Лучше бы поесть принесли, чем тут ворон считать. Тащите быстро, мне и этому парню.

Влас сел.

– А ты что, тот самый Василисин дружок, что ли? – прищурился Замоскворецкий.

– Тот самый.

Вдруг Влас неожиданно для самого себя спросил:

– А что вам Гость у Дома Моды говорил?

Замоскворецкий оторопел.

– Что говорил? Странный он человек… Кто он такой? Я когда к Дому Моды подъехал, у меня каприз был. Вот, думаю, не пойду к началу просмотра. Пусть ждут, сволочи. Все равно без меня не начнут. Ну и стал по улице гулять. А тут этот… Я сперва подумал, что он сам из моделей, прикид у него прикольный. Но вдруг он мне говорит: "Иди внутрь, тебе угрожает опасность". Я ему: "Что врешь, псих?! Чем докажешь?". А он так спокойно и главное прямо в точку: "Со вчерашнего дня тебя мучает одна и та же мысль: "Что дальше?"". Меня аж пробрало и, может быть, первый раз в жизни я по-настоящему сдрейфил. Ведь и точно, меня эта поганая мысль мучила, сильно мучила.

– Простите, я ваше имя забыл.

– Жан, ну в смысле Юлий.

– Дорогой Юлий… Мне трудно говорить об этом, но, видно, необходимо. В тот вечер у Дома Моды я должен был вас убить за Василису. И убил бы, я ведь уже прицелился, но…

– Но что?!

– Но Он…

Замоскворецкий нервно рассмеялся.

– Так кто же этот "он"?

– Он… – Влас растерялся, не зная, как объяснить, чтобы Замоскворецкий понял. – Он – Гость камеры смертников. Он за нас пострадал. Ему нас жалко. Ему и вас очень жалко, и Он не хотел, чтобы я вас убил. Он сказал, что у вас душа ребенка.

Замоскворецкий переменился в лице, нервно полез в карман, достал из портсигара сигарету, хотел было закурить, но вместо этого изломал ее, швырнул в сторону и гаркнул:

– Нам сегодня жрать принесут!? – А потом тихо сказал, обращаясь к Власу. – Хотел бы я тебе верить, парень… Но разве такое бывает?

Им принесли: "Суп грибной в горшочке", "Раков в мешке", "Медовый сбитень" и еще всякую всячину, – все по старинным русским рецептам. Влас отвык от ресторанной еды, а тут еще приготовлено было с фантазией. Например, грибной суп подали в съедобном горшочке, сделанном из румяного белого хлеба, из коего предварительно вырезали мякиш.

– Ешь, не стесняйся, – подбодрил Власа Замоскворецкий, видя, что тот мнется, – а у меня аппетита нет… Ни аппетита, ни настроения. Раз ты друг Того Странного в балахоне, значит должен что-то в духовном соображать. Объясни, почему мне так плохо.

Влас оторвался от супа:

– А что с вами?

– Со мной?… Ну слушай, раз спросил. Такая вот история. Был я пацаном, легкой атлетикой занимался в "Динамо". Когда афганская война грянула, сам в Афган попросился. Знаешь, почему?

– ?

– Смешно сказать, потому что хотелось собой пожертвовать ради других… А пришлось жертвовать другими. Да еще как жертвовать. До сих пор остановиться не могу. Я в разведбате служил. Сначала, правда, кто-то меня от невинной крови огораживал. Бог, наверно. В бою я само собой убивал, но чтобы детей, баб, стариков или безоружных – такого не было. Помню, пошли мы на задание и на обратном пути ранним утром уперлись в кишлак. А каждый кишлак – это душманская крепость. Он в ущелье стоял, никак его не обойти, а нас время поджимало, да и погоня могла быть. Я первым шел, а приказ такой: первый все живое на своем пути отстреливает из снайперской винтовки с глушаком. Смотрю: стоит дед передо мной в чалме и в халате. Я поерзал, дед-то не виноват, но приказ есть приказ, – выстрелил раз, другой, третий, а дед только ойкает, но не падает. Я аж покраснел, в разведбате цель с первого выстрела накрывать положено, а он стоит и не падает. Тогда я сиганул, деда заломал, нож к горлу. Он худой оказался, как скелет, потому халат на нем, как на огородном чучеле болтался. Вот и получилось, что я три раза в халат попал, а тело не зацепил. Дед нас по-тихому через кишлак провел, и мы его в живых оставили. Поблагодарил я Бога, что невинную кровь не пролил. В другой раз ночью подняли нас по тревоге и повезли на спецзадание, а задание простое – пленных духов расстреливать. Разведбат на это обычно не привлекали, а тут вышло исключение. Мы расстрелы считали сволочной работой, но на войне, как на войне. Отъехали от лагеря, остановились у откоса, с грузовика попрыгали и сразу же без общей команды каждый должен был "своего" духа шлепнуть. На душе тошно, но я стреляю – осечка, второй раз стреляю – вторая осечка. Ты знаешь, что такое две осечки в разведбате?! Двух осечек не может быть, потому что не может быть никогда: оружие чищенное-перечищенное. Тут меня друган выручил, увидел, что я в замешательстве, и хлопнул моего духа. Мы обратно в грузовик и на всех парах домой. Вот такие, брат, дела. Опять отвел меня Бог от невинной крови. А потом… – Замоскворецкий замолчал.