Проклятый остров - Джозеф Ле Фаню

Прошла не одна неделя, прежде чем я достаточно оправился, чтобы предпринять такое путешествие, но вот в конце сентября я выбрал погожий, теплый, тихий день — прощальная, так сказать, улыбка лета, — и рано утром двинулся по дороге на Хальсберг. Я не сомневался, что найду то место, где направо отходит тропа, по которой мы вышли из долины мертвой воды: там растет большое дерево — завидев его, мы и поняли тогда, что отыскали дорогу домой, поняли, что мы спасены. Вскоре я и точно увидел приметное дерево, чуть впереди, по правую руку.

Вероятно, солнечный свет и прозрачный воздух наполняли меня такой бодростью, что, когда я поравнялся с огромной сосной, я и сам уже сомневался в реальности терзавшего меня кошмарного видения, вполне уверовав наконец в то, что все это и правда бредовые фантазии. Тем не менее возле дерева-великана я резко взял вправо и пошел по тропинке через густой подлесок. Не успел я сделать несколько шагов, как споткнулся, зацепившись за что-то ногой. От земли мне в лицо взвился рой мух, и, глянув под ноги, я увидел свалявшуюся шерсть и кучку костей — все, что осталось от купленного в Хальсберге щенка.

Смелость моя тотчас улетучилась, и я понял, что все было наяву и что я по-настоящему боюсь. Однако гордость и дух авантюризма не позволяли мне отступить, и я сцепив зубы пошел через заросли. Тропинка была едва различима, — вероятно, ее вытоптало в подлеске какое-то мелкое лесное зверье, и если в жесткой траве неверный ее след еще вился, то выше ветки смыкались стеной, не продраться. Земля здесь плавно поднималась, и чем выше, тем реже становились заросли, и в конце концов я выбрался на широкий склон холма, где не было ни деревьев, ни кустов, — очень напоминающий тот, на который мы взошли, прежде чем наткнуться на мертвую долину и студеный туман. Я взглянул на солнце — оно светило ярко, на небе ни облачка, в осеннем воздухе слышалось мерное жужжание насекомых, и над головой туда-сюда сновали птицы. Ничто не предвещало опасности, во всяком случае до темноты беспокоиться было не о чем. И я, насвистывая, одним махом взошел на самую вершину бурого холма.

Вот она, Мертвая Долина! Гигантская овальная чаша, такой правильной формы, словно ее сотворила рука человека. Вверху по всему периметру чаши росла трава, заползая „через край“ на вершины обступающих ее холмов, — тускло-зеленая вдоль верхней кромки, черно-коричневая пониже и еще ниже мертвенно-белая, словно в котлован вставили тонкое белое кольцо. А дальше что же? Ничего. Голая бурая твердая земля, поблескивающая кристалликами минеральных солей, неживая, бесплодная. Ни клочка травы, ни веточки, ни даже камня! Одна только спекшаяся глина.

В центре чаши, милях в полутора от меня, посреди голой равнины стояло большое мертвое дерево, вздымавшее вверх свои безлистные тощие ветви. Я не раздумывая стал спускаться в долину. Во мне вдруг не осталось ни капли страха, и даже сама долина уже не казалась убийственно-жуткой, но главное — меня разобрало отчаянное любопытство и одна только мысль владела мною — добраться до Дерева, как будто ничего важнее на свете не существовало! Покуда я продвигался по твердой глине, я заметил, что многоголосье птиц и насекомых совсем смолкло. Нигде не пролетит ни пчела, ни бабочка, ни кузнечик не прыгнет, ни жук не проползет по вымершей земле. Самый воздух здесь был недвижим.

Когда я подходил к дереву-скелету, я заметил блики света на белом холмике вокруг его корней и терялся в догадках, что бы это могло быть. Природа необычного явления открылась мне, едва я приблизился.

Вокруг корней и голого, без коры, ствола лежала груда некрупных костей. Черепа мелких грызунов и птиц тысячами громоздились под деревом, устилая землю в радиусе нескольких ярдов, и еще немного одиноких черепов и скелетов валялось чуть в стороне от этой страшной кучи. Нет-нет мелькала и кость покрупнее — овечье бедро, лошадиные копыта, а в одном месте даже неподвижно осклабившийся человеческий череп.

Я стоял в оцепенении, во все глаза глядя на эту картину, как вдруг плотную тишину прорезал слабый, обреченный крик, доносившийся откуда-то издалека, сверху. Я увидел большого сокола — внезапно он перевернулся в небе и спланировал вниз прямо на дерево. И в следующее мгновение бездыханная птица камнем упала на выбеленные солнцем кости.

Ужас пронзил меня, и я кинулся наутек, в голове все смешалось. Странное отупение разливалось внутри. Я бежал и бежал, все вперед, не оглядываясь. Наконец взглянул наверх. Где же склон? В полнейшем смятении я обернулся. Совсем близко стояло все то же мертвое дерево с грудой костей под ним. Значит, я бегал кругами, и край долины был от меня по-прежнему в полутора милях.

Я стоял ошарашенный, оцепенелый. Солнце уже садилось, красное и безрадостное, неумолимо приближаясь к гребням холмов. На востоке быстро сгущалась тьма. Есть ли у меня еще время? Время! Да разве в этом дело? Воля — вот что мне было нужнее всего. Ноги мои, как в дурном сне, словно приросли к земле. Я едва мог заставить себя передвигать ими, волочась по глиняной корке. А затем я почувствовал, как в меня проникает холод. Я посмотрел вниз. Прямо из земли поднимался прозрачный туман, собираясь тут и там в лужицы, которые растекались, сливались друг с другом и медленно завихрялись точь-в-точь как тонкий голубоватый дымок. Западные холмы наполовину поглотили медный солнечный диск. Когда совсем стемнеет, я снова услышу душераздирающий крик — и тогда я умру. Это я понимал, и, собрав последние крупицы воли, я нетвердым шагом побрел на красный закат сквозь клубящийся туман, который гадко ленился к ногам, словно не хотел меня отпустить.

Напрягая все силы, я удалялся от Дерева, а в душе нарастал страх, и я подумал, что и точно умру. Тишина шла за мной по пятам, словно толпа немых призраков, неподвижный воздух стеснял дыхание, адский туман ледяными пальцами хватал меня за ноги.

Но я вышел победителем! Хотя далеко, далеко не сразу. Когда я на четвереньках полз вверх по бурому склону, я услышал, где-то далеко позади и высоко в небе, тот самый крик, который однажды чуть было не отнял у меня рассудок. Звук был слабый, едва различимый, но это был тот самый жуткий, всепроникающий звук, его не узнать нельзя. Я обернулся. Туман, густой, белесый туман, колыхаясь, подымался выше и выше по бурому склону. Небо золотилось в лучах заката, но внизу все было пепельно-серым, цвета смерти. Лишь на секунду задержался я на берегу этого проклятого моря и потом одним прыжком очутился на другой стороне холма. Передо мной сияло закатное солнце, ночь осталась за спиной, и пока я, падая с ног от усталости, тащился домой, Мертвая Долина погрузилась в кромешную тьму».