Эммелина - Джудит Росснер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– И куда же у нас направляется мисс Эммелина? – Странным образом голос его звучал сразу и строго, и весело.
– За город!
– Именно это я и сказал себе, когда увидел вас из окошка: она думает, что отправляется за город.
– Вы сами мне говорили, что так я окажусь за городом.
– И разве обманул? – спросил он, рукояткой хлыста описывая круг и воздухе. И впрямь, ни с какой стороны не видно было ни дома. Впервые после приезда в Лоуэлл ее окружал такой пейзаж.
Она улыбнулась:
– Нет, вы, конечно, не обманули меня, но все-таки это совсем не Файетт.
– В чем же отличие? – спросил он.
– В Файетте лесистее, меньше полей.
– А, вот оно что, – сказал он. – Ну, в этих краях лес есть тоже, правда, он негустой и путь до него – порядочный. А здесь – луга, пастбища. И лет двадцать назад были одни только пастбища, всюду, там тоже, – добавил он, махнув на этот раз рукой в сторону города.
Она ничего не ответила. Солнце теперь стояло прямо над головой, слепило, мешая смотреть на мистера Магвайра, и все же ей не хотелось отводить взгляда.
– А ну-ка, взбирайся сюда, – сказал он неожиданно, – поедем, я покажу тебе лес!
Он наклонился, помогая ей вскарабкаться, и она, не колеблясь, отдала ему шаль; протянув руки, позволила втянуть себя наверх и секунду спустя оказалась сидящей перед ним – боком в седле. (Раньше ей никогда не случалось так ездить.) Обхватив ее с двух сторон, он взялся за поводья, велел ей держаться за луку, тронул лошадь, и они медленно двинулись по дороге.
– Я ведь тоже приехал из нехудого местечка, – сказал он внезапно.
Ей было неясно, нужно ли как-нибудь отвечать. Уже и раньше возникало ощущение, что он все время разговаривает сам с собой, а то, что говорит вслух, – всего лишь случайная часть этого непрерывного внутреннего разговора.
– В самом деле?
– Да-да, из портового города на южном побережье Ирландии. Есть такой город – Клонакилти. В графстве Корк. Нас, выходцев из тех мест, очень мало. Клонакилти, – повторил он с любовью; казалось, очень давно он не слышал, как звучит это слово. – Ты что-нибудь знаешь про Корк, Эммелина?
– Нет, – сказала она. Добавить, что она и об Ирландии-то ничего не знает, постеснялась. Немыслимо было признаться, что она представления не имела об этой стране, не слышала, кажется, никогда даже слова «ирландцы», пока не приехала в Лоуэлл, где все называли так миссис Басс и его.
– Ты даже представить себе не можешь, как там красиво, – продолжал он. – Ты никогда не бывала на берегу океана? Наверное, нет, ведь твой дом далеко от него. Так вот, поверь, что океан в Америке и вполовину не так красив, как в Ирландии.
И трава здесь не такая зеленая, и небо не такое синее. – Он рассмеялся. – Что же ты молчишь, не скажешь, что все это враки?
Но она приняла сказанное за чистую монету и даже успела уже опечалиться от того, сколько он потерял.
– Они здесь думают, что ты приехал из каких-нибудь трущоб и рад без памяти, что вырвался оттуда, – сказал он вдруг с ожесточением. – А для меня трущобы – это Лоуэлл. – Но, помолчав и успокоившись, добавил: – Да нет, конечно, я не прав. Манчестер – вот трущобы, каких не дай Бог увидеть! Англичане ничего сделать по-человечески не умеют. Американцы все могут, но стараются только лишь для себя. А когда речь заходит о нас, то словно бы забывают все, что умеют.
Мы. Они. Она снова задумалась, принадлежит ли к «ним» мистер Стоун и почему мистер Магвайр не считает себя американцем, хотя столько лет уже прожил в Америке и так давно сделался членом почитаемой лоуэллской семьи.
– Ваши домашние все еще в церкви? – спросила она, когда он замолчал.
– В церкви? – переспросил он рассеянно. – А!.. ты решила, раз воскресенье… Нет, они в Бостоне, а я здесь, потому что некому заменить меня в ткацкой.
– Но они поступили жестоко! – воскликнула она пылко, не успев даже подумать о неприемлемости своих слов. – Им надо было подождать, когда вы тоже сможете поехать!
– Что ж, наверное, я и хотел, чтобы ты так сказала. Иначе зачем и рассказывал! Но теперь слушай: ты не права. Слово «жестокость» совсем не подходит для миссис Магвайр. Она одна из великодушнейших женщин на этой земле. Прекрасная, удивительная женщина.
– Ой, ну конечно же, так, – сказала она, покраснев от смущения, – я вовсе и не имела в виду… Она была так добра ко мне… Я же только хотела сказать, что нужно было подождать, пока…
– Да-да, понимаю. Но дело в том, что мистеру Стоуну необходимо было поехать по делу как раз сейчас, а миссис Магвайр очень трудно безвыездно жить в Лоуэлле. Она много читает, и ей не хватает здесь книг. Она ведь очень умна, Эммелина, и Лоуэлл не в состоянии дать ей необходимой духовной пищи.
Все это звучало как часть бесконечного спора, который он вел сам с собой.
– Поверьте, у меня и в мыслях не было критиковать миссис Магвайр, – снова сказала Эммелина.
Он натянул поводья, и лошадь чуть не остановилась. Повернувшись, чтобы взглянуть на него, Эммелина вдруг оказалась вплотную с его лицом и покраснела пуще, чем прежде.
– Какая ты красивая! – вырвалось у него. – Сколько же ты еще пробудешь в Лоуэлле, радуя меня своим личиком? Недолго, наверно. Поможешь своим справиться с трудностями, а там вернешься домой и выйдешь замуж за какого-нибудь славного парня.
– И вовсе я не хочу замуж! – порывисто возразила она, хотя минутой раньше ей в голову не пришло бы сказать такое.
– Что ж, может, и так, – ответил он. – В Файетте едва ли найдется достойная тебя пара, мне это, в общем, понятно.
Такой поворот беседы ошеломил ее, и она совершенно не понимала, что еще он теперь сделает или скажет. По-прежнему вглядываясь в его лицо, она избегала смотреть в глаза: они были слишком близко.
– Эммелина, а знаешь, какая ты сейчас? Знаешь, что происходит с твоим прелестным лицом? Знаешь, оно просто тает и бесконечно меняется, откликаясь на каждое мое слово. Ты это знаешь? – вдруг спросил он и сразу, не дожидаясь ответа, хлестнул резко лошадь и выкрикнул что-то по-гэльски.
Лошадь сорвалась в галоп и понеслась так, что и Лоуэлл, и его фабрики остались далеко позади. Чем больше они удалялись от города, тем сильнее петляла дорога. На поворотах лошадь заносило, и Эммелина сначала очень боялась упасть. Но руки мистера Магвайра каждый раз крепко сжимались, поддерживая ее, и постепенно она перестала бояться, оттого что ее швыряет то вправо, то влево, и чувствовала себя в безопасности.
Наконец с двух сторон замелькали деревья. Стало видно, что впереди дорога почти теряется в зарослях пихт и сосен. Как только въехали в лес, лошадь, повинуясь воле Стивена Магвайра, пошла почти шагом. Снег в лесу еще не подтаял: ветви деревьев заслоняли от солнца вьющуюся среди стволов тропинку. Стояла полная тишина – ни дуновения ветерка, ни птичьего щебета.