Лаборатория - Мила Светлова

— А заводы?

— А что с заводами? — быстро спросил мой словоохотливый собеседник, который, наверняка, ждал этого вопроса.

— Многие переселенцы участвовали в строительстве заводов, поэтому, даже если им сто раз повторить, что заводы чудесным образом переместились с острова Любви на остров Веры, они этому не поверят.

— Никто из переселенцев и в глаза не видел эти заводы, за исключением Черных Ангелов.

— Не может быть! В учебнике истории… — я замолчала, поняв, что продолжать не следует.

— Браво, — рассмеялся Ангел. — Первый урок ты выучила довольно таки быстро. А вот и второй урок: есть прошлое и есть история. Улавливаешь разницу?

— Нет, — давай, чучело огородное, резвись за мой счет, мне уже на все наплевать.

— Прошлое делается, а история пишется теми, кому это выгодно, причем два этих понятия крайне редко совпадают. Так вот, в прошлом заводы и инфраструктура острова были полностью закончены до того, как прибыла первая партия островитян. А в учебниках истории, которые время от времени переписывались, переселенцы в поте лица работали плечом к плечу с самим Спасителем задолго до Катастрофы. Согласись, это должно вызывать у потомков слезы умиления. Поехали дальше. Третий из факторов, обеспечивших успех грандиозному обману — время, выбранное для переворота, то есть сразу же после смерти Мустафы. Островитяне буквально молились на Спасителя и его кончина была сродни самой Катастрофе. Им казалось, что все, вот он — конец, поэтому мнимая потасовка между двумя группами Ангелов и парочка холостых выстрелов остались даже незамеченными. А когда жители пришли в себя, они узнали, что была попытка переворота, что было перемирие и что исламисты получают в свое распоряжение остров Любви, чтобы строить там государство по закону шариата. Самое смешное, что демократов словосочетание «закон шариата» пугало больше всего, хотя они понятия не имели, что это такое. В общем, под лозунгом, «нет закону шариата» все дружно принялись строить защитную стену вокруг острова Надежды. А вот и последний на сегодня урок из учебника по психологии толпы: толпу гораздо легче в чем-либо убедить, чем одного человека, особенно если убеждает непререкаемый авторитет.

— А засим четвертый урок: ничему не верь и никому не доверяй, особенно тем, кто является авторитетом для толпы. Я имею ввиду шайку Черных Ангелов. А пятый урок для завравшихся подчистую авторитетов таков: если 200 лет назад идея война была не такой уж плохой, то сейчас она стала основным тормозом прогресса, о котором вы так печетесь. Война, загнавшая людей в клетку, которая никогда не откроется, не может быть долго целью, ради которой стоит жить.

— Яйца курицу учат, — с досадой пробормотал Ангел. — Послушай, дурочка, если хочешь умереть легко и с песней, скажи, как твой сообщник смог отключить защитное поле и кто вывел тебя на подземелье?

— Я рассказала вам все, что знаю.

Следователь покачал головой.

— Я распинаюсь перед тобой добрых полдня, а ты так ничего и не поняла.

— Чего я не поняла?

— Дай руку, — потребовал следователь, сменив тон с дружественного на деловой.

— Зачем? — удивилась я.

— Чтобы доходило быстрее. Дай руку!

Я пожала плечами и протянула собеседнику руку. Ангел крепко сжал мою ладонь своей обтянутой мягким и гладким материалом ладонью.

— Мы бы могли действовать по закону: изнурительные допросы, детектор лжи, очные ставки с приближенными Нортона. Например с журналистом Стэнли Черси, которого ты искала. Или стимуляция памяти. Но это долго и не результативно. А время не терпит, раз кто-то уже додумался до того, чтобы отключить защитную стену. Вот тебе и шестой урок: мы, авторитеты, способны на все, чтобы этот авторитет сохранить.

Слезы брызнули у меня из глаз, и я с диким воплем выдернула руку со сломанным мизинцем из ладоней человека в черном.

— Не вынуждай меня еще раз делать тебе больно! — заорал Ангел. — Как мне найти твоего сообщника?

— Я не знаю!

Все таки это не правильно — ломать пальцы человеку, который говорит правду и ничего кроме правды.

Я с трудом разлепила глаза и сквозь пелену, застилавшую взор, разглядела белые стены, белый потолок и какое-то пикающее и мигающее разноцветными лампочками оборудование. Я — в больнице. С трудом заставляя свои затуманенные болью извилины шевелиться, я постепенно вспоминала, как меня угораздило попасть сюда в столь плачевном состоянии. Я вспомнила угрозы о более болезненных методах воздействия, вспомнила диалог с веселым следователем, любящим цитировать классиков и изводить собеседников избитыми сентенциями, вспомнила парализующую пулю и голографический зал с рисунками Сола, вспомнила колодец с протухшей водой и смотровую башню у защитной стены, вспомнила второй дневник отца и эпизод в ви-игре, где мы с Солом изучаем Колизей. Немало времени взяло у меня, чтобы сложить все эти воспоминания вместе и прийти к однозначному выводу: меня держат в Колизее, мне необходимо отсюда выбраться, и я знаю, как это сделать. И хотя мой организм каждой своей клеточкой протестовал против такого варварского обращения, я попробовала сесть и с третьей попытки мне это удалось. Кружилась голова, все тело болело, лицо горело, один глаз почти что не открывался, во рту был соленый вкус крови, а руки тряслись, как у древней старухи. Ангелы, гореть им всем в аду, отделали меня по полной программе. Я дождалась, пока предметы прекратят свистопляску и вернутся на свои законные места и обвела взглядом свою палату. Ага, вот и шкафчик с препаратами, на который упорно обращал мое внимание Сол во время достопамятного копания в схемах виртуального Колизея.

«Запомни, что больница — единственное место в этом заведении, не защищенное паролем, — внушал мне тогда Нортон. — Медицинский шкафчик тоже может пригодиться. Из всего его содержимого, перечисленного картой, я знаю только два лекарства: морфан — болеутоляющее и наркотик и гипнозон — быстродействующее снотворное. Оба теоретически могут послужить оружием. Один укольчик и презренный враг отплясывает весёлый танец дикаря или спит крепким сном младенца. Впрочем, не уверен, что в виртуальном мире они подействуют. Кстати, давно хотел тебя спросить, ты какие наркотики предпочитаешь?

— Никакие, — ответила я, очень хорошо представляя себе реакцию моего партнера.

— Шутишь! — Сол воззрился на меня, как на загадочное явление природы. — Не любишь наркотики? Но почему?

— Не хочу терять над собой контроль.

— Иногда полезно потерять над собой контроль, — назидательно сказал Нортон. — А как по-другому можно расслабиться? Нет, наркотики очень важная для современного человека вещь, иначе и глазом не успеешь моргнуть, как слетишь со всех катушек. Совет знатока: морфан — легкий и приятный во всех отношениях наркотик, но, иногда, особенно в первые приемы, может сопровождаться галлюцинациями. Если решишь воспользоваться морфаном и увидишь вдруг зеленых человечков, предлагающих тебе сделать что-то неприличное, например стриптиз, не поддавайся искушению, а то привлечешь к себе ненужные взгляды.